Дмитриев, Владимир Карпович

Влади́мир Ка́рпович Дми́триев
Дата рождения:	24 ноября (6 декабря) 1868(1868-12-06)
Место рождения:	Смоленская губерния, Российская империя
Дата смерти:	30 сентября 1913(1913-09-30) (44 года)
Место смерти:	Гатчина
Страна:	Российская империя
Научная сфера:	экономика

Влади́мир Ка́рпович Дми́триев (24 ноября (6 декабря) 1868 года, Смоленская губерния — 30 сентября 1913 года, Гатчина) — российский экономист. Известен в первую очередь как автор «Экономических очерков» (1904), в которых предпринял попытку объединить идеи классиков и маржинализма.

Биография

Родился в имении Рай в семье агронома. Учился в тульской гимназии, из которой выпустился в 1888 году и поступил на медицинский факультет МГУ, но вскоре перевёлся на юридический факультет, который окончил в 1896 году. После окончания работал акцизным контролёром. Из-за открывшегося туберкулёза был вынужден уволиться. Затем занимался научной и литературной работой, публиковался в журналах «Критическое обозрение» и «Русская мысль». Во время службы контролёром Дмитриев занимался изучением проблемы алкоголя. Во второй половине 1890-х годов им была написана работа «Критическое исследование о потреблении алкоголя в России» (издана в 1911 году). В данном исследовании он сделал вывод, что потребление алкоголя зависит не от цены на него и благосостояния населения, а от уровня урбанизации страны и процентного соотношения рабочего класса.

Над «Экономическими очерками» — своим главным научным трудом — начал работать ещё на старших курсах юридического факультета. В 1898 г. в типографии Московского университета была напечатана первая часть «Экономические очерки. Выпуск первый. Теория ценности Д. Рикардо (Опыт точного анализа)». Этой работой он заявил о себе как о первом российском экономисте-математике. В 1902 г. публикует продолжение своего научного труда «Экономические очерки»: «Очерк II. Теория конкуренции О.Курно» и «Очерк III. Теория предельной полезности». В 1904 г. все три ранее опубликованных экономических очерка были изданы отдельной книгой «Экономические очерки. (Серия 1-я: Опыт органического синтеза теории ценности и теории предельной полезности)». Автор предполагал подготовить ещё одну серию из трёх очерков: по теории ренты, промышленных кризисов и денежного обращения.

Теорию трудовых издержек Рикардо Дмитриев соединил с понятием предельной полезности, что позволило ему связать заработную плату и прибыль, создать свою теорию цен, которые устанавливаются равными издержкам производства. Дмитриев одним из первых предложил технологические коэффициенты и предложил метод вычисления полных затрат труда.

Его идеи оказали влияние на лауреата Нобелевской премии в области экономики В. В. Леонтьева, а так же на ряд американских и европейских экономистов.

В СССР книги Дмитриева не издавались. В 1968 году его труд «Экономические очерки» был издан на французском языке, а в 1974 г. — на английском.

Литература

• Дмитриев В.К. [books.e-heritage.ru/book/10078247 Критические исследования о потреблении алкоголя в России]. — М.: Изд. В.П. Рябушинского, 1911. — 301 с.
• Блюмин И. Г. Теория Дмитриева // Критика буржуазной политической экономии: В 3 томах. — М.: Изд-во АН СССР, 1962. — Т. I. Субъективная школа в буржуазной политической экономии. — С. 533-561. — VIII, 872 с. — 3 200 экз.
• История русской экономической мысли, т. 3, ч. 1, М., 1966.

Ссылки

• Дмитриев, Владимир Карпович // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>

Отрывок, характеризующий Дмитриев, Владимир Карпович

– Ну, как вам, капитан Тушин, не стыдно? – продолжал штаб офицер, – вам бы, кажется, как артиллеристу надо пример показывать, а вы без сапог. Забьют тревогу, а вы без сапог очень хороши будете. (Штаб офицер улыбнулся.) Извольте отправляться к своим местам, господа, все, все, – прибавил он начальнически.
Князь Андрей невольно улыбнулся, взглянув на штабс капитана Тушина. Молча и улыбаясь, Тушин, переступая с босой ноги на ногу, вопросительно глядел большими, умными и добрыми глазами то на князя Андрея, то на штаб офицера.
– Солдаты говорят: разумшись ловчее, – сказал капитан Тушин, улыбаясь и робея, видимо, желая из своего неловкого положения перейти в шутливый тон.
Но еще он не договорил, как почувствовал, что шутка его не принята и не вышла. Он смутился.
– Извольте отправляться, – сказал штаб офицер, стараясь удержать серьезность.
Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное.
Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил: