Дмитриевская (Константино-Еленинская) церковь

Православный храм
Дмитриевская (Константино-Еленинская) церковь
Страна	Украина
Город	Киев
Конфессия	Украинская православная церковь Московского патриархата
Архитектурный стиль	Украинское барокко
Архитектор	И. Г. Григорович-Барский
Первое упоминание	1682
Строительство	1743—1750 годы
Состояние	сохранилась только трапезная

Храм Святого Димитрия Ростовского и равноапостольных Константина и Елены — православный храм в Киеве, памятник украинского барокко, разрушенная большевиками в 1930-х годах. Сохранившаяся трапезная расположена по адресу: ул. Щекавицкая, 6/8.

Деревянный храм в честь равноапостольных Константина и Елены известен по документам с 1682 года. В 1742-50 гг. на его месте был построен каменный храм с колокольней. В то же время был построен и трапезный храм в честь Святого Димитрия Ростовского. Это одна из первых работ Ивана Григоровича-Барского.

В сталинский период храм и колокольня были разрушены, но трапезный храм, перестроенный в XIX веке, сохранился, так как использовался в качестве спортзала.

Здание передано Украинского православной церкви Московского патриархата в 2005 году. Освящено 14 октября 2005 года. В храме хранятся иконы святых Дмитрия Ростовского и Луки Крымского с частицами мощей. Имеются планы достройки купола, чтобы придать храму законченный вид.

• Dmitrievskaya church in Kyiv2.JPG
• Dmitrievskaya church in Kyiv.JPG

Примечания

Достопримечательности Киева  

</td> </tr>

Отрывок, характеризующий Дмитриевская (Константино-Еленинская) церковь

А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!