Дмитриевский, Алексей Афанасьевич

Алексей Афанасьевич Дмитриевский
Место рождения:	станица Дурновская, Астраханский уезд, Астраханская губерния, Российская империя
Место смерти:	Ленинград, РСФСР, СССР
Научная сфера:	история церкви, археология

Алексей Афанасьевич Дмитриевский (11 (23) марта 1856 — 10 августа 1929) — русский византинист, историк Церкви; профессор по кафедре церковной археологии и литургики в Киевской духовной академии, Почётный член Императорского Православного Палестинского Общества.

Биография

Родился 11 марта 1856 года в Астраханской губернии; окончил Астраханскую духовную семинарию, затем в 1878 году поступил в Казанскую духовную академию. В 1882 году назначен преподавателем гомилетики и литургики в Самарскую духовную семинарию, однако по ходатайству ректора академии протоиерея Александра Владимирского был оставлен на кафедре литургики у профессора Н. Ф. Красносельцева.

В декабре 1883 года получил степень магистра за диссертацию «Богослужение в Русской Церкви в XVI веке. Часть первая. Службы круга седмичного и годичного и чинопоследования таинств», которую Красносельцев оценивал как «весьма солидный вклад в науку археологии вообще и археологии православного Богослужения, в частности».

13 марта 1884 года получил кафедру литургики и церковной археологии в Киевской духовной академии, где преподавал до 1907 года. С 1884 года читал лекции по церковной археологии и литургике.

Летом 1886 года отправился на Восток и несколько месяцев занимался изучением богослужебных рукописей на Афоне (всего описал 38 типиконов и более 100 других богослужебных рукописей). В 1888 году работал в библиотеке Синайского монастыря с рукописями и иконами (всего описал более 500 икон). В 1889, 1891, 1893 и 1898 годах он вновь посетил Иерусалим, Афон, а также Константинополь, Афины, Италию.

В 1895 году вышла в свет докторская диссертация «Описание литургических рукописей, хранящихся в библиотеках Православного Востока. Том 1. Часть 1. Памятники патриарших Уставов и ктиторские монастырские Типиконы». В 1896 году был удостоен степени доктора церковной истории.

В Киевской духовной академии создал литургическую школу. В журнале «Труды Киевской духовной академии» за 1886—1907 годы опубликовал 44 отзыва о сочинениях студентов. Один из его учеников, Н. Д. Успенский, писал:

«Это был не только выдающийся учёный, исследователь и талантливый лектор, но и прекрасный педагог, умевший пробудить у своих учеников любовь к труду и науке».

В 1906 году уехал в Петербург работать в Предсоборном Присутствии; по поручению Святейшего Синода, участвовал в Комиссии по исправлению славянского текста богослужебных книг; принял деятельное участие в занятиях Императорского Православного Палестинского Общества (ИППО). В 1907 году был избран секретарём последнего — по выбору председателя ИППО великой княгини Елисаветы Феодоровны и по рекомендации вице-председателя ИППО Николая Аничкова. В ноябре 1907 года, получив звание заслуженного профессора и пенсию, оставил преподавание в КДА.

В 1918 году, не принявший уклона в деятельности Палестинского Общества в научный аспект, прекратил в нем свою работу, но продолжая поддерживать контакты с его членами, переехал в Астрахань, где получил кафедру греческого языка в недавно открытом университете, а в 1919 году был избран проректором.

В 1922 году был арестован по обвинению в противодействии изъятию церковных ценностей, основанием для чего послужил поданный им в комиссию протест против изъятия предметов церковной утвари XVII—XVIII веков; был осуждён на год условно и выпущен на свободу в октябре того же года.

В январе 1923 года, после закрытия Астраханского университета, возвратился в Петроград, где поселился в части своей прежней квартиры в доме, некогда принадлежавшем ИППО (Мытнинская ул., д. 10, кв. 10) и пытался устроиться на работу в Палестинское Общество, но все ставки были заняты. Участвовал в работе Русско-византийской комиссии при Академии наук.

С осени 1923 года читал лекции по литургике на Богословских курсах в Петрограде (с середины 1925 года Высшие Богословские курсы; закрыты в августе 1928 года).

Скончался 10 августа 1929 года; погребён на братском кладбище Александро-Невской Лавры.

Признание

За свои капитальные труды и издания литургических текстов Дмитриевский был избран почетным членом всех четырёх Духовных Академий. В 1903 году его избрали членом-корреспондентом Академии наук по Отделению русского языка и словесности, а в 1923 году — членом Славянской комиссии Академии наук.

Произведения

Архив А. А. Дмитриевского хранится в Российской национальной библиотеке в Санкт-Петербурге, фонд 253, другая часть материалов находится в Архиве Академии наук, фонд 214.

• «Богослужение в русской церкви в XVI в. Часть I. Службы круга седьмичного и годичного и чинопоследования таинств» (Казань, 1884, магистерская диссертация);
• «Путешествие по Востоку и его научные результаты» (Киев, 1890);
• «Современное богослужение на православном Востоке» вып. 1, (Киев, 1891);
• «Древнеиудейская синагога и её богослужебные формы в отношении к древнехристианскому храму и его богослужебным формам» (Казань, 1893);
• «Патмосские очерки. Из поездки на остров Патмос летом 1891 г.» (Киев, 1894);
• «Евхологион IV века Сарапиона, епископа тмуитского» (Киев, 1894);
• [byzantinorossica.org.ru/dmitrievskii.html «Описание литургических рукописей, хранящихся в библиотеках православного Востока» (т. I, Киев, 1895; т. II, ib., 1901)] ;
• «Православное русское паломничество на Запад (в Бар-град и Рим) и его насущные нужды» (Киев, 1897);
• «Архиепископ елассонский Арсений и мемуары его из русской истории» (Киев, 1899);
• «Книга Требник и её значение в жизни православного христианина» (Киев, 1902).
• «Граф Н. П. Игнатьев, как церковно-политический деятель на православном Востоке», Спб. 1909.
• Дмитриевский А. А. [www.patriarchia.ru/db/text/9189.html Исправление книг при патриархе Никоне и последующих патриархах] / Подготовка текста и публикация А. Г. Кравецкого; Отв. ред. В. В. Калугин. — М.: Языки славянской культуры, 2004. — 160 с. — (Studia philologica: Series minor). — ISBN 5-94457-130-6.
  • Желтов М. С., диакон. [cyberleninka.ru/article/n/dmitrievskiy-a-a-ispravlenie-knig-pri-patriarhe-nikone-i-posleduyuschih-patriarhah-podgotovka-teksta-i-pubikatsiya-a-g-kravetskogo-m-2004 Рецензия на книгу: Дмитриевский А. А. Исправление книг при патриархе Никоне и последующих патриархах / Подготовка текста и публикация А. Г. Кравецкого. М., 2004. 160 с.] // Вестник Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Серия 1: Богословие. Философия. Религиоведение. 2005. № 14. С 191—195.

[old.rsl.ru/table.jsp?f=1016&t=3&v0=%D0%94%D0%BC%D0%B8%D1%82%D1%80%D0%B8%D0%B5%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9+%D0%90%D0%BB%D0%B5%D0%BA%D1%81%D0%B5%D0%B9+%D0%90%D1%84%D0%B0%D0%BD%D0%B0%D1%81%D1%8C%D0%B5%D0%B2%D0%B8%D1%87+&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&useExternal=true&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=b3&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=4&debug=false&x=19&y=11 Книги Дмитриевского] в РГБ.

Ссылки

• [www.pravenc.ru/text/178601.html Дмитриевский Алексей Афанасьевич] Статья в Православной энциклопедии
• [www.krotov.info/history/19/1890_10_2/1929_dmitrievs.htm Б. Сове. Русский Гоар и его школа]
• [www.academia.edu/3125061/_._._ Акишин С. Ю. Последний период жизни и судьба научного наследия профессора Киевской духовной академии А. А. Дмитриевского // Труды Киевской духовной академии. № 15. Киев, 2011. С. 250—267.]
• [www.academia.edu/3125125/_._._ Акишин С. Ю. Преподавательская деятельность профессора А. А. Дмитриевского на Высших богословских курсах Ленинграда // Труды Киевской духовной академии. № 17. Киев, 2012. С. 251—278.]
• Дмитриевский, Алексей Афанасьевич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-50360.ln-ru Профиль А. А. Дмитриевского] на официальном сайте РАН

Отрывок, характеризующий Дмитриевский, Алексей Афанасьевич

– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.


Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!