Дмитриев-Мамонов, Матвей Васильевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Матвей Васильевич Дмитриев-Мамонов
Род деятельности:

сановник

Дата рождения:

1724(1724)

Гражданство:

Российская империя Российская империя

Дата смерти:

1810(1810)

Награды и премии:
2-й ст.
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Матвéй Васúльевич Дмúтриев-Мамóнов (1724 — 1810) — сенатор, действительный тайный советник из рода Дмитриевых-Мамоновых.

Занимаемые должности: наместник Смоленского наместничества (1777-78), президент Вотчинной коллегии, главный директор Межевой канцелярии и Екатерининской больницы.



Карьера

Единственный сын адмирала Василия Афанасьевича Дмитриева-Мамонова и его жены, урождённой Грушецкой. До 1787 года жил в провинции, в 1777-78 гг. возглавлял Смоленское наместничество. Пользовался протекцией своего дальнего свойственника Г. А. Потёмкина.

Взлёт карьеры Дмитриева-Мамонова произошёл в 1787 году, после того как его сын Александр попал «в случай», то есть приглянулся Екатерине II. В том же году Матвей Васильевич был назначен сенатором, произведён в тайные советники и получил орден св. Александра Невского. Из казны ему было выделено 80 тысяч на уплату долгов, что позволило приобрести трёхэтажный московский особняк, давший название Мамонову переулку (ныне это Московская глазная больница).

Будучи главным директором межевой канцелярии, землемеров и архива, Матвей Васильевич, в конце царствования императрицы Екатерины II, получил от сената поручение заняться упорядочением межевого делопроизводства, так как в данном делопроизводстве было много упущений и незаконных поблажек на почве взяточничества.

В конце 1796 года Матвей Васильевич составил доклад государю, который был подписан 7 декабря того же года и дан сенату для немедленного его приведения в действие. Этот доклад касался, во-первых — двух межевых контор в Псковской и Вологодской губерниях, где все работы были уже закончены и служащие оставались без занятий; и, во-вторых — улучшения быта штатных чиновников и докторов при ведомстве Межевой канцелярии путём увеличения жалованья и поддержки Константиновского землемерного училища.

В мае 1797 года, по его докладу, была прибавлена сумма денег на содержание московской Екатерининской больницы, которая в материальном отношении оставляла желать лучшего. В январе 1797 года Матвей Васильевич был произведён в действительные тайные советники. 8 февраля 1798 года, согласно прошению, поданному им на Высочайшее имя, он был уволен от главного управления межевой канцелярией.

23 марта 1805 года Матвей Васильевич, вместе с князем Василием Сибирским, князем Горчаковым, Мясоедовым и Нелединским-Мелецким, передал на Высочайшее усмотрение мнение сената по делу калужского губернатора Д. А. Лопухина, в котором он, вместе с остальными, считал Лопухина правым и невинно оклеветанным.

Семья

Матвей Васильевич Дмитриев-Мамонов был женат на Анне Ивановне Боборыкиной (1723-92), наследнице села Чирец, которая через Загряжских состояла в свойстве́ с князем Потёмкиным. Супруги имели четырёх дочерей — Прасковью (1750—1823, фрейлина), Анастасию (1759—1803), Марию, Анну — и сына Александра (1758-1803) — фаворита Екатерины II, возведённого в графское достоинство. Могилы членов этого семейства находятся подле Большого собора Донского монастыря.

Напишите отзыв о статье "Дмитриев-Мамонов, Матвей Васильевич"

Ссылки

  • [www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=36089 Биография] из РБС
  • [www.hrono.info/biograf/bio_g/gubern_c.html Наместники, Смоленское наместничество]

Отрывок, характеризующий Дмитриев-Мамонов, Матвей Васильевич

– Пускать – не пускать? – говорил сам себе Николай в то время как волк подвигался к нему, отделяясь от леса. Вдруг вся физиономия волка изменилась; он вздрогнул, увидав еще вероятно никогда не виданные им человеческие глаза, устремленные на него, и слегка поворотив к охотнику голову, остановился – назад или вперед? Э! всё равно, вперед!… видно, – как будто сказал он сам себе, и пустился вперед, уже не оглядываясь, мягким, редким, вольным, но решительным скоком.
– Улюлю!… – не своим голосом закричал Николай, и сама собою стремглав понеслась его добрая лошадь под гору, перескакивая через водомоины в поперечь волку; и еще быстрее, обогнав ее, понеслись собаки. Николай не слыхал своего крика, не чувствовал того, что он скачет, не видал ни собак, ни места, по которому он скачет; он видел только волка, который, усилив свой бег, скакал, не переменяя направления, по лощине. Первая показалась вблизи зверя чернопегая, широкозадая Милка и стала приближаться к зверю. Ближе, ближе… вот она приспела к нему. Но волк чуть покосился на нее, и вместо того, чтобы наддать, как она это всегда делала, Милка вдруг, подняв хвост, стала упираться на передние ноги.
– Улюлюлюлю! – кричал Николай.
Красный Любим выскочил из за Милки, стремительно бросился на волка и схватил его за гачи (ляжки задних ног), но в ту ж секунду испуганно перескочил на другую сторону. Волк присел, щелкнул зубами и опять поднялся и поскакал вперед, провожаемый на аршин расстояния всеми собаками, не приближавшимися к нему.
– Уйдет! Нет, это невозможно! – думал Николай, продолжая кричать охрипнувшим голосом.
– Карай! Улюлю!… – кричал он, отыскивая глазами старого кобеля, единственную свою надежду. Карай из всех своих старых сил, вытянувшись сколько мог, глядя на волка, тяжело скакал в сторону от зверя, наперерез ему. Но по быстроте скока волка и медленности скока собаки было видно, что расчет Карая был ошибочен. Николай уже не далеко впереди себя видел тот лес, до которого добежав, волк уйдет наверное. Впереди показались собаки и охотник, скакавший почти на встречу. Еще была надежда. Незнакомый Николаю, муругий молодой, длинный кобель чужой своры стремительно подлетел спереди к волку и почти опрокинул его. Волк быстро, как нельзя было ожидать от него, приподнялся и бросился к муругому кобелю, щелкнул зубами – и окровавленный, с распоротым боком кобель, пронзительно завизжав, ткнулся головой в землю.
– Караюшка! Отец!.. – плакал Николай…
Старый кобель, с своими мотавшимися на ляжках клоками, благодаря происшедшей остановке, перерезывая дорогу волку, был уже в пяти шагах от него. Как будто почувствовав опасность, волк покосился на Карая, еще дальше спрятав полено (хвост) между ног и наддал скоку. Но тут – Николай видел только, что что то сделалось с Караем – он мгновенно очутился на волке и с ним вместе повалился кубарем в водомоину, которая была перед ними.
Та минута, когда Николай увидал в водомоине копошащихся с волком собак, из под которых виднелась седая шерсть волка, его вытянувшаяся задняя нога, и с прижатыми ушами испуганная и задыхающаяся голова (Карай держал его за горло), минута, когда увидал это Николай, была счастливейшею минутою его жизни. Он взялся уже за луку седла, чтобы слезть и колоть волка, как вдруг из этой массы собак высунулась вверх голова зверя, потом передние ноги стали на край водомоины. Волк ляскнул зубами (Карай уже не держал его за горло), выпрыгнул задними ногами из водомоины и, поджав хвост, опять отделившись от собак, двинулся вперед. Карай с ощетинившейся шерстью, вероятно ушибленный или раненый, с трудом вылезал из водомоины.
– Боже мой! За что?… – с отчаянием закричал Николай.
Охотник дядюшки с другой стороны скакал на перерез волку, и собаки его опять остановили зверя. Опять его окружили.
Николай, его стремянной, дядюшка и его охотник вертелись над зверем, улюлюкая, крича, всякую минуту собираясь слезть, когда волк садился на зад и всякий раз пускаясь вперед, когда волк встряхивался и подвигался к засеке, которая должна была спасти его. Еще в начале этой травли, Данила, услыхав улюлюканье, выскочил на опушку леса. Он видел, как Карай взял волка и остановил лошадь, полагая, что дело было кончено. Но когда охотники не слезли, волк встряхнулся и опять пошел на утек. Данила выпустил своего бурого не к волку, а прямой линией к засеке так же, как Карай, – на перерез зверю. Благодаря этому направлению, он подскакивал к волку в то время, как во второй раз его остановили дядюшкины собаки.