Дневник чумного года
Дневник Чумного Года | |
A Journal of the Plague Year | |
Титульная страница первого издания 1722 года | |
Жанр: | |
---|---|
Автор: | |
Язык оригинала: | |
Дата первой публикации: |
«Дневник чумного года» (англ. A Journal of the Plague Year) — исторический роман Даниэля Дефо, впервые опубликованный в марте 1722 года.
Содержание
Описание
Произведение представляет собой романизированный отчёт об опыте человеческого выживания во время Великой Чумы. Действие происходит в Лондоне, в 1665 году. Повествование выстроено с приблизительной хронологией, хотя и без деления на главы или части.
Роман, который позиционируется автором как написанный через несколько лет после событий чумы[1], на самом деле был создан в годы, примыкающие к первой публикации книги в марте 1722 года. В 1665 Дефо было всего пять лет, а сама книга была опубликована под инициалами «Г.Ф» (англ. H. F.)[2]. Возможно, роман был основан на дневниках дяди Дефо, Генри Фо (англ. Henry Foe)[3].
В своей книге Дефо прилагает немало труда к тому, чтобы достичь эффекта правдоподобия, описывая конкретное человеческое окружение, улицы, и даже дома, в которых происходили те или иные события. Вдобавок, всё это сопровождается статистическими таблицами с числом погибших[4], и обсуждением достоверности различных сообщений и анекдотов, якобы полученных рассказчиком.
Роман можно сравнить с подлинными отчётами из дневников Сэ́мюэля Пипса, которые были написаны в период чумы. Изложение Дефо, хотя и романизированное, гораздо более систематично и детально чем изложение Пипса, сделанное от первого лица.
Кроме того, роман можно сравнить с описанием чумы в романе «Обручённые» (итал. I Promessi Sposi) итальянского писателя Алессандро Мандзони. Несмотря на некоторые аналогии (например, оба романа были написаны много лет спустя после окончания эпидемии), оба писателя используют разные стилистические приёмы: работа Дефо полна деталей, но написана в бесстрастном стиле, в то время как Мандзони не только воссоздал общую атмосферу поражённого бубонной чумой Милана, но также и проанализировал индивидуальную реакцию на чуму с присущей ему поэтической чувствительностью.
Адаптации
- В 1943 году в радио-передаче The Weird Circle появилась адаптация романа под названием «Mark Of the Plague»[5], представлявшая собой сжатую 30-минутную драму.
Аллюзии на роман в поздней культуре
- Фильм Монти Пайтон и Священный Грааль заимствует несколько элементов из романа, включая фразу «Выносите своих мертвецов» и идею о том, как ещё живого человека безразлично кладут на телегу с мертвецами, чтобы свалить в общую могилу.
- В фильме Франсуа Трюффо — 451 градус по фаренгейту (1966), который представляет собой адаптацию романа Рэя Брэдбери — 451 градус по Фаренгейту, во время сцены сожжения книг в доме Гая Монтэга среди сжигаемых книг можно увидеть экземпляр «Дневника Чумного Года» .
- В полнометражном мультфильме А скоро осень?, рассказывающем о летних приключениях Дарьи и её друзей, «Дневник Чумного Года» лежит на кровати Дарьи, когда Хелен неожиданно подслушивает, как Дарья утешает Квин. Будучи обнаруженной, Квин оправдывается тем, что пришла в комнату Дарьи с целью позаимствовать книгу. Она бессознательно хватает с кровати «Дневник Чумного Года» и затем содрогается от омерзения, поняв что за книгу схватила.
- В "путеводителе по замку Амбер" Роджера Желязны «Дневник Чумного Года» упоминается как одна из любимых книг героя первого тома Хроник Амбера- Корвина
См. также
Напишите отзыв о статье "Дневник чумного года"
Ссылки
- [lib.ru/PRIKL/DEFO/defoe_journal.txt «Дневник чумного года»] в библиотеке Максима Мошкова (рус.)
Источники
- ↑ Страница 5 — титульный лист, сообщающий о том, что автор романа был в Лондоне на протяжении всего периода чумы. (По изданию — Дневник Чумного Года / перевод К.Н.Атарова. — Издательство АСТ, 2005. — С. 5. — 318 с. — (Классическая и современная проза).
- ↑ Страница 318 (По изданию — Дневник Чумного Года / перевод К.Н.Атарова. — Издательство АСТ, 2005. — С. 318. — (Классическая и современная проза).
- ↑ Поскольку роман был опубликован под инициалами H.F (которые, очевидно, представляют собой сокращение от Henry Foe,который и был дядей Даниэля Дефо), вполне логично предположить что роман был основан на дневниках дяди Даниэля Дефо. Однако, это лишь предположение.
- ↑ Страница 130, Страница 9, Страница 264, Страницы 242—243 (По изданию — Дневник Чумного Года / перевод К.Н.Атарова. — Издательство АСТ, 2005. — С. 242—243. — 318 с. — (Классическая и современная проза).
- ↑ [www.digitaldeliftp.com/DigitalDeliToo/dd2jb-Weird-Circle.html The Definitive Weird Circle Radio Log]
Отрывок, характеризующий Дневник чумного года
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..
Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.