Дмитровское викариатство
Поделись знанием:
– Avant tout dites moi, comment vous allez, chere amie? [Прежде всего скажите, как ваше здоровье?] Успокойте друга, – сказал он, не изменяя голоса и тоном, в котором из за приличия и участия просвечивало равнодушие и даже насмешка.
– Как можно быть здоровой… когда нравственно страдаешь? Разве можно оставаться спокойною в наше время, когда есть у человека чувство? – сказала Анна Павловна. – Вы весь вечер у меня, надеюсь?
– А праздник английского посланника? Нынче середа. Мне надо показаться там, – сказал князь. – Дочь заедет за мной и повезет меня.
– Я думала, что нынешний праздник отменен. Je vous avoue que toutes ces fetes et tous ces feux d'artifice commencent a devenir insipides. [Признаюсь, все эти праздники и фейерверки становятся несносны.]
– Ежели бы знали, что вы этого хотите, праздник бы отменили, – сказал князь, по привычке, как заведенные часы, говоря вещи, которым он и не хотел, чтобы верили.
– Ne me tourmentez pas. Eh bien, qu'a t on decide par rapport a la depeche de Novosiizoff? Vous savez tout. [Не мучьте меня. Ну, что же решили по случаю депеши Новосильцова? Вы все знаете.]
– Как вам сказать? – сказал князь холодным, скучающим тоном. – Qu'a t on decide? On a decide que Buonaparte a brule ses vaisseaux, et je crois que nous sommes en train de bruler les notres. [Что решили? Решили, что Бонапарте сжег свои корабли; и мы тоже, кажется, готовы сжечь наши.] – Князь Василий говорил всегда лениво, как актер говорит роль старой пиесы. Анна Павловна Шерер, напротив, несмотря на свои сорок лет, была преисполнена оживления и порывов.
Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий людей, знавших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не хочет, не может и не находит нужным исправляться.
В середине разговора про политические действия Анна Павловна разгорячилась.
– Ах, не говорите мне про Австрию! Я ничего не понимаю, может быть, но Австрия никогда не хотела и не хочет войны. Она предает нас. Россия одна должна быть спасительницей Европы. Наш благодетель знает свое высокое призвание и будет верен ему. Вот одно, во что я верю. Нашему доброму и чудному государю предстоит величайшая роль в мире, и он так добродетелен и хорош, что Бог не оставит его, и он исполнит свое призвание задавить гидру революции, которая теперь еще ужаснее в лице этого убийцы и злодея. Мы одни должны искупить кровь праведника… На кого нам надеяться, я вас спрашиваю?… Англия с своим коммерческим духом не поймет и не может понять всю высоту души императора Александра. Она отказалась очистить Мальту. Она хочет видеть, ищет заднюю мысль наших действий. Что они сказали Новосильцову?… Ничего. Они не поняли, они не могут понять самоотвержения нашего императора, который ничего не хочет для себя и всё хочет для блага мира. И что они обещали? Ничего. И что обещали, и того не будет! Пруссия уж объявила, что Бонапарте непобедим и что вся Европа ничего не может против него… И я не верю ни в одном слове ни Гарденбергу, ни Гаугвицу. Cette fameuse neutralite prussienne, ce n'est qu'un piege. [Этот пресловутый нейтралитет Пруссии – только западня.] Я верю в одного Бога и в высокую судьбу нашего милого императора. Он спасет Европу!… – Она вдруг остановилась с улыбкою насмешки над своею горячностью.
| |
| Основная информация | |
|---|---|
| Страна | Россия |
| Епархиальный центр | Дмитров |
| Основана | 1788 |
| Кафедральный храм | Успенский собор (Дмитров) |
| Сан правящего архиерея | епископ |
| Титул правящего архиерея | Дмитровский |
| Архиерей | |
| Правящий архиерей | Феофилакт (Моисеев) |
| с | 28 декабря 2011 |
Дми́тровское викариа́тство — викариатство Московской епархии Русской православной церкви.
История
С 1744 по 1788 год территориально входила в состав Переславль-Залесской и Дмитровской епархии.
6 мая 1788 года Святейший Синод получил высочайший указ, повелевавший привести границы епархий в соответствие с границами губерний. Следствием этого указа стало упразднение Крутицкой епархии. Из состава Московской епархии выделилась Орловская и Севская епархия. Взамен было образовано Дмитровское викариатство.
С 1800 по 1877 годы Дмитровские епископы управляли Саввино Сторожевским монастырём. Являлось первым (старшим) викариатством Московской епархии.
С декабря 1964 по 1995 год епископы (архиепископы) Дмитровские состояли ректорами Московской духовной академии и семинарии.
Архиереи
- Серапион (Александровский) (11 июня 1788 — 16 октября 1799)
- Серафим (Глаголевский) (25 декабря 1799 — 29 января 1804)
- Августин (Виноградский) (7 февраля 1804 — 19 февраля 1818)
- Лаврентий (Бакшевский) (19 января 1819 — 26 октября 1820)
- Афанасий (Телятев) (10 марта 1821 — 5 августа 1824)
- Кирилл (Богословский-Платонов) (26 октября 1824 — 26 марта 1827)
- Иннокентий (Сельнокринов) (23 мая 1827 — 28 марта 1831)
- Николай (Соколов) (8 мая 1831 — 2 октября 1834)
- Исидор (Никольский) (11 ноября 1834 — 5 июня 1837)
- Виталий (Щепетев) (27 июня 1837 — 14 ноября 1842)
- Иосиф (Богословский) (27 декабря 1842 — 20 ноября 1849)
- Филофей (Успенский) (18 декабря 1849 — 19 августа 1853)
- Алексий (Ржаницын) (20 сентября 1853 — 20 июля 1857)
- Евгений (Сахаров-Платонов) (6 октября 1857 — 13 октября 1858)
- Порфирий (Соколовский) (21 ноября 1858 — 21 марта 1859)
- Леонид (Краснопевков) (26 апреля 1859 — 15 мая 1876)
- Никодим (Белокуров) (17 июня 1876 — 14 октября 1877)
- Игнатий (Рождественский) (17 декабря 1877 — 11 февраля 1878)
- Амвросий (Ключарев) (6 апреля 1878 — 22 сентября 1882)
- Алексий (Лавров-Платонов) (22 января 1883 — 9 марта 1885)
- Мисаил (Крылов) (4 мая 1885 — 3 июня 1889)
- Виссарион (Нечаев) (30 июля 1889 — 14 декабря 1891)
- Александр (Светлаков) (11 января 1892 — 29 января 1894)
- Нестор (Метаниев) (29 января 1894 — 8 июня 1901)
- Трифон (Туркестанов) (1 июля 1901 — 2 июня 1916)
- Алексий (Кузнецов) (26 декабря 1916 — 20 марта 1917)
- Иоасаф (Каллистов) (20 марта 1917 — 15 января 1918), упр. Московской епархией
- Серафим (Звездинский) (15 декабря 1919 — 12 декабря 1922)
- Агапит (Борзаковский) (12 декабря 1922 — 25 мая 1924)
- Амвросий (Смирнов) (25 апреля — 28 ноября 1928)
- Питирим (Крылов) (17 марта 1931 — январь 1936)
- Иоанн (Широков) (январь — 19 июля 1936)
- Сергий (Воскресенский) (19 июля 1936 — 24 февраля 1941)
- Иларий (Ильин) (5 марта — 26 мая 1944)
- Виталий (Введенский) (19 июля 1946 — 23 марта 1950)
- Пимен (Извеков) (26 ноября 1957 — 16 марта 1961)
- Киприан (Зёрнов) (14 ноября 1961 — 20 мая 1964)
- Филарет (Денисенко) (22 декабря 1964 — 14 мая 1966)
- Филарет (Вахромеев) (14 мая 1966 — 18 апреля 1973)
- Владимир (Сабодан) (18 апреля 1973 — 16 июля 1982)
- Александр (Тимофеев) (14 октября 1982 — 12 августа 1992)
- Филарет (Карагодин) (12 августа 1992 — 17 июля 1995)
- Иннокентий (Васильев) (17 июля 1995 — 11 октября 1996)
- Александр (Агриков) (2 сентября 2001 — 28 декабря 2011)
- Феофилакт (Моисеев) (c 28 декабря 2011)
Напишите отзыв о статье "Дмитровское викариатство"
Ссылки
- [www.nikola.ru/church/info.php Московская епархия]
- [drevo-info.ru/articles/401.html Дмитровская епархия] // Открытая православная энциклопедия «Древо»
Отрывок, характеризующий Дмитровское викариатство
– Dieu, quelle virulente sortie [О! какое жестокое нападение!] – отвечал, нисколько не смутясь такою встречей, вошедший князь, в придворном, шитом мундире, в чулках, башмаках, при звездах, с светлым выражением плоского лица. Он говорил на том изысканном французском языке, на котором не только говорили, но и думали наши деды, и с теми тихими, покровительственными интонациями, которые свойственны состаревшемуся в свете и при дворе значительному человеку. Он подошел к Анне Павловне, поцеловал ее руку, подставив ей свою надушенную и сияющую лысину, и покойно уселся на диване.– Avant tout dites moi, comment vous allez, chere amie? [Прежде всего скажите, как ваше здоровье?] Успокойте друга, – сказал он, не изменяя голоса и тоном, в котором из за приличия и участия просвечивало равнодушие и даже насмешка.
– Как можно быть здоровой… когда нравственно страдаешь? Разве можно оставаться спокойною в наше время, когда есть у человека чувство? – сказала Анна Павловна. – Вы весь вечер у меня, надеюсь?
– А праздник английского посланника? Нынче середа. Мне надо показаться там, – сказал князь. – Дочь заедет за мной и повезет меня.
– Я думала, что нынешний праздник отменен. Je vous avoue que toutes ces fetes et tous ces feux d'artifice commencent a devenir insipides. [Признаюсь, все эти праздники и фейерверки становятся несносны.]
– Ежели бы знали, что вы этого хотите, праздник бы отменили, – сказал князь, по привычке, как заведенные часы, говоря вещи, которым он и не хотел, чтобы верили.
– Ne me tourmentez pas. Eh bien, qu'a t on decide par rapport a la depeche de Novosiizoff? Vous savez tout. [Не мучьте меня. Ну, что же решили по случаю депеши Новосильцова? Вы все знаете.]
– Как вам сказать? – сказал князь холодным, скучающим тоном. – Qu'a t on decide? On a decide que Buonaparte a brule ses vaisseaux, et je crois que nous sommes en train de bruler les notres. [Что решили? Решили, что Бонапарте сжег свои корабли; и мы тоже, кажется, готовы сжечь наши.] – Князь Василий говорил всегда лениво, как актер говорит роль старой пиесы. Анна Павловна Шерер, напротив, несмотря на свои сорок лет, была преисполнена оживления и порывов.
Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий людей, знавших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не хочет, не может и не находит нужным исправляться.
В середине разговора про политические действия Анна Павловна разгорячилась.
– Ах, не говорите мне про Австрию! Я ничего не понимаю, может быть, но Австрия никогда не хотела и не хочет войны. Она предает нас. Россия одна должна быть спасительницей Европы. Наш благодетель знает свое высокое призвание и будет верен ему. Вот одно, во что я верю. Нашему доброму и чудному государю предстоит величайшая роль в мире, и он так добродетелен и хорош, что Бог не оставит его, и он исполнит свое призвание задавить гидру революции, которая теперь еще ужаснее в лице этого убийцы и злодея. Мы одни должны искупить кровь праведника… На кого нам надеяться, я вас спрашиваю?… Англия с своим коммерческим духом не поймет и не может понять всю высоту души императора Александра. Она отказалась очистить Мальту. Она хочет видеть, ищет заднюю мысль наших действий. Что они сказали Новосильцову?… Ничего. Они не поняли, они не могут понять самоотвержения нашего императора, который ничего не хочет для себя и всё хочет для блага мира. И что они обещали? Ничего. И что обещали, и того не будет! Пруссия уж объявила, что Бонапарте непобедим и что вся Европа ничего не может против него… И я не верю ни в одном слове ни Гарденбергу, ни Гаугвицу. Cette fameuse neutralite prussienne, ce n'est qu'un piege. [Этот пресловутый нейтралитет Пруссии – только западня.] Я верю в одного Бога и в высокую судьбу нашего милого императора. Он спасет Европу!… – Она вдруг остановилась с улыбкою насмешки над своею горячностью.
