Дмитриев-Мамонов, Александр Матвеевич

Александр Матвеевич Дмитриев-Мамонов
Шибанов, Михаил холст, масло, 1786-88 ГРМ
Дата рождения:	19 сентября 1758(1758-09-19)
Подданство:	Российская империя Российская империя
Дата смерти:	29 сентября 1803(1803-09-29) (45 лет)
Место смерти:	Москва
Отец:	Матвей Васильевич Дмитриев-Мамонов (1724—1810)
Мать:	Анна Ивановна Боборыкина (1723—1793)
Супруга:	Щербатова, Дарья Фёдоровна (1762—1801)
Дети:	сын Матвей, дочь Мария
Награды и премии:

Граф (1788) Александр Матвеевич Дмитриев-Мамонов (1758—1803) — один из фаворитов Екатерины II.

Происходил из рода Дмитриевых-Мамоновых. Его отец М. В. Мамонов и генерал А. А. Загряжский были женаты на родных сёстрах (Боборыкиных), а Загряжский приходился двоюродным братом матери Г. А. Потёмкина. Благодаря этим связям Александр с детства был записан на службу в Измайловский полк и в 1784 году назначен адъютантом к Потёмкину.

Светлейший, заботясь о том, чтобы во время его продолжительных отлучек около государыни находился человек ему преданный и покорный, представил в 1786 году Дмитриева-Мамонова Екатерине, которой он очень понравился своей красивой внешностью и скромностью. В благодарность Александр подарил своему покровителю золотой чайник с надписью Plus unis par le coeur que par le sang («Ближе по сердцу, чем по крови»).

20 июля 1786 году Дмитриев-Мамонов был произведён из капитан-поручика гвардии прямо в полковники и сделан флигель-адъютантом императрицы; в том же году пожалован чином генерал-майора и званием действительного камергера и получил помещение в Зимнем дворце.

Первое время он не играл видной роли, но в 1787 году Екатерина взяла его с собой в путешествие в Крым, и фавориту пришлось участвовать в беседах императрицы с разными сановниками и, наконец, присутствовать при её свиданиях с императором Иосифом II и польским королём Станиславом Августом. В 1787 году он также встречался в Киеве с венесуэльским политическим деятелем Франсиско Миранда.

С этого времени Дмитриев-Мамонов начал принимать некоторое участие в государственных делах. Императрица 4 мая 1788 году назначила его своим генерал-адъютантом, произвела в генерал-поручики, исходатайствовала ему графское достоинство Римской империи и, наконец, повелела присутствовать в совете. Благодаря жалованиям императрицы он стал обладателем одного из крупнейших в России состояний (в числе подарков получил в 1788 году орден Святого Александра Невского с бриллиантами стоимостью 30 тысяч рублей, и бриллиантовые аксельбанты стоимостью около 50 тысяч рублей). Доходы с поместий достигали 63 тысяч рублей в год, а различные выплаты по званиям и должностям превышали 200 тысяч в год.

Положение Дмитриева-Мамонова казалось упроченным; но он неожиданно сам поколебал его, влюбившись во фрейлину княжну Дарью Щербатову. Недоброжелатели фаворита поспешили довести об этом до сведения императрицы. 20 июня 1789 года в «Дневнике» статс-секретаря Храповицкого записано следующее:

«…перед вечерним выходом сама её величество изволила обручить графа А. М. Мамонова с княжной Щербатовой; они, стоя на коленях, просили прощения и прощены».

Жениху пожаловано 2250 душ крестьян и 100 000 рублей и приказано на другой же день после свадьбы выехать из Петербурга. Вместе с ними уехала фрейлина Шкурина, которая помогала влюбленным.

Поселившись в Москве, Дмитриев-Мамонов сначала был доволен своей судьбой, но через год он решается напомнить о себе Екатерине, пишет ей жалостные письма, просит её возвратить ему прежнюю благосклонность, позволить приехать в Петербург. Ответ императрицы скоро убедил его, что его надежды напрасны. Легенда о том, что Екатерина из ревности подослала к Щербатовой переодетых в женское платье приставов, которые жестоко высекли её и надругались в присутствии мужа, не соответствует действительности

Император Павел, к которому Дмитриев-Мамонов во время «фавора» относился почтительно, по восшествии своём на престол возвел его 5 апреля 1797 году в графское достоинство Российской империи, но не вызвал ко двору.

Со смертью, в 1863 году, его единственного сына Матвея пресекся род графов Дмитриевых-Мамоновых, дворянская же отрасль существует доныне. Род Дмитриевых-Мамоновых внесен в V и VI части родословной книги Московской губернии (Гербовник I, 30 и II, 21).

Ссылки

• С. Ш. Дмитриев-Мамонов, Александр Матвеевич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Дмитриев-Мамонов А. М. [memoirs.ru/rarhtml/1189DmitrMamonov.htm Письма графа А. М. Дмитриева-Мамонова к Екатерине II. 1790—1795] // Русский архив, 1865. — Изд. 2-е. — М., 1866. — Стб. 633—641.
• Храповицкий А.В. Памятные записки А.В. Храповицкого, статс-секретаря императрицы Екатерины Второй.

Отрывок, характеризующий Дмитриев-Мамонов, Александр Матвеевич

Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.


Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.