Дневник доктора Зайцевой
Поделись знанием:
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.
Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…
Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.
Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
| Дневник доктора Зайцевой | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Создатель |
Бора Дагтекин |
| В ролях |
Яна Крайнова |
| Страна | |
| Количество сезонов |
2 |
| Количество серий |
48 |
| Производство | |
| Продюсер |
Вячеслав Муругов, |
| Режиссёр |
Валерия Ивановская, |
| Сценарист |
Иван Шишман, |
| Хронометраж |
48 мин. |
| Трансляция | |
| Телеканал | |
| На экранах | |
«Дневник доктора Зайцевой» — российский комедийный телесериал производства кинокомпании «Спутник Восток Продакшн». Российская адаптация немецкого сериала «Дневник доктора». Транслировался на телеканале СТС и СТС International с 16 января 2012 года по 22 февраля 2013 года.
Содержание
Сюжет
Главная героиня сериала — Саша Зайцева, милая девушка, мечтающая похудеть и встретить настоящую любовь. Она перспективный хирург, уходит из пластической хирургии после того, как узнаёт об измене своего жениха. Переехав к родителям, она начинает работать в клинике своего отца, где встречает свою первую школьную любовь — Максима Майорова.
Главные роли
- Александра Ильинична Майорова (Зайцева) (Зайчиха) (Яна Крайнова) — заведующая отделением травматологии и ортопедии, 31 год. Работает в клинике отца, живёт с родителями, пытается найти свою любовь. Разорвала отношения с женихом, узнав об его измене. Ещё со школы влюблена в Макса Майорова. Была влюблена в Румынского, но рассталась с ним из-за того, что у него есть жена и 5-летний ребёнок. После ухода Ильи Ильича из клиники назначена временным главврачом. Хотела уволиться из-за коллег, которые прочитали её личные записи, но передумала, так как решила сделать всё возможное, чтобы вылечить Рому Менделевича, больного гепатитом C. В 43 серии была похищена бандой Давыдова, но спасена Максимом Майоровым (44 серия). Несмотря на вазэктомию Майорова и несовместимость их хромосом, Саша смогла забеременеть здоровым ребёнком. В конце 2 сезона выходит замуж за Макса. (48 серия).
- Сашу Зайцеву в подростковом возрасте играет Полина Виторган (дочь актёра Максима Виторгана).
- Максим Владимирович Майоров (Илья Любимов) — заведующий хирургическим отделением, 31 год. Первоклассный врач. Любим всеми — от медсестры до главврача. Может быть милым, но чаще заносчив. Он объект мучительных подростковых воспоминаний Саши. Она безответно обожала его все школьные годы, а он дразнил её Зайчихой. Но всё изменилось, когда, увидев Сашу в лифте, он влюбился в неё по уши, но долгое время не показывал этого. В 10 серии первого сезона Макс принял роды в лифте. Был арестован полицией в 28 серии из-за того, что давал морфий пациенту. Но в 30 серии выпущен из тюрьмы, благодаря Саше. Во 2 сезоне понял, что ему нужна только Саша. Болел неизлечимой болезнью —лихорадкой Петерсона, но выздоровел от вакцины Саши. Сделал вазэктомию, чтобы обезопасить Сашу, так как была вероятность, что их ребёнок мог родиться больным. После развода с Сашей сделал обратную операцию. Отец ребёнка Зайцевой. В конце 2 сезона женится на Александре (48 серия).
- Макса в подростковом возрасте играет Анвар Халилулаев.
- Павел Анатольевич Румынский (Павел Трубинер) — бывший заведующий гинекологическим отделением. Есть дочь Маша (Мышка). Есть жена, которая была в коме 13 месяцев, а затем бросила его и уехала с дочерью. Во 2 сезоне встречается с Катей (которая беременна от него и вот-вот родит), после чего они женятся и уезжают с ней и усыновлённым ребёнком в Санкт-Петербург.
- Илья Ильич Зайцев (Александр Феклистов) — бывший главврач. Отец Саши и Никиты, 55 лет. Изменял своей жене три раза, из-за этого Софья выгнала его из дома, но после того, как он попросил прощения, снова вернулся домой. Узнал про любовника жены. Устроился на работу в министерство.
- Софья Андреевна Зайцева (Софа) (Елена Сафонова) — мать Саши и Никиты. Домохозяйка, 54 года. Посвятила всю свою жизнь мужу и детям. Раньше работала в Субботинской больнице. Был любовник. Очень хочет внуков.
- Лиана Оганезовна Мирзоян (Алика Смехова) — нейрохирург. Есть дочь Анжелика. Пыталась встречаться с Румынским. Бывшая девушка Никиты Зайцева. Жуткая стерва в отношении с другими женщинами. Невеста Рубцова. В 43 серии становится главврачом.
- Маша («Мышка») (Ангелина Коршунова) — 8 лет. Уехала вместе с мамой (1 сезон). Неродная дочь Румынского.
- Марго Волгина (Алёна Яковлева) — мать Майорова. Была любовницей Ильи Ильича. Известная писательница. Публикует любовные романы с участием доктора Райского и Амалии.
- Ксения Анатольевна Шевченко (Ксю) (Анна Халилулина) — невеста фельдшера, 30 лет. Любила Майорова и хотела долгой и счастливой жизни с ним. Ради этого пошла на обман насчёт своей беременности. Была невестой Макса, шантажировала его. Дружит с Аллочкой. Потеряла ребёнка, после чего долго не могла забеременеть. Беременна от Пушкина.
- Никита Ильич Зайцев (Никитос) (Алексей Демидов) — брат Саши. Бывший студент юридического университета, 25 лет. После отчисления работает санитаром в клинике своего отца. Любил Лиану Мирзоян. У него был роман с Ольгой Репиной. Встречается с Настей. Вместе с ней и её друзьями помогал бездомным. Предлагает Насте выйти за него замуж.
- Алла Ковальчук (Аллочка) (Алёна Лаптева) — одинокая медсестра хирургического отделения, 33 года. Нет докторского образования. Чувствительна. Боится крови и падает в обморок в 11 серии, увидев как рожает пациентка. Влюблена в патологоанатома Живкина. Беременна от него. Родила сына.
- Всеволод Живкин (Сева) (Томас Моцкус) — патологоанатом Субботинской больницы. Влюблен в Аллу Ковальчук. Есть сын от Аллы.
- Анна Румынская (Яхонтова) (Ирина Лосева) — жена Румынского. В коме 13 месяцев. Вышла из комы в 8 серии. Должна очень большую сумму и скрывает это от мужа. Уехала вместе с Машей (1 сезон).
- Роман Менделевич (Валера Объедков, Сергей Косутин) (Константин Соловьев) — аферист, бывший муж Саши. Потерял память, но потом она возвращается. Выдавая себя за миллионера (покойного), женится на Саше Зайцевой. В 18 серии «мать» Менделевича погибает от удара током. Он, пытаясь избавиться от тела, опять попадает под подозрение. В 20 серии его арестовывает полиция, но ему удаётся сбежать. Объявился в конце второго сезона. Смертельно болен гепатитом C. После своей смерти хочет оставить наследника. Вылечился от гепатита C благодаря своему брату, избавился от всех обвинений в полиции. Помирил Зайцеву и Майорова.
- Денис Степанович Давыдов (Максим Радугин) — новый главврач Субботинской больницы, влюблён в Александру Зайцеву. Заведующий отделением травматологии и ортопедии. Бывший ученик Ильи Ильича. Жил и работал во Франции, но «душою русский». В Россию вернулся, потому что во Франции упёрся в карьерный потолок. Решительный, находчивый, обаятельный. Привык добиваться целей, но при этом этичен и деликатен. Искренне заботится об интересах пациентов. По общему мнению, похож на Майорова, но в обращении с женщинами — настоящий джентльмен. Именно он виноват в смерти Сердюкова. Практикует эвтаназию. Уехал в Амстердам. Собрал банду, чтобы украсть Сашу и отвести её в Амстердам. Миллионер. (2 сезон)
- Макамба — негритянка, подруга Румынского. Румынский помогает ей и её ребёнку. Влюблена в него, но безответно. Ревнует к Саше. Погибает в 32 серии от укуса гадюки, натравленной африканским королём. Мать Ебонго (Богдана) (2 сезон).
- Светлана Репина (Ольга Дятлова) (Алла Подчуфарова) — выдавала себя за дочь Зайцева. Аферистка. Работала в хирургии, но из-за того, что не уследила за приборами, была переведена в отделение морга. Переспала с Майоровым. Не является дочерью Ильи Ильича, так как Саша тоже сдавала кровь, и мама Светы взяла эту пробирку. В 33 серии попала в аварию. Вместе с ухажёром обманула Никиту, инсценировав убийство. Но Никита забрал у них деньги, угрожая тем, что продаст их почки. Поймана за мошенничество (2 сезон).
- Катя Румынская (Дудкина) (Людмила Светлова) — подруга Саши, 30 лет. Некоторое время жила в Африке. Вернулась в Москву беременной. Потом стала женой Румынского. Уехала с ним и Богданом (сыном Макамбы и африканского короля) в Санкт-Петербург.
- Гоша Пушкин (Григорий Скряпкин) — жених Ксении, 32 года. Сначала фельдшер, а потом врач хирургического отделения.
- Лев Рубцов (Максим Виторган) — заведующий отделением кардиологии, 41 год. Есть два сына — Валера и Миша. Предельно серьёзно относится к своей работе. Уже работал в Субботинской больнице, полгода отсутствовал, но решил вернуться. Разведён, один растит двух сыновей. Крепкий, коренастый, солидный мужчина. Всегда железно уверен в своей правоте, его слово должно быть последним, но он идёт на уступки, если чувствует, что перегнул палку. Жёсткий, упрямый, но всегда заботится об интересах пациента. Бывший муж Ларисы Рубцовой. Собирается жениться на Лиане Мирзоян.
- Настя Шарапова (Олеся Фаттахова) — дочь полковника ФСБ, невеста Никиты, 24 года. Помогает бездомным. Собирается замуж за Никиту (2 сезон).
Музыка из сериала
| Яжевика | Это любовь |
| Нюша | Why |
| Angel | |
| Дэвид Грэй | Sail away |
| Нервы | Глупая |
| Brainstorm | Maybe |
| Ветер | |
| Потап и Настя Каменских | Если вдруг тебя не станет |
| Мы отменяем К. С. | |
| Plan B | She said |
| Крис Ри | Looking for the Summer |
| Город 312 | Обернись |
| Свиридова Алена | Я приду к тебе на помощь |
| Morcheeba | Otherwise |
| Океан Ельзи | Не питай |
| Без бою | |
| Flëur | Шелкопряд |
| Fort Minor | Believe Me |
| Serebro | Never be good |
| Under Pressure | |
| Tony Igy | Astronomia |
| Haven McInerney | Everything Will Be Allright |
| Сара Брайтман | Dust In The Wind |
| Jimmy Somerville | Safe In These Arms |
| a-ha | Stay
Crying In The Rain |
| Summer Moved On | |
| Lifelines | |
| Kate Walsh | Broken glass |
| Сэм Браун | Stop! |
| Крейг Дэвид | I’m walking away |
| Танцы минус | Половинка |
| Наутилус Помпилиус | Я хочу быть с тобой |
| Кармен | Лондон |
| Мумий Тролль | Такие девчонки |
| Чичерина | На запах |
| Tina Arena | The Windmills of Your Mind |
| The Blast | With you |
| Александр Иванов | Я постелю тебе под ноги небо |
| Steve Ennever & Mike Shepstone | Sexy Lover 2 |
| Parvati Khan | Jimmy Jimmy Aaja Aaja |
| Аркадий Укупник | Я на тебе никогда не женюсь |
| Ольга Рождественская | Говорят, дельфины говорят |
| Ундервуд | Все пройдет, милая |
Напишите отзыв о статье "Дневник доктора Зайцевой"
Примечания
Ссылки
- [ctc.ru/projects/serials/dnevnik-doktora-zaytsevoy/ Страница сериала на официальном сайте СТС]
- [tvgid.org/dnevnik-doktora-zajcevoj.html Страница сериала на сайте TVGid.org]
- [ruskino.ru/mov/13588 Страница сериала на сайте ruskino.ru]
- [ctc.ru/rus/projects/serials/2467/hero/ Персонажи телесериала «Дневник доктора Зайцевой»]
- [www.kp.ru/daily/25824/2801573/ Яна Крайнова из «Дневника доктора Зайцевой»: Пришлось бросить йогу и есть жирное и сладкое]
Отрывок, характеризующий Дневник доктора Зайцевой
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.
Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…
Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.
Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
