Дмитриев, Василий Васильевич

Василий Васильевич Дмитриев
Род деятельности:	поэт, прозаик, переводчик
Язык произведений:	русский
[az.lib.ru/d/dmitriew_w_w/ Произведения на сайте Lib.ru]

Васи́лий Васи́льевич Дми́триев (1777, Кострома — 1820) — русский поэт.

Биография

Родился в Костроме. Учился в гимназии при Академии наук в Петербурге. Работал в области астрономии.

Был одним из основателей Вольного общества любителей словесности, наук и художеств и состоял его членом с 15 июля 1801 по 9 мая 1812 года, избирался членом Комитета цензуры.

С апреля 1802 года служил в Сибири под началом тобольского губернатора А. М. Корнилова.

В 1807 году вернулся в Петербург и служил в Министерстве народного просвещения.

Творчество

Ряд своих произведений («О театре», «Гордость») и переводов («О законодателях, именующих себя пророками» Рейналя) читал в «Вольном обществе…» в 1801—1804 годы. Одно из произведений — ода «Гармония мира» (1802) — написано вольными ямбами, которые, чередуясь в пределах восьмистишия, не нарушают гармонию стиха.

В 1804 году предлагал «Вольному обществу…» осуществить коллективный перевод «Философической истории обеих Индий» Рейналя.

В 1809 году издал свою первую и единственную книгу «Ореады», в которую вошли собственные произведения (в том числе стихи, посвящённые природе Сибири) и переводы (в том числе поэмы Гельвеция «Благополучие»).

Писал также теоретические статьи просветительского характера (например, «О воспитании женского пола» — была прочитана на заседании Общества 22 октября 1810 года).

Литература

• [feb-web.ru/feb/irl/il0/il5/il521982.htm Вольное общество любителей словесности, наук и художеств] // История русской литературы: В 10 т. — М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1941. — Т. 5, Ч. 1: Литература первой половины XIX века. — С. 198-224.

Ссылки

• [az.lib.ru/d/dmitriew_w_w/ Дмитриев, Василий Васильевич] в библиотеке Максима Мошкова
• Смирнов-Садовский Д. [wikilivres.ru/А8/Василий_Васильевич_Дмитриев Василий Васильевич Дмитриев]. Викиливр. Проверено 20 апреля 2016.

Отрывок, характеризующий Дмитриев, Василий Васильевич

– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.