Дмитриев-Оренбургский, Николай Дмитриевич

Николай Дмитриевич Дмитриев-Оренбургский
Николай Дмитрiевичъ Дмитрiевъ
Портрет Н. Д. Дмитриева-Оренбургского работы И. Н. Крамского
Имя при рождении:	Николай Дмитриевич Дмитриев
Дата рождения:	1 апреля (13 апреля) 1837(1837-04-13)
Место рождения:	Нижний Новгород, Нижегородская губерния Российская империя
Дата смерти:	21 апреля (3 мая) 1898(1898-05-03) (61 год)
Место смерти:	Санкт-Петербург, Российская империя
Происхождение:	дворянин
Подданство:	Российская империя Российская империя
Жанр:	батальная, жанровая живопись
Учёба:	Императорская Академия художеств класс Фёдора Бруни
Стиль:	академизм
Награды:	медали Императорской Академии художеств: Четыре малые и одна большая серебряная медаль Малая золотая медаль за картину «Олимпийские игры»

Никола́й Дми́триевич Дми́триев-Оренбу́ргский (1 [13] апреля 1837, Нижний Новгород — 21 апреля [3 мая] 1898, Санкт-Петербург) — русский жанровый и батальный живописец, график, академик и профессор батальной живописи Императорской академии художеств, участник «бунта четырнадцати», один из учредителей Санкт-Петербургской артели художников.

Биография

Дмитриев — жанровый и батальный живописец, прибавивший к своей фамилии, для отличия от других художников Дмитриевых, эпитет: «Оренбургский». Родился в 1838 году, воспитывался в доме своего отца и в Уфимской губернской гимназии и по переезду своих родных в Санкт-Петербург готовился к поступлению в юнкеры; но в это время, по совету известного живописца В. К. Шебуева, стал посещать классы Императорской Академии художеств.

Числился в ней учеником Ф. И. Бруни и получил от неё, за успехи в рисовании и живописи, четыре малые и одну большую серебряную медали. В 1860 году удостоен малой золотой медали, за написанную по программе картину: «Олимпийские игры». В следовавшие за тем два года исполнил картины: «Великая княгиня София Витовитовна на свадьбе великого князя Василия Темного» и «Стрелецкий бунт», но ни за ту, ни за другую не получил искомой награды.

В 1863 году выступил было снова конкурентом на большую золотую медаль, но, вместе с двенадцатью другими молодыми художниками отказался от исполнения предложенной им программы и, выйдя из Академии со званием художника второй степени, участвовал в учреждении Санкт-Петербургской артели художников, членом которой после того состоял до 1871 года.

В 1868 году картина «Утопленник в деревне» (находится в Государственном Русском музее) доставила ему звание академика. В 1869 году он сопровождал великого князя Николая Николаевича Старшего в его поездке на Кавказ и в губернии Харьковскую и Воронежскую; плодом этого путешествия был альбом из 42 рисунков.

В 1871 году Дмитриев отправился на казенный счет за границу, сроком на три года, провел их, главным образом в Дюссельдорфе, где пользовался советами знаменитых Беньямина Вотье и Людвига Кнауса, а потом поселился надолго в Париже. Здесь он был одним из главных участников в учреждении местного «Общества русских художников», выставлял свои картины в годичных салонах, лишь изредка присылая их в Санкт-Петербург, и исполнял рисунки для русских и французских иллюстрированных изданий.

В Париже произошел переход его от жанровой к батальной живописи, причиной которого было получение Высочайшего заказа на несколько картин на сюжеты из Русско-турецкой войны 1877—1878 годов. За две из них («Бой на Систовских высотах конвоя императора Александра II» и «Въезд императора в город Плоэшты») Академия присудила ему профессорское звание. Дабы иметь все необходимые пособия и удобства при исполнении дальнейших картин той же серии, он возвратился в 1885 году на постоянное жительство в Санкт-Петербург.

Из жанровых произведений художника, кроме вышеупомянутой картины «Утопленник», лучшими могут считаться: «Две минуты остановки» (1878) и «Пожар в деревне» (1885, Государственный Русский музей). Ряд его картин, воспроизводящих различные эпизоды Русско-Турецкой войны, украшают собой большую Помпеевскую галерею в Зимнем дворце. Умер в 1898 году в Санкт-Петербурге.

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Галерея

• Pereprava cherez Dunaj.jpg

  «Переправа русской армии через Дунай у Зимницы 15 июня 1877 года», (1883) — Военно-исторический музей артиллерии, инженерных войск и войск связи

• Nikopol dmitriev.jpg

  «Сдача крепости Никополь 4 июля 1877 года», (1883) — Военно-исторический музей артиллерии, инженерных войск и войск связи

• Dmitriev 004.jpg

  «Артиллерийский бой под Плевной. Батарея осадных орудий на Великокняжеской горе», (1880) — Военно-исторический музей артиллерии, инженерных войск и войск связи

• Zahvat grivickogo reduta.jpg

  «Захват Гривицкого редута под Плевной», (1885) — Военно-исторический музей артиллерии, инженерных войск и войск связи

• Nikolai Dmitriev-Orenburgsky The Fire in the village.jpg

  «Пожар в деревне», (1885) — Государственный Русский музей

Литература

• Дмитриев // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Матафонов В. С. Н. Д. Дмитриев-Оренбургский // [public.mylibrary.spb.ru/index.php?c=book&id=535 Русское искусство. Очерки о жизни и творчестве художников второй половины XIX века]. — М: Издательство «Искусство», 1962. — Т. 1. — С. 496. — 692 с.

Ссылки

• [vsdn.ru/museum/catalogue/category70184.htm Дмитриев-Оренбургский Николай Дмитриевич в музее портала «Воскресный день»] (рус.). Проверено 5 сентября 2010. [www.webcitation.org/6G0nVblb4 Архивировано из первоисточника 20 апреля 2013].
• [www.art-catalog.ru/artist.php?id_artist=86 Дмитриев-Оренбургский Николай Дмитриевич на сайте Art-каталог] (рус.). Проверено 5 сентября 2010.
• Священник Батурин, Александр [ia-bal.mosoblonline.ru/userdata/archive/1207902580.pdf «Бунташный» век в живописи] (рус.) // Общественно-политическая газета «Факт». — МО: «Информационное агентство Балашихинского района МО», 2008. — Вып. от 11 апреля. — № 28 (114130). — С. 12.
• [www.ivanshishkin.ru/?type=page&page=fcce96b1-baea-41ba-a198-23c1e568b73e&item=92dc4e1c-f65b-49d0-a7b0-4d83fe7e2ff2 Письма Н. Д .Дмитриева-Оренбургского к И. И. Шишкину] (рус.). Сайт «Художник Иван Шишкин». Проверено 6 сентября 2010. [www.webcitation.org/66Kl59B41 Архивировано из первоисточника 21 марта 2012].
• [ofam.od.ua/php/arhiv2.php?dates=1938-04-25 Произведения Н. Д. Дмитриева-Оренбургского.]Одесский художественный музей.
• [www.vnikitskom.ru/antique/auction/66/28534/ Автопортрет с женой и младенцем]

Отрывок, характеризующий Дмитриев-Оренбургский, Николай Дмитриевич

За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.


В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.


С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.
Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п.
Следовательно, стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и написать поискуснее бумажку или Наполеону написать к Александру: Monsieur mon frere, je consens a rendre le duche au duc d'Oldenbourg, [Государь брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] – и войны бы не было.
Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.
Для нас, потомков, – не историков, не увлеченных процессом изыскания и потому с незатемненным здравым смыслом созерцающих событие, причины его представляются в неисчислимом количестве. Чем больше мы углубляемся в изыскание причин, тем больше нам их открывается, и всякая отдельно взятая причина или целый ряд причин представляются нам одинаково справедливыми сами по себе, и одинаково ложными по своей ничтожности в сравнении с громадностью события, и одинаково ложными по недействительности своей (без участия всех других совпавших причин) произвести совершившееся событие. Такой же причиной, как отказ Наполеона отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское, представляется нам и желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу: ибо, ежели бы он не захотел идти на службу и не захотел бы другой, и третий, и тысячный капрал и солдат, настолько менее людей было бы в войске Наполеона, и войны не могло бы быть.