Дмитриевское городище

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Городище
Дмитриевское городище

Зеркало с Дмитриевского городища.
Страна Россия
Область Белгородская
Статус Археологический памятник
 Объект культурного наследия РФ [old.kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=3100000240 № 3100000240]№ 3100000240
Состояние Частично исследовано
Координаты: 50°29′20″ с. ш. 37°00′05″ в. д. / 50.48889° с. ш. 37.00139° в. д. / 50.48889; 37.00139 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=50.48889&mlon=37.00139&zoom=12 (O)] (Я)
Археологические культуры
Лесостепная культура скифского времени
Салтово-маяцкая культура
Древнерусская

Дми́триевское городи́ще — археологический комплекс салтово-маяцкой культуры, состоящий из крепости, селища и могильника. Городище расположено на правом берегу реки Короча вблизи современных сёл Дмитриевка и Доброе Шебекинского района Белгородской области.

Городище было известно ещё с 70-х годов XIX века, однако первые археологические работы на памятнике провёл И. И. Ляпушкин в 1951 году. С 1957 по 1973 год комплекс памятников исследовался экспедицией Института археологии АН СССР под руководством С. А. Плетнёвой[1].





Описание

Дмитриевский комплекс исследовался под руководством С. А. Плетнёвой в 1957, 1958, 1960-1962, 1966, 1967, 1970, 1972, 1973 гг. На городище была вскрыта площадь около 1600 кв. м, на селище 1 — 2000 кв.м, на селище 2 — 100 кв.м, на могильнике — более 3000 кв.м. Всего открыто 20 жилищ (два на городище, 18 — на селище)[2].

Дмитриевская крепость была сооружена на мысу высотой около 50 м, на котором ещё в 1 тысячелетии до н. э., т. е. в эпоху раннего железного века располагалось укреплённое поселение. В VIII веке, во времена расцвета Хазарского каганата, аланами построена крепость из меловых блоков. Толщина стены достигала 4—4,5 м, примерно такой же была и её высота. Крепость — своеобразный феодальный замок — служил убежищем в случае опасности для населения, жившего в прилегающих неукреплённых поселениях (селищах).

Могильник включает 161 погребение, большинство из них совершено в катакомбах, выкопанных в твёрдом грунте. Встречаются одиночные и коллективные погребения. В не разграбленных в древности погребениях находят различное оружие, посуду, украшения; встречаются так называемые поминальные тризны и жертвоприношения животных в память об умерших здесь людях, некоторые погребения сопровождались ритуальным захоронением лошади, иногда с упряжью. На Дмитриевском могильнике впервые выявлены погребения мужчин-воинов и молодых женщин, уложенных на слой угля, игравшего, по мнению С.А. Плетнёвой, «связующую роль в обряде посмертного венчания».

У представителей салтово-маяцкой культуры из катакомбных некрополей Дмитриевский и Верхнесалтовский-IV была обнаружена Y-хромосомная гаплогруппа G2 и митохондриальная гаплогруппа I[3].

В начале X века крепость аланов была уничтожена при вторжении печенегов. До XII века здесь жили печенеги, а затем половцы. Со второй половины XII века проживают русичи.

Погребальный обряд

Мужчин хоронили вытянутыми на спине, а женщин — на боку, скорченными. В качестве ритуальной пищи предпочитали конину и орехи, в могилу клали много сосудов. Среди дмитриевских аланов было немало представителей высшей страты, которые в загробный мир уносили сабли, луки и стрелы[4].

Жилища

Типичная постройка на комплексе — это прямоугольное бескоридорное жилище, углубленное в материковое основание на 0,8 м, площадью около 9 кв.м, с открытым очагом в центре жилища, с обработанным полом. Наибольшее количество построек опорно-столбовой и дощато-плаховой конструкций. Преобладающим типом отопительного устройства был очаг. В постройке 14 на Дмитриевском комплексе предположительно находился тандыр. Преобладают постройки площадью до 11,6 кв.м[5].

Современность

Сегодня Дмитриевское городище — объект историко-культурного наследия федерального значения, оно включено в Государственный реестр и находится под защитой закона. На государственную охрану как объект культурного наследия поставлен постановлением Совета Министров РСФСР от 30 августа 1960 года №1327[6].

См. также

Напишите отзыв о статье "Дмитриевское городище"

Примечания

  1. [archeologia31.livejournal.com/4327.html?view=3303#t3303 Дмитриевский археологический комплекс]
  2. Плетнёва, 1989
  3. [arshba.ru/resources/o-kulturnoy-antropologicheskoy-i-geneticheskoy-specifike-don/648 Афанасьев Г. Е., Добровольская М. В., Коробов Д. С., Решетова И. К. «О культурной, антропологической и генетической специфике донских алан» // Е. И. Крупнов и развитие археологии Северного Кавказа. М. 2014.]
  4. Галкина, 2002
  5. Савицкий, 2011.
  6. Постановление Совета Министров РСФСР от 30 августа 1960 года № 1327 «О дальнейшем улучшении дела охраны памятников культуры в РСФСР».

Литература

  • Галкина Е. C. Тайны Русского каганата — М:. Вече, 2002. ISBN 5-94538-010-5
  • Плетнёва С. А. На славяно-хазарском пограничье. Дмитриевский археологический комплекс — М.: Наука, 1989.
  • Савицкий Н. М. [www.aspirant.vsu.ru/ref.php?cand=2154 Жилые постройки лесостепного варианта салтово-маяцкой культуры], диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук — Воронеж: Воронежский государственный университет, 2011.

Ссылки

  • [www.youtube.com/watch?v=liT_ETZafyI#t=173 «Места знать надо». Городище VIII века в Шебекинском районе (17.06.2014)] (youtube.com)

Отрывок, характеризующий Дмитриевское городище

Войска отступали от Вильны по разным сложным государственным, политическим и тактическим причинам. Каждый шаг отступления сопровождался сложной игрой интересов, умозаключений и страстей в главном штабе. Для гусар же Павлоградского полка весь этот отступательный поход, в лучшую пору лета, с достаточным продовольствием, был самым простым и веселым делом. Унывать, беспокоиться и интриговать могли в главной квартире, а в глубокой армии и не спрашивали себя, куда, зачем идут. Если жалели, что отступают, то только потому, что надо было выходить из обжитой квартиры, от хорошенькой панны. Ежели и приходило кому нибудь в голову, что дела плохи, то, как следует хорошему военному человеку, тот, кому это приходило в голову, старался быть весел и не думать об общем ходе дел, а думать о своем ближайшем деле. Сначала весело стояли подле Вильны, заводя знакомства с польскими помещиками и ожидая и отбывая смотры государя и других высших командиров. Потом пришел приказ отступить к Свенцянам и истреблять провиант, который нельзя было увезти. Свенцяны памятны были гусарам только потому, что это был пьяный лагерь, как прозвала вся армия стоянку у Свенцян, и потому, что в Свенцянах много было жалоб на войска за то, что они, воспользовавшись приказанием отбирать провиант, в числе провианта забирали и лошадей, и экипажи, и ковры у польских панов. Ростов помнил Свенцяны потому, что он в первый день вступления в это местечко сменил вахмистра и не мог справиться с перепившимися всеми людьми эскадрона, которые без его ведома увезли пять бочек старого пива. От Свенцян отступали дальше и дальше до Дриссы, и опять отступили от Дриссы, уже приближаясь к русским границам.
13 го июля павлоградцам в первый раз пришлось быть в серьезном деле.
12 го июля в ночь, накануне дела, была сильная буря с дождем и грозой. Лето 1812 года вообще было замечательно бурями.
Павлоградские два эскадрона стояли биваками, среди выбитого дотла скотом и лошадьми, уже выколосившегося ржаного поля. Дождь лил ливмя, и Ростов с покровительствуемым им молодым офицером Ильиным сидел под огороженным на скорую руку шалашиком. Офицер их полка, с длинными усами, продолжавшимися от щек, ездивший в штаб и застигнутый дождем, зашел к Ростову.
– Я, граф, из штаба. Слышали подвиг Раевского? – И офицер рассказал подробности Салтановского сражения, слышанные им в штабе.
Ростов, пожимаясь шеей, за которую затекала вода, курил трубку и слушал невнимательно, изредка поглядывая на молодого офицера Ильина, который жался около него. Офицер этот, шестнадцатилетний мальчик, недавно поступивший в полк, был теперь в отношении к Николаю тем, чем был Николай в отношении к Денисову семь лет тому назад. Ильин старался во всем подражать Ростову и, как женщина, был влюблен в него.
Офицер с двойными усами, Здржинский, рассказывал напыщенно о том, как Салтановская плотина была Фермопилами русских, как на этой плотине был совершен генералом Раевским поступок, достойный древности. Здржинский рассказывал поступок Раевского, который вывел на плотину своих двух сыновей под страшный огонь и с ними рядом пошел в атаку. Ростов слушал рассказ и не только ничего не говорил в подтверждение восторга Здржинского, но, напротив, имел вид человека, который стыдился того, что ему рассказывают, хотя и не намерен возражать. Ростов после Аустерлицкой и 1807 года кампаний знал по своему собственному опыту, что, рассказывая военные происшествия, всегда врут, как и сам он врал, рассказывая; во вторых, он имел настолько опытности, что знал, как все происходит на войне совсем не так, как мы можем воображать и рассказывать. И потому ему не нравился рассказ Здржинского, не нравился и сам Здржинский, который, с своими усами от щек, по своей привычке низко нагибался над лицом того, кому он рассказывал, и теснил его в тесном шалаше. Ростов молча смотрел на него. «Во первых, на плотине, которую атаковали, должна была быть, верно, такая путаница и теснота, что ежели Раевский и вывел своих сыновей, то это ни на кого не могло подействовать, кроме как человек на десять, которые были около самого его, – думал Ростов, – остальные и не могли видеть, как и с кем шел Раевский по плотине. Но и те, которые видели это, не могли очень воодушевиться, потому что что им было за дело до нежных родительских чувств Раевского, когда тут дело шло о собственной шкуре? Потом оттого, что возьмут или не возьмут Салтановскую плотину, не зависела судьба отечества, как нам описывают это про Фермопилы. И стало быть, зачем же было приносить такую жертву? И потом, зачем тут, на войне, мешать своих детей? Я бы не только Петю брата не повел бы, даже и Ильина, даже этого чужого мне, но доброго мальчика, постарался бы поставить куда нибудь под защиту», – продолжал думать Ростов, слушая Здржинского. Но он не сказал своих мыслей: он и на это уже имел опыт. Он знал, что этот рассказ содействовал к прославлению нашего оружия, и потому надо было делать вид, что не сомневаешься в нем. Так он и делал.
– Однако мочи нет, – сказал Ильин, замечавший, что Ростову не нравится разговор Здржинского. – И чулки, и рубашка, и под меня подтекло. Пойду искать приюта. Кажется, дождик полегче. – Ильин вышел, и Здржинский уехал.
Через пять минут Ильин, шлепая по грязи, прибежал к шалашу.
– Ура! Ростов, идем скорее. Нашел! Вот тут шагов двести корчма, уж туда забрались наши. Хоть посушимся, и Марья Генриховна там.
Марья Генриховна была жена полкового доктора, молодая, хорошенькая немка, на которой доктор женился в Польше. Доктор, или оттого, что не имел средств, или оттого, что не хотел первое время женитьбы разлучаться с молодой женой, возил ее везде за собой при гусарском полку, и ревность доктора сделалась обычным предметом шуток между гусарскими офицерами.
Ростов накинул плащ, кликнул за собой Лаврушку с вещами и пошел с Ильиным, где раскатываясь по грязи, где прямо шлепая под утихавшим дождем, в темноте вечера, изредка нарушаемой далекими молниями.
– Ростов, ты где?
– Здесь. Какова молния! – переговаривались они.


В покинутой корчме, перед которою стояла кибиточка доктора, уже было человек пять офицеров. Марья Генриховна, полная белокурая немочка в кофточке и ночном чепчике, сидела в переднем углу на широкой лавке. Муж ее, доктор, спал позади ее. Ростов с Ильиным, встреченные веселыми восклицаниями и хохотом, вошли в комнату.
– И! да у вас какое веселье, – смеясь, сказал Ростов.