Дневник писателя

Дневник писателя
Специализация:	литературный, научный и политический журнал
Периодичность:	ежемесячник
Язык:	русский
Адрес редакции:	Санкт-Петербург
Главный редактор:	Фёдор Достоевский
Издатель:	Фёдор Достоевский
Страна:	Российская империя
История издания:	1876—1881
Дата основания:	1876
Последний выпуск:	1881
Объём:	1,5—2 листа in quarto
Тираж:	6 000
Доступ:	подписка, открытый

К:Печатные издания, возникшие в 1876 году

«Дневни́к писа́теля» — ежемесячный журнал философско-литературной публицистики Фёдора Михайловича Достоевского, выходивший в 1876—1877 и 1880—1881 годах. Под тем же названием писатель вёл рубрику в еженедельнике «Гражданин» в 1873 году. По своему литературному типу журнал Достоевского не имеет аналогов в истории русской и мировой журналистики. По собственной концепции, широкому кругу злободневных проблем «Дневник писателя» «по праву может быть назван энци­клопедией русской жизни».

И. Л. Волгин обращал внимание на то, что под словом «писатель» в названии издания подразумевалось не лицо, то есть издатель Достоевский, а профессия, поскольку имя автора обозначалось в конце, как подпись под текстом. «„Дневник писателя“ — это дневник общественной жизни, пропущенной через личное писательское восприятие. Достоевский вступает на „дневниковое“ поприще отнюдь не в качестве журналиста или публициста, а именно в качестве писателя, что, собственно, и прокламируется». Вероятно поэтому Достоевский второе слово названия журнала писал с заглавной буквы — «Дневник Писателя». Такой вариант орфографии использует В. Н. Захаров. И. Л. Волгин рассматривает журналистские стратегии Достоевского как попытки создания гражданского общества, когда задачей максимум «Дневника писателя» заявлялся миросозидательный проект. К настоящему времени изучение «Дневника писателя» выделилось в самостоятельную отрасль достоевскознания.

История издания

Первоначально публиковался в виде отдельной рубрики «Дневник писателя» с первого январского номера за 1873 год еженедельного журнала князя В. П. Мещерского «Гражданин», редактором которого был Достоевский. С конца августа 1873 года Достоевский прекратил выпуск раздела «Дневник писателя» и стал вести внешнеполитическую рубрику «Гражданина» «Иностранные события». Весной 1874 года писатель вышел из редакции журнала «Гражданин», уйдя в работу над романом «Подросток», после завершения которого вернулся к публицистике и возобновил выпуск собственного журнала одного автора (моножурнала) в виде отдельного издания. При этом работа над «Дневником писателя» рассматривалась Достоевским ещё и как творческая лаборатория для подготовки материалов большого романа «Братья Карамазовы». В 1876 и 1877 годах «Дневник» выходил самостоятельными ежемесячными выпусками, печатавшимися в типографии князя В. В. Оболенского. Затем, ввиду занятости писателя работой по созданию романа «Братья Карамазовы», появилось лишь два выпуска: августовский 1880 года и январский 1881 года (вышел посмертно).

«Дневник писателя» пользовался большим успехом читателей по всей России, особенно среди молодёжи. При жизни писателя ежемесячные выпуски журнала за 1876 год дважды публиковались отдельными изданиями — в 1877 и 1879 годах. «Дневник писателя» за 1877 год вышел отдельным изданием в 1878 году.

Сотрудники

Единственным автором «Дневника писателя» был Ф. М. Достоевский, который выступал редактором, журналистом и романистом в одном лице. При этом «сотрудниками» своего моножурнала Достоевский считал своих читателей-корреспондентов, поскольку некоторые статьи создавались на основе писем подписчиков. Супруга писателя А. Г. Достоевская вела ответственную работу по подписке «Дневника писателя» и его продаже через владельцев книжных магазинов. Кроме жены большую помощь по изданию и распространению журнала оказывал метранпаж М. А. Александров, оставивший об этом свои воспоминания, в которых использовал орфографию Достоевского: «Дневник Писателя».

Жанры

В. Н. Захаров писал, что в журналистике Достоевский использовал практически все жанры: статьи, очерки, полемику, заметки, обозрения внутренней и иностранной политики, литературную критику, рецензии, предисловия, отчёты, некрологи, и проч. При этом главным из них был фельетон. Неповторимый жанр «Дневника писателя» создавался при синтезе литературы и журналистики на фельетонной основе.

Художественные особенности

В «Дневнике писателя» Достоевский откликался, главным образом в публицистической форме, на волновавшие его события современности. Вместе с тем «Дневник» содержит ряд художественных произведений — рассказы, очерки, воспоминания.

Критика 1870-х годов отмечала ценность этих художественных страниц «Дневника писателя». В последний период творчества Достоевский действительно достигает поразительной силы в искусстве малых повествовательных жанров, которые он и разрабатывает в этом издании. Он создаёт новые виды философской и психологической повести («Кроткая» и «Сон смешного человека»), фантастического рассказа («Бобок»), художественных очерков современного Санкт-Петербурга («Столетняя», «Мальчик у Христа на ёлке»), художественных мемуаров с большими обобщениями и глубокими выводами («Мужик Марей»).

Художественные произведения из «Дневника писателя»

• Бобок. Записки одного лица (1873, 5 февраля).
• Мальчик у Христа на ёлке (1876, январь).
• Мужик Марей (1876, февраль).
• Столетняя (1876, март).
• Кроткая. Фантастический рассказ (1876, ноябрь).
• Сон смешного человека. Фантастический рассказ (1877, апрель).
• Пушкин (Очерк). Произнесено 8 июня в заседании Общества любителей российской словесности (1880, август).

Исследования

Первая монография по исследованию «Дневника писателя» вышла в 1966 году в Австралии и принадлежала перу русского эмигранта, достоеведа Дмитрия Владимировича Гришина (1908–1975). В 1971 году вышло её новое исправленное издание. На Родине писателя в советскую эпоху научные исследования «Дневника писателя» не поощрялись из идеологических соображений. Одним из первых достоевистов, впервые занявшихся комплексным изучением данного вопроса, стал в 1970-х годах И. Л. Волгин. До этого издавались работы узкой направленности, например, по исследованию статей, затрагивавших проблемы права, или художественных произведений, вышедших в журнале.

Библиография

Прижизненные издания

• 1873 — Достоевский Ф. М. Дневник писателя за 1873 год // Гражданин. Газета-журнал политический и литературный. — СПб.: Тип. А. Траншеля, 1873.
• 1877 — Достоевский Ф. М. Дневник писателя за 1876 г. Ф. М. Достоевского. — 1-е. — СПб.: Тип. В. В. Оболенского, 1877. — 336 с.
• 1879 — Достоевский Ф. М. Дневник писателя за 1876 г. Ф. М. Достоевского. — 2-е. — СПб.: Тип. Ю. Штауфа (И. Фишона), 1879. — 336 с.
• 1881 — Достоевский Ф. М. Дневник писателя. Ежемесячное издание. Год III-й. Единственный выпуск на 1880. Август. — СПб.: Тип. бр. Пантелеевых, 1880. — 44 с.

Посмертные издания за 1881 год

• 1881 — Достоевский Ф. М. Дневник Писателя. Ежемесячное издание [Ф. М. Достоевского]. 1881. Январь. — 2-е. — СПб.: Тип. А. С. Суворина, 1881. — 32 с.

Современные издания

• Достоевский Ф. М. [www.fedordostoevsky.ru/research/sundry/001/ Дневник писателя] : в 2 т. / Вступ. ст. И. Волгина, коммент. В. Рака, А. Архиповой, Г. Галаган. — М. : Книжный Клуб 36.6, 2011. — Т. 1. — 800 с. — ISBN 978-5-98697-176-6.</span>
• Достоевский Ф. М. [www.fedordostoevsky.ru/research/sundry/001/ Дневник писателя] : в 2 т. / Коммент. А. Батюто, А. Березкина, В. Ветловской и др.. — М. : Книжный Клуб 36.6, 2011. — Т. 2. — 752 с. — ISBN 978-5-98697-220-6.</span>

См. также

• Время (журнал)
• Эпоха (журнал)

Литература

Монографии

• Гришин Д. В. «Дневник писателя». — Melbourne: Русское отделение Мельбурнского университета. University of Melbourne, 1966. — 270 с.
• Гришин Д. В. Достоевский — человек, писатель и мифы. Достоевский и его «Дневник писателя». — Melbourne: Русское отделение Мельбурнского университета. University of Melbourne, 1971. — 369 с.

Статьи

• Волгин И. Л. Поверх барьеров. Загадка «Дневника писателя» // [www.fedordostoevsky.ru/research/sundry/001/ Дневник писателя] : в 2 т. / Достоевский Ф. М. ; Вступ. ст. И. Волгина, коммент. В. Рака, А. Архиповой, Г. Галаган. — М. : Книжный Клуб 36.6, 2011. — Т. 1. — С. 5—40. — 800 с. — ISBN 978-5-98697-176-6.</span>
• Волгин И. Л. «Дневник писателя» как миросозидающий проект // [www.fedordostoevsky.ru/research/sundry/002/ Достоевский и журнализм] / под ред. В. Н. Захарова, К. А. Степаняна, Б. Н. Тихомирова. — СПб. : Дмитрий Буланин, 2013. — Вып. 4. — С. 27—38. — 379 с. — (Dostoevsky Monographs). — ISBN 978-5-86007-755-3.</span>
• [www.fedordostoevsky.ru/works/lifetime/dairy/ Дневник писателя]. Федор Михайлович Достоевский. Антология жизни и творчества. Проверено 1 марта 2016.
• Захаров В. Н. Кодекс Достоевского // [www.fedordostoevsky.ru/research/sundry/002/ Достоевский и журнализм] / под ред. В. Н. Захарова, К. А. Степаняна, Б. Н. Тихомирова. — СПб. : Дмитрий Буланин, 2013. — Вып. 4. — С. 17—26. — 379 с. — (Dostoevsky Monographs). — ISBN 978-5-86007-755-3.</span>
• Туниманов В. А. [rvb.ru/dostoevski/02comm/journal_1877_preamble.htm Комментарии] // Собрание сочинений : в 15 т. / Достоевский Ф. М. ; Ред. Н. Ф. Буданова, В. А. Туниманов. — Спб. : Наука, 1995. — Т. 14. — С. 517—549.</span>
• Фридлендер Г. М. [rvb.ru/dostoevski/02comm/introcomm13.htm Примечания] // Собрание сочинений : в 15 т. / Достоевский Ф. М.. — Л. : Наука, 1994. — Т. 13. — С. 411—435.</span>

Ссылки

• [az.lib.ru/d/dostoewskij_f_m/ «Дневник писателя»] на Lib.ru

Отрывок, характеризующий Дневник писателя

Года два тому назад, в 1808 году, вернувшись в Петербург из своей поездки по имениям, Пьер невольно стал во главе петербургского масонства. Он устроивал столовые и надгробные ложи, вербовал новых членов, заботился о соединении различных лож и о приобретении подлинных актов. Он давал свои деньги на устройство храмин и пополнял, на сколько мог, сборы милостыни, на которые большинство членов были скупы и неаккуратны. Он почти один на свои средства поддерживал дом бедных, устроенный орденом в Петербурге. Жизнь его между тем шла по прежнему, с теми же увлечениями и распущенностью. Он любил хорошо пообедать и выпить, и, хотя и считал это безнравственным и унизительным, не мог воздержаться от увеселений холостых обществ, в которых он участвовал.
В чаду своих занятий и увлечений Пьер однако, по прошествии года, начал чувствовать, как та почва масонства, на которой он стоял, тем более уходила из под его ног, чем тверже он старался стать на ней. Вместе с тем он чувствовал, что чем глубже уходила под его ногами почва, на которой он стоял, тем невольнее он был связан с ней. Когда он приступил к масонству, он испытывал чувство человека, доверчиво становящего ногу на ровную поверхность болота. Поставив ногу, он провалился. Чтобы вполне увериться в твердости почвы, на которой он стоял, он поставил другую ногу и провалился еще больше, завяз и уже невольно ходил по колено в болоте.
Иосифа Алексеевича не было в Петербурге. (Он в последнее время отстранился от дел петербургских лож и безвыездно жил в Москве.) Все братья, члены лож, были Пьеру знакомые в жизни люди и ему трудно было видеть в них только братьев по каменьщичеству, а не князя Б., не Ивана Васильевича Д., которых он знал в жизни большею частию как слабых и ничтожных людей. Из под масонских фартуков и знаков он видел на них мундиры и кресты, которых они добивались в жизни. Часто, собирая милостыню и сочтя 20–30 рублей, записанных на приход, и большею частию в долг с десяти членов, из которых половина были так же богаты, как и он, Пьер вспоминал масонскую клятву о том, что каждый брат обещает отдать всё свое имущество для ближнего; и в душе его поднимались сомнения, на которых он старался не останавливаться.
Всех братьев, которых он знал, он подразделял на четыре разряда. К первому разряду он причислял братьев, не принимающих деятельного участия ни в делах лож, ни в делах человеческих, но занятых исключительно таинствами науки ордена, занятых вопросами о тройственном наименовании Бога, или о трех началах вещей, сере, меркурии и соли, или о значении квадрата и всех фигур храма Соломонова. Пьер уважал этот разряд братьев масонов, к которому принадлежали преимущественно старые братья, и сам Иосиф Алексеевич, по мнению Пьера, но не разделял их интересов. Сердце его не лежало к мистической стороне масонства.
Ко второму разряду Пьер причислял себя и себе подобных братьев, ищущих, колеблющихся, не нашедших еще в масонстве прямого и понятного пути, но надеющихся найти его.
К третьему разряду он причислял братьев (их было самое большое число), не видящих в масонстве ничего, кроме внешней формы и обрядности и дорожащих строгим исполнением этой внешней формы, не заботясь о ее содержании и значении. Таковы были Виларский и даже великий мастер главной ложи.
К четвертому разряду, наконец, причислялось тоже большое количество братьев, в особенности в последнее время вступивших в братство. Это были люди, по наблюдениям Пьера, ни во что не верующие, ничего не желающие, и поступавшие в масонство только для сближения с молодыми богатыми и сильными по связям и знатности братьями, которых весьма много было в ложе.
Пьер начинал чувствовать себя неудовлетворенным своей деятельностью. Масонство, по крайней мере то масонство, которое он знал здесь, казалось ему иногда, основано было на одной внешности. Он и не думал сомневаться в самом масонстве, но подозревал, что русское масонство пошло по ложному пути и отклонилось от своего источника. И потому в конце года Пьер поехал за границу для посвящения себя в высшие тайны ордена.

Летом еще в 1809 году, Пьер вернулся в Петербург. По переписке наших масонов с заграничными было известно, что Безухий успел за границей получить доверие многих высокопоставленных лиц, проник многие тайны, был возведен в высшую степень и везет с собою многое для общего блага каменьщического дела в России. Петербургские масоны все приехали к нему, заискивая в нем, и всем показалось, что он что то скрывает и готовит.
Назначено было торжественное заседание ложи 2 го градуса, в которой Пьер обещал сообщить то, что он имеет передать петербургским братьям от высших руководителей ордена. Заседание было полно. После обыкновенных обрядов Пьер встал и начал свою речь.
– Любезные братья, – начал он, краснея и запинаясь и держа в руке написанную речь. – Недостаточно блюсти в тиши ложи наши таинства – нужно действовать… действовать. Мы находимся в усыплении, а нам нужно действовать. – Пьер взял свою тетрадь и начал читать.
«Для распространения чистой истины и доставления торжества добродетели, читал он, должны мы очистить людей от предрассудков, распространить правила, сообразные с духом времени, принять на себя воспитание юношества, соединиться неразрывными узами с умнейшими людьми, смело и вместе благоразумно преодолевать суеверие, неверие и глупость, образовать из преданных нам людей, связанных между собою единством цели и имеющих власть и силу.
«Для достижения сей цели должно доставить добродетели перевес над пороком, должно стараться, чтобы честный человек обретал еще в сем мире вечную награду за свои добродетели. Но в сих великих намерениях препятствуют нам весьма много – нынешние политические учреждения. Что же делать при таковом положении вещей? Благоприятствовать ли революциям, всё ниспровергнуть, изгнать силу силой?… Нет, мы весьма далеки от того. Всякая насильственная реформа достойна порицания, потому что ни мало не исправит зла, пока люди остаются таковы, каковы они есть, и потому что мудрость не имеет нужды в насилии.
«Весь план ордена должен быть основан на том, чтоб образовать людей твердых, добродетельных и связанных единством убеждения, убеждения, состоящего в том, чтобы везде и всеми силами преследовать порок и глупость и покровительствовать таланты и добродетель: извлекать из праха людей достойных, присоединяя их к нашему братству. Тогда только орден наш будет иметь власть – нечувствительно вязать руки покровителям беспорядка и управлять ими так, чтоб они того не примечали. Одним словом, надобно учредить всеобщий владычествующий образ правления, который распространялся бы над целым светом, не разрушая гражданских уз, и при коем все прочие правления могли бы продолжаться обыкновенным своим порядком и делать всё, кроме того только, что препятствует великой цели нашего ордена, то есть доставлению добродетели торжества над пороком. Сию цель предполагало само христианство. Оно учило людей быть мудрыми и добрыми, и для собственной своей выгоды следовать примеру и наставлениям лучших и мудрейших человеков.
«Тогда, когда всё погружено было во мраке, достаточно было, конечно, одного проповедания: новость истины придавала ей особенную силу, но ныне потребны для нас гораздо сильнейшие средства. Теперь нужно, чтобы человек, управляемый своими чувствами, находил в добродетели чувственные прелести. Нельзя искоренить страстей; должно только стараться направить их к благородной цели, и потому надобно, чтобы каждый мог удовлетворять своим страстям в пределах добродетели, и чтобы наш орден доставлял к тому средства.
«Как скоро будет у нас некоторое число достойных людей в каждом государстве, каждый из них образует опять двух других, и все они тесно между собой соединятся – тогда всё будет возможно для ордена, который втайне успел уже сделать многое ко благу человечества».
Речь эта произвела не только сильное впечатление, но и волнение в ложе. Большинство же братьев, видевшее в этой речи опасные замыслы иллюминатства, с удивившею Пьера холодностью приняло его речь. Великий мастер стал возражать Пьеру. Пьер с большим и большим жаром стал развивать свои мысли. Давно не было столь бурного заседания. Составились партии: одни обвиняли Пьера, осуждая его в иллюминатстве; другие поддерживали его. Пьера в первый раз поразило на этом собрании то бесконечное разнообразие умов человеческих, которое делает то, что никакая истина одинаково не представляется двум людям. Даже те из членов, которые казалось были на его стороне, понимали его по своему, с ограничениями, изменениями, на которые он не мог согласиться, так как главная потребность Пьера состояла именно в том, чтобы передать свою мысль другому точно так, как он сам понимал ее.
По окончании заседания великий мастер с недоброжелательством и иронией сделал Безухому замечание о его горячности и о том, что не одна любовь к добродетели, но и увлечение борьбы руководило им в споре. Пьер не отвечал ему и коротко спросил, будет ли принято его предложение. Ему сказали, что нет, и Пьер, не дожидаясь обычных формальностей, вышел из ложи и уехал домой.


На Пьера опять нашла та тоска, которой он так боялся. Он три дня после произнесения своей речи в ложе лежал дома на диване, никого не принимая и никуда не выезжая.
В это время он получил письмо от жены, которая умоляла его о свидании, писала о своей грусти по нем и о желании посвятить ему всю свою жизнь.
В конце письма она извещала его, что на днях приедет в Петербург из за границы.
Вслед за письмом в уединение Пьера ворвался один из менее других уважаемых им братьев масонов и, наведя разговор на супружеские отношения Пьера, в виде братского совета, высказал ему мысль о том, что строгость его к жене несправедлива, и что Пьер отступает от первых правил масона, не прощая кающуюся.
В это же самое время теща его, жена князя Василья, присылала за ним, умоляя его хоть на несколько минут посетить ее для переговоров о весьма важном деле. Пьер видел, что был заговор против него, что его хотели соединить с женою, и это было даже не неприятно ему в том состоянии, в котором он находился. Ему было всё равно: Пьер ничто в жизни не считал делом большой важности, и под влиянием тоски, которая теперь овладела им, он не дорожил ни своею свободою, ни своим упорством в наказании жены.
«Никто не прав, никто не виноват, стало быть и она не виновата», думал он. – Ежели Пьер не изъявил тотчас же согласия на соединение с женою, то только потому, что в состоянии тоски, в котором он находился, он не был в силах ничего предпринять. Ежели бы жена приехала к нему, он бы теперь не прогнал ее. Разве не всё равно было в сравнении с тем, что занимало Пьера, жить или не жить с женою?
Не отвечая ничего ни жене, ни теще, Пьер раз поздним вечером собрался в дорогу и уехал в Москву, чтобы повидаться с Иосифом Алексеевичем. Вот что писал Пьер в дневнике своем.
«Москва, 17 го ноября.
Сейчас только приехал от благодетеля, и спешу записать всё, что я испытал при этом. Иосиф Алексеевич живет бедно и страдает третий год мучительною болезнью пузыря. Никто никогда не слыхал от него стона, или слова ропота. С утра и до поздней ночи, за исключением часов, в которые он кушает самую простую пищу, он работает над наукой. Он принял меня милостиво и посадил на кровати, на которой он лежал; я сделал ему знак рыцарей Востока и Иерусалима, он ответил мне тем же, и с кроткой улыбкой спросил меня о том, что я узнал и приобрел в прусских и шотландских ложах. Я рассказал ему всё, как умел, передав те основания, которые я предлагал в нашей петербургской ложе и сообщил о дурном приеме, сделанном мне, и о разрыве, происшедшем между мною и братьями. Иосиф Алексеевич, изрядно помолчав и подумав, на всё это изложил мне свой взгляд, который мгновенно осветил мне всё прошедшее и весь будущий путь, предлежащий мне. Он удивил меня, спросив о том, помню ли я, в чем состоит троякая цель ордена: 1) в хранении и познании таинства; 2) в очищении и исправлении себя для воспринятия оного и 3) в исправлении рода человеческого чрез стремление к таковому очищению. Какая есть главнейшая и первая цель из этих трех? Конечно собственное исправление и очищение. Только к этой цели мы можем всегда стремиться независимо от всех обстоятельств. Но вместе с тем эта то цель и требует от нас наиболее трудов, и потому, заблуждаясь гордостью, мы, упуская эту цель, беремся либо за таинство, которое недостойны воспринять по нечистоте своей, либо беремся за исправление рода человеческого, когда сами из себя являем пример мерзости и разврата. Иллюминатство не есть чистое учение именно потому, что оно увлеклось общественной деятельностью и преисполнено гордости. На этом основании Иосиф Алексеевич осудил мою речь и всю мою деятельность. Я согласился с ним в глубине души своей. По случаю разговора нашего о моих семейных делах, он сказал мне: – Главная обязанность истинного масона, как я сказал вам, состоит в совершенствовании самого себя. Но часто мы думаем, что, удалив от себя все трудности нашей жизни, мы скорее достигнем этой цели; напротив, государь мой, сказал он мне, только в среде светских волнений можем мы достигнуть трех главных целей: 1) самопознания, ибо человек может познавать себя только через сравнение, 2) совершенствования, только борьбой достигается оно, и 3) достигнуть главной добродетели – любви к смерти. Только превратности жизни могут показать нам тщету ее и могут содействовать – нашей врожденной любви к смерти или возрождению к новой жизни. Слова эти тем более замечательны, что Иосиф Алексеевич, несмотря на свои тяжкие физические страдания, никогда не тяготится жизнию, а любит смерть, к которой он, несмотря на всю чистоту и высоту своего внутреннего человека, не чувствует еще себя достаточно готовым. Потом благодетель объяснил мне вполне значение великого квадрата мироздания и указал на то, что тройственное и седьмое число суть основание всего. Он советовал мне не отстраняться от общения с петербургскими братьями и, занимая в ложе только должности 2 го градуса, стараться, отвлекая братьев от увлечений гордости, обращать их на истинный путь самопознания и совершенствования. Кроме того для себя лично советовал мне первее всего следить за самим собою, и с этою целью дал мне тетрадь, ту самую, в которой я пишу и буду вписывать впредь все свои поступки».