Дмитриев, Сергей Игоревич

Сергей Дмитриев
Общая информация
Полное имя	Сергей Игоревич Дмитриев
Родился	19 марта 1964(1964-03-19) (60 лет) Ленинград, СССР
Гражданство	СССР, Россия
Рост	186 см
Вес	76 кг
Позиция	нападающий
Информация о клубе
Клуб	Тосно-М
Должность	главный тренер
Карьера
Клубная карьера*
1981—1982	Динамо (Ленинград)	14 (1)
1982—1988	Зенит (Ленинград)	129 (38)
1989	Динамо (Москва)	4 (0)
1989—1990	ЦСКА (Москва)	36 (10)
1990—1991	Херес	20 (2)
1991	ЦСКА (Москва)	16 (4)
1991—1993	Шталь (Линц)	12 (1)
1993—1994	Санкт-Галлен	14 (9)
1993—1994	Хапоэль (Ашкелон)	3 (1)
1994—1995	Бекум	2 (0)
1995—1996	Зенит (СПб)	37 (15)
1997	Тюмень	9 (0)
1997	Спартак (Москва)	6 (1)
1998—1999	Динамо (СПб)	15 (2)
1999	Кристалл (Смоленск)	13 (1)
2001	Светогорец	29 (6)
Национальная сборная**
1986	СССР (ол.)	1 (0)
1985—1988	СССР	6 (1)
Тренерская карьера
2001	Светогорец	тренер
2002	Динамо (СПб)	тренер
2004—2005	Анжи	тренер
2006	Спартак (НН)	тренер
2006	Петротрест
2007	Динамо (СПб)
2009	Сатурн-2	тренер
2011—2012	Карелия
2012—2014	Динамо (СПб)	тренер
2013	Петротрест	и. о.
2015	Сахалин-М
2016—	Тосно-М
Международные медали
Чемпионаты Европы
Серебро	ФРГ 1988
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Серге́й И́горевич Дми́триев (19 марта 1964, Ленинград, СССР) — советский и российский футболист, нападающий, тренер. Мастер спорта СССР (1984).

Биография

Вырос в Ленинграде, в Калининском районе. В спортшколе района играл со второго по шестой класс. Первый тренер — Марк Абрамович Рубин. Затем попал в только что созданную специализированную футбольную школу «Смена» (тренер — Геннадий Ермаков), которую в итоге и окончил.

Профессиональную карьеру начал в «Динамо» (Ленинград), откуда был приглашён в 1982 году Павлом Садыриным в «Зенит». Сначала играл за дубль, где за сезон провел 18 игр и забил 12 мячей.

Осенью 1982 года дебютировал в домашней игре клуба против харьковского «Металлист». Регулярно в основе стал выходить с 1983 года. Играл на позиции нападающего, но в числе лучших бомбардиров не был. Выделялся на поле игровой мощью, скоростью, владел сильным ударом. В 1984 в 1-й раз стал чемпионом страны, завоевав золото вместе с «Зенитом».

В конце первого круга сезона 1986 года получил первую тяжелую травму в карьере — перелом лодыжки в домашнем матче против «Днепра». Игра проходила на искусственном газоне СКК, который в день игры постелили прямо на бетонную основу, из-за чего образовались пустоты между газоном и бетоном. В одну из пустот и угодил ногой футболист. Травма помешала Дмитриеву быть в составе сборной на ЧМ-86.

В сборной СССР 6 игр, забил 1 гол, также сыграл 1 матч за олимпийскую сборную СССР (1985—1986, 1988). Серебряный призёр чемпионата Европы 1988 в её составе (не сыграл на том турнире ни одного матча из-за незалеченных травм — трещина на пальце ноги и паховой грыжи).

Травма 1986 года и её неправильное лечение (нога неправильно срослась, из-за перекоса большая нагрузка шла на колено) предопределили дальнейший характер травм у спортсмена — прежде всего проблемы с коленями.

В 1989 году из-за конфликтов в «Зените», принял решение перейти в «Динамо» (Москва). Провёл четыре игры и выбыл из строя из-за травмы мениска. В этот момент про Дмитриева вспомнил Павел Садырин, и вновь позвал игрока в свою команду, на этот раз в ЦСКА. Вместе с клубом вышел в высшую лигу, стал серебряным призером чемпионата СССР в 1990 году.

Весной 1991 года играл за клуб 2-го дивизиона чемпионата Испании «Херес» (контракт до конца сезона 1990/91). Изначально игрока звали на позицию форварда, но в итоге пришлось играть в полузащите. По итогам сезона клуб вылетел в 3-ю лигу, а Дмитриев вернулся в Москву.

По итогам сезона 1991 года стал обладателем Кубка СССР 1990/91 и чемпионом СССР 1991 в составе ЦСКА.

В чемпионатах СССР (высшая лига) провёл 170 матчей, 46 голов.

По окончании сезона перебрался в Австрию, выступал за «Шталь» (Линц). На следующий сезон играл в швейцарском «Санкт-Галлене». Также играл за израильский «Хапоэль» (Ашкелон) и немецкий «Бекум».

В 1995 вернулся в Санкт-Петербург, снова играл за «Зенит».

Во второй половине сезона 1997 в срочном порядке был призван в «Спартак» (Москва), где он должен был заменить травмированных Кечинова и Бузникина. Однако, клуб неудачно провёл предварительные игры Лиги чемпионов против «Кошице», а Дмитриев по окончании сезона вернулся в Санкт-Петербург. Первую половину сезона 1998 пропустил из-за полугодовой дисквалификации, которая была наложена за высказывания о якобы имевшем место договорном матче последнего тура сезона 1996 «Зенит» — «Спартак» (Москва), который должны были выиграть москвичи.

В чемпионатах России (высшая лига) провёл 25 игр, 2 мяча.

В 1998—1999 годах играл за петербургское «Динамо», затем в 1999 году провёл 13 игр за «Кристалл» из Смоленска. В 2001 году играл за «Светогорец», готовя себя уже к тренерской профессии.

Личная жизнь

Первая супруга — бывшая жена Дмитрия Баранника, одноклубника Дмитриева; есть дети. Сын Алексей — футболист.

Вторая супруга — десятикратная чемпионка России в беге с барьерами.

Достижения

Двукратный чемпион СССР: в составе «Зенита» (1984) и в составе ЦСКА (1991). Чемпион России в составе московского «Спартака» (1997).

Обладатель Кубка СССР 1990/91, финалист Кубка СССР 1984.

Тренерская карьера

Имеет тренерскую лицензию категории А. В 2002 работал тренером санкт-петербургского «Динамо», в 2004—2005 — тренером «Анжи», помогал Дмитрию Галямину. Также работал тренером в командах «Спартак» (НН), «Петротрест», «Сатурн-2». В 2010 работал помощником Максима Бокова в тверской «Волге». В сезоне 2011/12 тренировал петрозаводскую «Карелию». С 2 июня 2012 по 2014 — старший тренер ФК «Петротрест»/«Динамо» СПб. С 28 марта по 29 апреля 2013 года — исполняющий обязанности главного тренера клуба.

В 2015 году был главным тренером молодёжной команды «Сахалина». С февраля 2016 — главный тренер молодёжной команды «Тосно».

Ссылки

• [www.rusteam.permian.ru/players/dmitriev.html Профиль на сайте «Сборная России по футболу»]
• [www.legioner.kulichki.com/index.php?id=11&lang=ru&player=197 Статистика как легионера]
• [zenit-history.ru/index.php/sezony/24-igroki-d/157-dmitriev-sergej-igorevich Статистика на сайте zenit-history.ru]
• [www.sport-express.ru/fridays/reviews/906652/ Сергей Дмитриев: «Шагни я в подъезд — могли убить»]

Отрывок, характеризующий Дмитриев, Сергей Игоревич

«Тогда, когда всё погружено было во мраке, достаточно было, конечно, одного проповедания: новость истины придавала ей особенную силу, но ныне потребны для нас гораздо сильнейшие средства. Теперь нужно, чтобы человек, управляемый своими чувствами, находил в добродетели чувственные прелести. Нельзя искоренить страстей; должно только стараться направить их к благородной цели, и потому надобно, чтобы каждый мог удовлетворять своим страстям в пределах добродетели, и чтобы наш орден доставлял к тому средства.
«Как скоро будет у нас некоторое число достойных людей в каждом государстве, каждый из них образует опять двух других, и все они тесно между собой соединятся – тогда всё будет возможно для ордена, который втайне успел уже сделать многое ко благу человечества».
Речь эта произвела не только сильное впечатление, но и волнение в ложе. Большинство же братьев, видевшее в этой речи опасные замыслы иллюминатства, с удивившею Пьера холодностью приняло его речь. Великий мастер стал возражать Пьеру. Пьер с большим и большим жаром стал развивать свои мысли. Давно не было столь бурного заседания. Составились партии: одни обвиняли Пьера, осуждая его в иллюминатстве; другие поддерживали его. Пьера в первый раз поразило на этом собрании то бесконечное разнообразие умов человеческих, которое делает то, что никакая истина одинаково не представляется двум людям. Даже те из членов, которые казалось были на его стороне, понимали его по своему, с ограничениями, изменениями, на которые он не мог согласиться, так как главная потребность Пьера состояла именно в том, чтобы передать свою мысль другому точно так, как он сам понимал ее.
По окончании заседания великий мастер с недоброжелательством и иронией сделал Безухому замечание о его горячности и о том, что не одна любовь к добродетели, но и увлечение борьбы руководило им в споре. Пьер не отвечал ему и коротко спросил, будет ли принято его предложение. Ему сказали, что нет, и Пьер, не дожидаясь обычных формальностей, вышел из ложи и уехал домой.


На Пьера опять нашла та тоска, которой он так боялся. Он три дня после произнесения своей речи в ложе лежал дома на диване, никого не принимая и никуда не выезжая.
В это время он получил письмо от жены, которая умоляла его о свидании, писала о своей грусти по нем и о желании посвятить ему всю свою жизнь.
В конце письма она извещала его, что на днях приедет в Петербург из за границы.
Вслед за письмом в уединение Пьера ворвался один из менее других уважаемых им братьев масонов и, наведя разговор на супружеские отношения Пьера, в виде братского совета, высказал ему мысль о том, что строгость его к жене несправедлива, и что Пьер отступает от первых правил масона, не прощая кающуюся.
В это же самое время теща его, жена князя Василья, присылала за ним, умоляя его хоть на несколько минут посетить ее для переговоров о весьма важном деле. Пьер видел, что был заговор против него, что его хотели соединить с женою, и это было даже не неприятно ему в том состоянии, в котором он находился. Ему было всё равно: Пьер ничто в жизни не считал делом большой важности, и под влиянием тоски, которая теперь овладела им, он не дорожил ни своею свободою, ни своим упорством в наказании жены.
«Никто не прав, никто не виноват, стало быть и она не виновата», думал он. – Ежели Пьер не изъявил тотчас же согласия на соединение с женою, то только потому, что в состоянии тоски, в котором он находился, он не был в силах ничего предпринять. Ежели бы жена приехала к нему, он бы теперь не прогнал ее. Разве не всё равно было в сравнении с тем, что занимало Пьера, жить или не жить с женою?
Не отвечая ничего ни жене, ни теще, Пьер раз поздним вечером собрался в дорогу и уехал в Москву, чтобы повидаться с Иосифом Алексеевичем. Вот что писал Пьер в дневнике своем.
«Москва, 17 го ноября.
Сейчас только приехал от благодетеля, и спешу записать всё, что я испытал при этом. Иосиф Алексеевич живет бедно и страдает третий год мучительною болезнью пузыря. Никто никогда не слыхал от него стона, или слова ропота. С утра и до поздней ночи, за исключением часов, в которые он кушает самую простую пищу, он работает над наукой. Он принял меня милостиво и посадил на кровати, на которой он лежал; я сделал ему знак рыцарей Востока и Иерусалима, он ответил мне тем же, и с кроткой улыбкой спросил меня о том, что я узнал и приобрел в прусских и шотландских ложах. Я рассказал ему всё, как умел, передав те основания, которые я предлагал в нашей петербургской ложе и сообщил о дурном приеме, сделанном мне, и о разрыве, происшедшем между мною и братьями. Иосиф Алексеевич, изрядно помолчав и подумав, на всё это изложил мне свой взгляд, который мгновенно осветил мне всё прошедшее и весь будущий путь, предлежащий мне. Он удивил меня, спросив о том, помню ли я, в чем состоит троякая цель ордена: 1) в хранении и познании таинства; 2) в очищении и исправлении себя для воспринятия оного и 3) в исправлении рода человеческого чрез стремление к таковому очищению. Какая есть главнейшая и первая цель из этих трех? Конечно собственное исправление и очищение. Только к этой цели мы можем всегда стремиться независимо от всех обстоятельств. Но вместе с тем эта то цель и требует от нас наиболее трудов, и потому, заблуждаясь гордостью, мы, упуская эту цель, беремся либо за таинство, которое недостойны воспринять по нечистоте своей, либо беремся за исправление рода человеческого, когда сами из себя являем пример мерзости и разврата. Иллюминатство не есть чистое учение именно потому, что оно увлеклось общественной деятельностью и преисполнено гордости. На этом основании Иосиф Алексеевич осудил мою речь и всю мою деятельность. Я согласился с ним в глубине души своей. По случаю разговора нашего о моих семейных делах, он сказал мне: – Главная обязанность истинного масона, как я сказал вам, состоит в совершенствовании самого себя. Но часто мы думаем, что, удалив от себя все трудности нашей жизни, мы скорее достигнем этой цели; напротив, государь мой, сказал он мне, только в среде светских волнений можем мы достигнуть трех главных целей: 1) самопознания, ибо человек может познавать себя только через сравнение, 2) совершенствования, только борьбой достигается оно, и 3) достигнуть главной добродетели – любви к смерти. Только превратности жизни могут показать нам тщету ее и могут содействовать – нашей врожденной любви к смерти или возрождению к новой жизни. Слова эти тем более замечательны, что Иосиф Алексеевич, несмотря на свои тяжкие физические страдания, никогда не тяготится жизнию, а любит смерть, к которой он, несмотря на всю чистоту и высоту своего внутреннего человека, не чувствует еще себя достаточно готовым. Потом благодетель объяснил мне вполне значение великого квадрата мироздания и указал на то, что тройственное и седьмое число суть основание всего. Он советовал мне не отстраняться от общения с петербургскими братьями и, занимая в ложе только должности 2 го градуса, стараться, отвлекая братьев от увлечений гордости, обращать их на истинный путь самопознания и совершенствования. Кроме того для себя лично советовал мне первее всего следить за самим собою, и с этою целью дал мне тетрадь, ту самую, в которой я пишу и буду вписывать впредь все свои поступки».
«Петербург, 23 го ноября.
«Я опять живу с женой. Теща моя в слезах приехала ко мне и сказала, что Элен здесь и что она умоляет меня выслушать ее, что она невинна, что она несчастна моим оставлением, и многое другое. Я знал, что ежели я только допущу себя увидать ее, то не в силах буду более отказать ей в ее желании. В сомнении своем я не знал, к чьей помощи и совету прибегнуть. Ежели бы благодетель был здесь, он бы сказал мне. Я удалился к себе, перечел письма Иосифа Алексеевича, вспомнил свои беседы с ним, и из всего вывел то, что я не должен отказывать просящему и должен подать руку помощи всякому, тем более человеку столь связанному со мною, и должен нести крест свой. Но ежели я для добродетели простил ее, то пускай и будет мое соединение с нею иметь одну духовную цель. Так я решил и так написал Иосифу Алексеевичу. Я сказал жене, что прошу ее забыть всё старое, прошу простить мне то, в чем я мог быть виноват перед нею, а что мне прощать ей нечего. Мне радостно было сказать ей это. Пусть она не знает, как тяжело мне было вновь увидать ее. Устроился в большом доме в верхних покоях и испытываю счастливое чувство обновления».


Как и всегда, и тогда высшее общество, соединяясь вместе при дворе и на больших балах, подразделялось на несколько кружков, имеющих каждый свой оттенок. В числе их самый обширный был кружок французский, Наполеоновского союза – графа Румянцева и Caulaincourt'a. В этом кружке одно из самых видных мест заняла Элен, как только она с мужем поселилась в Петербурге. У нее бывали господа французского посольства и большое количество людей, известных своим умом и любезностью, принадлежавших к этому направлению.
Элен была в Эрфурте во время знаменитого свидания императоров, и оттуда привезла эти связи со всеми Наполеоновскими достопримечательностями Европы. В Эрфурте она имела блестящий успех. Сам Наполеон, заметив ее в театре, сказал про нее: «C'est un superbe animal». [Это прекрасное животное.] Успех ее в качестве красивой и элегантной женщины не удивлял Пьера, потому что с годами она сделалась еще красивее, чем прежде. Но удивляло его то, что за эти два года жена его успела приобрести себе репутацию
«d'une femme charmante, aussi spirituelle, que belle». [прелестной женщины, столь же умной, сколько красивой.] Известный рrince de Ligne [князь де Линь] писал ей письма на восьми страницах. Билибин приберегал свои mots [словечки], чтобы в первый раз сказать их при графине Безуховой. Быть принятым в салоне графини Безуховой считалось дипломом ума; молодые люди прочитывали книги перед вечером Элен, чтобы было о чем говорить в ее салоне, и секретари посольства, и даже посланники, поверяли ей дипломатические тайны, так что Элен была сила в некотором роде. Пьер, который знал, что она была очень глупа, с странным чувством недоуменья и страха иногда присутствовал на ее вечерах и обедах, где говорилось о политике, поэзии и философии. На этих вечерах он испытывал чувство подобное тому, которое должен испытывать фокусник, ожидая всякий раз, что вот вот обман его откроется. Но оттого ли, что для ведения такого салона именно нужна была глупость, или потому что сами обманываемые находили удовольствие в этом обмане, обман не открывался, и репутация d'une femme charmante et spirituelle так непоколебимо утвердилась за Еленой Васильевной Безуховой, что она могла говорить самые большие пошлости и глупости, и всё таки все восхищались каждым ее словом и отыскивали в нем глубокий смысл, которого она сама и не подозревала.