Дмитренко, Григорий Николаевич

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Дмитренко Григорий Николаевич»)
Перейти к: навигация, поиск
Григорий Дмитренко
Личная информация
Полное имя

Григорий Николаевич Дмитренко

Гражданство

СССР
Украина

Дата рождения

1 июля 1945(1945-07-01) (78 лет)

Рост

152 см

Вес

52 кг

Григо́рий Никола́евич Дмитре́нко (укр. Григорій Миколайович Дмитренко; 1 июля 1945) — советский гребец, бронзовый призёр Олимпийских игр. Мастер спорта СССР международного класса и заслуженный мастер спорта Украины.



Карьера

На Олимпиаде в Москве Григорий был рулевым в составе восьмёрки и вместе со своим экипажем выиграл бронзовую медаль[1].

В 1996 году Дмитренко вновь принял участие в Олимпиаде. Он представлял Украину и в составе восьмёрки занял 4-е, последнее, место в финале Б. На момент выступления Григорию исполнился 51 год и 22 дня и таким образом он стал самым возрастным участником Игр от Украины.

Тринадцатикратный чемпион СССР, победитель чемпионатов Европы и призёр чемпионатов мира.

Напишите отзыв о статье "Дмитренко, Григорий Николаевич"

Примечания

  1. [www.gazeta.ru/sport/london2012/history/moscow_1980/ Москва - 1980] (рус.). Газета.Ru. Проверено 1 ноября 2013. [www.webcitation.org/6EPIxsH6R Архивировано из первоисточника 13 февраля 2013].
Чемпион мира 1985года ЗМС и заслуженый тренер УКРАИНЫ

Ссылки

  • [www.sports-reference.com/olympics/athletes/dm/hryhoriy-dmytrenko-1.html Дмитренко, Григорий Николаевич] — олимпийская статистика на сайте Sports-Reference.com (англ.)
  • [gazeta.zn.ua/SOCIETY/grigoriy_dmitrenko_ya_s_molodosti__rulevoy.html Григорий Дмитренко: «Я С МОЛОДОСТИ — РУЛЕВОЙ»] (рус.). Zn.ua. Проверено 2 ноября 2013.

Отрывок, характеризующий Дмитренко, Григорий Николаевич

– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!


На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.