Дмитриев, Юрий Дмитриевич
Поделись знанием:
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
| Юрий Дмитриевич Дмитриев (Эдельман) | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Род деятельности: |
писатель |
Юрий Дмитриевич Дмитриев (30 апреля 1926 — 1989) — советский писатель-натуралист.
Биография
Юрий Дмитриев (настоящая фамилия Эдельман) родился в Москве, в семье врача. После войны сотрудничал с газетой «Московский комсомолец» и учился на филологическом факультете Московского государственного университета (закончил в 1950 г.), затем преподавал русский язык и литературу в школе. Прослушал теоретический курс аспирантуры при Академии педагогических наук (1955).
В середине 1950-х годов Дмитриев подготовил кандидатскую диссертацию на тему: «Научно-художественная литература для детей (творчество писателей-анималистов)», в которой он анализировал преемственные связи в творчестве Виталия Бианки, Максима Зверева, Николая Плавильщикова, Веры Чаплиной, Евгения Чарушина[1]. В процессе работы над диссертацией Дмитриев публикует в журнале «Начальная школа» статьи, посвященные творчеству Бианки, Чарушина и Чаплиной[2].
Однако в творческой биографии Юрия Дмитриева педагогика и литературоведение вскоре уступают место собственному писательскому труду. В 1957 году выходит в свет его первая книга «Зеленый патруль», посвященная теме защите природы. Этой теме Дмитриев остался верен на протяжении всей своей жизни, хотя параллельно работал и над созданием целого ряда историко-революционных книг – от биографий Григория Котовского, матроса Железняка, Михаила Фрунзе, Феликса Дзержинского, до документальных очерков о В. И. Ленине.
Книги Юрия Дмитриева о природе знакомят маленьких читателей с жизнью, чудесами и загадками животного и растительного мира. Чтение любой его книжки – это беседа с умным педагогом, умеющим показать читателю любого возраста, как важно беречь мир, где всё взаимосвязано. «Мне хочется, - говорит писатель, – помочь людям понять, какой удивительный и прекрасный мир перед нами, где каждое дерево, каждая бабочка, каждая птица – чудо».[3].
Произведения
- «Зеленый патруль» (Детгиз, М., 1957)
- «Золотой поезд» (Трудрезервиздат, М., 1959)
- «Добрый дятел» (Всероссийское общество охраны природы, М., 1960)
- «Рассказы о Григории Ивановиче Котовском» («Детский мир», М., 1961)
- «Матрос Железняк» («Детский мир», М., 1962)
- «Почему утонул плавунец» (Детгиз, М., 1962)
- «Рассказы о Фрунзе» («Детский мир», М., 1963)
- «Егорка и красная звезда» (Калининградское книжное издательство, Калининград, 1964)
- «Кто в лесу живёт и что в лесу растёт» («Детская литература», М., 1965)
- «Первый чекист» («Молодая гвардия», М., 1967)
- «Рассказы о революционерах» (Карельское книжное издательство, Петрозаводск, 1968)
- «Город желтых труб» («Малыш», М., 1968)
- «Города-герои» («Малыш», М., 1969)
- «Здравствуй, белка! Как живёшь, крокодил?» («Детская литература», М, 1970)
- «Человек и животные. Книга 1» («Детская литература», М., 1973)
- «Человек и животные. Книга 2» («Детская литература», М., 1975)
- «Необыкновенный охотник (Брем)» («Молодая гвардия», М., 1974)
- «За одно его дыхание. Документальные очерки о В. И. Ленине» (в соавторстве с Я. Мушиным. «Молодая гвардия», М., 1977)
- «Соседи по планете. Насекомые» (Детская литература, М., 1977)
- «Соседи по планете. Земноводные и пресмыкающиеся» (Детская литература, М., 1978)
- «Соседи по планете. Млекопитающие» (Детская литература, М., 1981)
- «Соседи по планете. Птицы» (Детская литература, М., 1984)
- «Соседи по планете. Домашние животные» (Детская литература, М., 1985)
- «Тринадцать черных кошек» (Детская литература, М., 1988)
Творческие награды
- Многотомной энциклопедии Ю. Дмитриева «Соседи по планете» в 1982 году была присуждена Международная Европейская премия.
- Книга Юрия Дмитриева «Тринадцать чёрных кошек» в 1989 году получила Почётный диплом имени Г.-Х. Андерсена.
Напишите отзыв о статье "Дмитриев, Юрий Дмитриевич"
Примечания
- ↑ [gaidarovka-metod.ru/index.php?catid=46:2011-05-31-11-24-37&id=228:2011-10-24-20-51-50&Itemid=148&option=com_content&view=article Биография Ю. Дмитриева на сайте Центральной московской детской библиотеки им. А. П. Гайдара]
- ↑ [Творчество В. В. Бианки // Начальная школа. 1954, № 2. — С. 14–17; Творчество Евгения Чарушина // Начальная школа. 1955, № 1. — С. 52–53; О творчестве В. В. Чаплиной // Начальная школа. 1956, № 1 — С. 41–42. ]
- ↑ [csdb-samara.ru/dmitriev.html О писателе Ю. Дмитриеве на сайте «Детские библиотеки Самары»]
Литература
- Водопьянов М. Об этой книге и её авторе // Дмитриев Ю. Зеленый патруль. — М., «Детский мир», 1962.
- Гольдфарб Б. С точностью учёного, с непосредственностью поэта…// Дошкольное воспитание. 1975, № 10. — С. 56 – 59.
- Мальков В. Юрий Дмитриев. Земля у нас только одна // Детская литература. 1980, № 11. — С. 47–48.
- Бегак Б. Энтузиаст живой природы / Заметки о творчестве Юрия Дмитриева. // Дошкольное воспитание. 1981, № 6. — С. 55–58.
- Гусаров В. Человек и животные / О книгах Юрия Дмитриева // Биология в школе. 1981, № 3. — С. 56–58.
- Хаскина М. Юрий Дмитриев // Детская литература. 1984, № 10. — С. 66.
Ссылки
- [kid-book-museum.livejournal.com/tag/%2A%D0%94%D0%BC%D0%B8%D1%82%D1%80%D0%B8%D0%B5%D0%B2 Книги Ю. Дмитриева на сайте «Музей детской книги».]
Отрывок, характеризующий Дмитриев, Юрий Дмитриевич
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
