Дмитровлаг

‎Дмитровский исправительно-трудовой лагерь (также известен как Дмитровлаг, Дмитлаг, ДИТЛаг и ДИТЛ) — крупнейшее лагерное объединение ОГПУ-НКВД, созданное для строительства канала Москва-Волга им. И. В. Сталина, который был необходим в первую очередь для обеспечения растущей Москвы питьевой водой, а также подъёма уровня Москва-реки и Волги для обеспечения судоходства.

История

Создан приказом ОГПУ № 889с от 14 сентября 1932 года. Административно располагался на севере Московской области в городе Дмитров (фактически — по всему протяжению канала и в других местах строительства), подчинялся ГУЛАГ. Просуществовал до 31 января 1938 года. Количество заключённых доходило до двухсот тысяч человек. Главным архитектором канала являлся инженер Сергей Жук (заместитель — Владимир Журин, начальник производственного отдела — Н. В. Некрасов, инженер — бывший барон Ф. Н. Греневиц).

Волгострой и Волголаг были задействованы на создании искусственного Рыбинского моря. Кроме того, труд заключённых Дмитровлага использовался на строительстве Северного канала (не реализован) и реконструкции Яузы (реализовано частично), строительстве Истринской плотины, Центрального аэродрома им. Фрунзе в Москве, Сталинской водонасосной станции, на лесозаготовках и торфоразработках.

В сентябре 1933 года (?) в Дмитлаг начали прибывать по этапу заключённые из-под Ленинграда и из Средней Азии, Темниковских и Вишерских лагерей, Саровского ИТЛ и из Сибири. Иногда утверждается, что на 1 января 1933 года общее число заключенных Дмитлага составляло 1 миллион 200 тысяч человек. Официальных подтверждений этой цифре нет (см. Раздел «Численность»).

Дмитров был единственным городом по трассе канала, поэтому управление Дмитлага расположилось в Борисоглебском монастыре. Инженерный состав и вольнонаёмные жили, в основном, в Дмитрове, а лагеря с заключёнными расположились вдоль всей трассы канала.

В то время этот район города жители называли просто — ДмитЛаг. Старожилы Дмитрова хорошо помнят так называемый «городок» с улицами: Большевистская, Чекистская, Комсомольская, Пионерская, Инженерная (деревянные 2-этажные бараки для технических работников), Энергетическая, Шлюзовая.

Канал был проложен прямо по городской территории, исчезли находившиеся на трассе канала целые кварталы исторической части города, церкви. Дома, расположенные на территории прокладываемого канала, были перенесены на бывшие колхозные земли с образованием Горьковского посёлка. Посёлок получил название в честь известного писателя и деятеля А. М. Горького, неоднократно посещавшего и выступавшего на различных мероприятиях на строительстве канала Волга-Москва.

Население города выросло очень значительно, и жилья не хватало. Население Дмитрова за время строительства канала увеличилось в 3 раза.

Сентябрь 1932 г. Начало строительства на северной окраине Дмитрова механического завода Дмитлага, который занимался ремонтом тракторов, автомобилей и экскаватора. С 1940 г. — Дмитровский завод фрезерных станков (ДЗФС).

28 апреля 1937 года — начало массовых арестов среди руководства строительства и заключённых.

Настал для Дмитрова самый торжественный день во всей его многовековой истории. 1 мая 1937 года к двенадцати часам должен был прибыть первый пароход. Передовые работники из вольнонаемных еще накануне на нескольких грузовиках отправились в Иваньково на Волгу, откуда начинался Канал. /…/ Показался ослепительно-белый на ярком солнце красавец пароход с толпой пассажиров у поручней. Они махали нам руками и что-то кричали, мы тоже махали руками и кричали: "ура-а-а!" Пароход дал приветственный гудок и начал причаливать. Я прочел надпись на его борту: "Иосиф Сталин". Имя великого вождя значилось на каждом ведерке, на каждом спасательном поясе. По программе одним пассажирам полагалось слезть с парохода, другим занять их места и плыть до Москвы. Вышел один из моих сослуживцев по бюро наблюдений. Но лицо его не было счастливым, наоборот, глаза ширились от растерянности. Он мне шепнул: — Фирин арестован и Пузицкий арестован. Их взяли прямо с парохода рано утром в Темпах. "Фирин арестован. Невероятно!" — шептал я про себя. Ведь только накануне во всех газетах красовались большие фотографии Когана, Фирина и Жука — начальника строительства, начальника Дмитлага и главного инженера. А Пузицкий был начальником третьего секретного отдела, правой рукой у Фирина…

В мае началось массовое освобождение части заключённых, погасивших срок. Всего освобождено было около 55 тысяч человек.

8 августа 1937 года — начало массовых расстрелов заключённых Дмитлага, в том числе большей части руководства (по обвинению в организации государственного переворота силами заключённых под руководством Ягоды) на Бутовском полигоне.

На въезде в Дмитров с юга на западном берегу канала 17 июля 1997 года в память о погибших заключённых на строительстве канала был поставлен стальной 13-метровый крест. Установлен на 60-летие строительства.

Численность и смертность заключенных

Данные о среднемесячной численности заключенных до 1936 года:

• декабрь 1932 — 10 400
• январь 1934 — 88 534
• январь 1935—192 229

С 1936 года поквартальная численность заключенных Дмитлага составляла:

• на 1 января 1936 года — 192 034 человека;
• на 1 апреля — 175 629 человек;
• на 1 июля — 180 390 человек;
• на 1 октября — 183 414 человек;
• на 1 января 1937 года — 146 920 человек;
• на 1 апреля — 147 695 человек;
• на 1 июля — 74 693 человека;
• на 1 октября — 29 660 человек;
• на 1 января 1938 года — 16 066 человек;
• на 1 февраля — 6814 человек.

Смертность в Дмитлаге составляла:

• в 1933 году — 8873 человека (16,1 процента от списочного состава);
• в 1934-м — 6041 человек (3,88 процента);
• в 1935-м — 4349 человек (2,3 процента);
• в 1936-м — 2472 человека (1,4 процента);
• в 1937-м — 1068 человек (0,9 процента);
• в 1938 году — 39 человек.

Всего с 14 сентября 1932 года по 31 января 1938-го в Дмитлаге умерло 22 842 человека.

По оценкам Барковского В. С., количество заключенных, погибших на строительстве, достигает 0,7—1,5 млн чел.

Автор замысла

15 июня 1931 года Пленум ЦК ВКП(б) принял постановление о строительстве канала, который со­единит реки Волгу и Москву. Первоначально возведение канала Москва-Волга поручили Наркомводу СССР, где 1 сентября 1931 года стало функционировать соответствующее Управление; 1 июня 1932 года строительство передали ОГПУ СССР. Работы по строительству канала Москва—Волга начались по предложению Л. М. Кагановича. Выступая в Дмитровском лагере с докладом о ходе работ на канале, начальник Москваволгостроя, Коган, особо подчеркивал: «Понимание всей сложности и важности задачи, возложенной Партией на наш коллектив, стиль работы, темпы, любовь к своему строительству, заботу о его качестве и красоте, любовь к людям, умение организовать и увлечь специалистов привил нам секретарь ЦК ВКП(б) Лазарь Моисеевич Каганович — вдохновитель и организатор этого величайшего строительства». В другом «приветственном письме» строителей канала также отмечалось, что «самым пламенным бойцом за канал является секретарь ЦК Лазарь Моисеевич Каганович, конкретные указания которого до сих пор являются боевой программой нашей работы». И «да здравствует лучший соратник товарища Сталина, энтузиаст реконструкции Москвы и вдохновитель строительства нашего канала товарищ Каганович!».

После одной из инспекций строительства канала Каганович отмечал: «Люди сами увлекались нашей стройкой, их захватил размах работы, перспективность нашего строительства, захватило наше упорство… Тем более это всё понятно, что в руководстве коллектива НКВД имеются большого опыта люди, как Коган, Фирин и Жук, работавшие под общим руководством товарища Ягода».

Руководство Дмитлага

Начальники ИТЛ

• Сорокин А. Е., с 25.09.1932;
• Рапопорт Я. Д., с 11.02.1933 по 23.08.1933;
• Радецкий В. Т., с 23.08.33 по 23.09.1933;
• Фирин С. Г., с 23.09.1933 по 28.04.1937;
• Кацнельсон З. Б., с 29.04.1937 по 14.07.1937;
• Прохорский Ф. Т., с 02.08.1937 по 25.08.1937;
• Успенский Д. В., с 25.08.1937 до 02.02.1938.

Заместители начальника ИТЛ

• Калачников А. В., до 16.11.1932;
• Евгеньев А. Е., до 23.08.1933;
• Балабанов В. А., до 10.04.1935;
• Симановский П. Ш., с 29.04.1937 по 14.07.1937;
• Горшков А. А., до 02.02.1938.

Известные заключённые

• Будущий патриарх православной церкви Пимен три года проработал ветеринаром на строительстве канала

Условия труда

9 октября параграфом 1 приказа № 10 по Дмитровскому ИТЛ (ДИТЛАГ, ДИТЛ) объявлялись «правила внутреннего распорядка жизни лагеря»:

1) Подъем 5 час. 30 мин.
2) Завтрак с 5-45 до 6-30 м.
3) Развод на работу с 6-30 до 7 час. При выходе на работу партиями з/к установить строго по 5 чел. замкнутыми рядами.
4) Рабочий день считать с 7 час. до 17 час В течение этого времени з/к. з/к. выполняют заданные им трудовые нормы, по окончании работ выстраиваются стройными рядами по 5 в ряду и следуют в таком порядке в лагерь.
5) Обед с 17 до 19 часов, во время обеда з/к. з/к. соблюдают полный порядок очереди за получением такового на кухне поротно отнюдь не допуская сутолоки, толкотни, ругани.
6) Вечер пункта с 19 до 22 ч., который представляется для работы КВЧ.
7) Отбой на сон в 22 часа 5 мин. После отбоя приостанавливается всякое движение по лагерю з/к. з/к за исключением выхода для отправления естественных надобностей. З/к.з/к должны быть всегда раздеты и спать не допуская переговоров с соседями. Верхняя одежда должна быть опрятно сложена.
Начальнику лагпункта определить запретную зону хождения з/к. з/к., каковую воспретить особенно в ночное время; одновременно разъяснить всем з/к. з/к., что при появлении в ночное время з/к. з/к. на линии огня за запретной зоной будут рассматриваться как попытка совершить побег, а поэтому часовые стоящие на постах будут применять оружие без предупреждения.
8) Разжигание костров после отбоя не разрешается

Тысячи грязных измученных людей барахтались на дне котлована по пояс в грязи. А был уже октябрь, ноябрь, холода стояли страшные! И главное, что запомнилось: заключённые были истощены предельно и всегда голодны…

Смотрим: то один, то другой зэк в грязь падают. Это они умирали от слабости: предел сил наступал. Мёртвых складывали на тележки — «грабарки» и увозили….

Ближе к ночи, чтоб не было случайных свидетелей, … тянулись с канала целые караваны «грабарок» с трупами, облачёнными в нижнее рваное бельё. Лошадей погоняла специальная похоронная команда. Ямы, длинные и глубокие, выкапывались в роще заранее днём. Людей сбрасывали в могильники как попало, один на другого, будто скот. Только уедет один караван — за ним приезжает другой. И снова сбрасывают людей в ямы.

По документальным данным, «Практически у каждого гидроузла канала, где производились крупные работы, периодически встречаются навалы скелетов, что сразу позволяет отличить эти захоронения от старых заброшенных кладбищ.»

Культурная и спортивная деятельность. Пропаганда

Строительство канала им. Москвы широко использовала советская пропаганда. На месте Дома Культура Дмитровского экскаваторного завода, что на улице Большевистской, до конца 1950-х годов стоял одноэтажный клуб «Дмитлага»(сейчас ДК «Современник»). В 1933 году его привезли в разобранном виде после окончания строительства Беломоро-Балтийского канала. В клубе проходили праздничные торжества и собрания передовиков ДмитЛага. Здесь в августе 1934 г. на слёт передовиков строительства канала Волга-Москва выступал Максим Горький. Рядом соседствует красивое здание Дмитровских электросетей управления канала имени Москвы, которое было построено в период прокладки канала.

В Дмитлаге выходило одновременно до десяти газет и журналов, в том числе на языках народов СССР, функционировал библиотечный фонд и собственная киностудия, существовали спортивные и образовательные секции и подразделения, а также собственные духовые оркестры и театр. Строительным отрядам, занятым на немеханизированных тяжёлых физических работах и выполняющих плановые задания, в феврале — апреле 1935 года предоставлялся пятисуточный отдых, а борьба с паразитами (вшами и гнидами) велась совершенно официально.

Автор книги «Правда ГУЛАГа из круга первого» к. ист. н. Михаил Моруков (без ссылок на исторические документы) пишет:

А знают ли те, кто сочиняет страшилки про ГУЛАГ, что в 1935 и 1936 годах заключённые Дмитровского лагеря, строившие канал Москва—Волга, участвовали в физкультурных парадах на Красной площади? Представьте, на трибуне Мавзолея Сталин и другие руководители страны, а перед ними демонстрируют свои спортивные достижения «лагерники»… Кстати, об их участии в парадах и газеты сообщали, в том числе «Правда».

— [kprf.ru/rus_soc/97779.html Правда о ГУЛАГе. Про трудовую "перековку"]

Сами за себя говорят и другие пропагандистские материалы, например:

НАСТУПИЛ 1935 ГОД. 14 января приказом № 39 объявлялся состав секций лагерного общества «Динамо»: стрелковая, лыжная, конькобежная, хоккейная, автомотосекция, конная, гимнастическая, «защиты и нападения» (борьба), охотничья, шахматно-шашечная, врачебно-контрольная, агитационно-массовый сектор.

— [vif2ne.ru/nvk/forum/arhprint/228541 Н.Петров, «История ГУЛАГА-2»]

См. также

• Волга-Волга (фильм)
• Эйдук, Александр Владимирович
• Пургин, Валентин Петрович
• Баковлаг
• Восточный водопроводный канал
• Глубокая выемка
• ИТЛ и Строительство Сталинской насосной станции
• Музей истории ГУЛАГа

Литература

• Фёдоров Н. А. Была ли тачка у министра?.. Очерки о строителях канала Москва-Волга. — Дмитров: СПАС, 1997. — 224 с. — 4 000 экз.

Ссылки

• [www.memo.ru/history/NKVD/GULAG/r3/r3-90.htm ДМИТРОВСКИЙ ИТЛ (Дмитлаг)]
• [www.martyr.ru/content/view/14/17/ ДМИТЛАГ (Из истории строительства канала Москва-Волга)]
• [vif2ne.ru/nvk/forum/arhprint/228541 Петров Н. История ГУЛАГА-2 (Дмитровлаг)]
• [magazines.russ.ru/neva/2003/7/ryzhk.html Рыжкова Н. Музыка из ГУЛАГа (Музыкальная библиотека «Перековки»)]
• [forum.flot.su/archive/index.php/t-1443.html Канал имени Москвы (Канал Волга-Москва) — Организация работ]
• [www.novayagazeta.ru/society/54485.html Вперёд, к глубинам человеческого счастья. Что осталось от Дмитлага в 80-ю годовщину его создания, «Новая газета», 18.09.2012.]
• [stopgulag.org/object/60475187?lc=ru Знак «Ударник строительства канала Москва-Волга»]

Лагеря ГУЛаг  

</tr>

Отрывок, характеризующий Дмитровлаг

– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.


Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.