Днепровский, Иван

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Иван Днепровский
Іван Дніпровський
Имя при рождении:

Иван Данилович Шевченко

Псевдонимы:

Иван Днепровский, Тарас Кобзаренко

Дата рождения:

25 февраля (9 марта) 1895(1895-03-09)

Место рождения:

с. Каланчак, Днепровский уезд, Таврическая губерния (ныне Каланчакский район, Херсонская область)

Дата смерти:

1 декабря 1934(1934-12-01) (39 лет)

Место смерти:

Ялта

Род деятельности:

прозаик, драматург, переводчик

Язык произведений:

украинский

Иван Днепровский (укр. Іван Дніпровський; наст. имя и фам. Иван Данилович Шевченко, укр. Іван Данилович Шевченко; 18951934) — украинский писатель и поэт, драматург, переводчик.



Биография

Родился в крестьянской семье, рано остался сиротой. В 1903—1908 гг. учился в Каланчакской начальной школе, затем в Олешковской прогимназии, где познакомился с Н. Кулишом. Увлёкся литературой, начал писать стихи по-русски, редактировал рукописные журналы. В 1912 г. экстерном сдал экзамены за среднюю школу.

Летом 1914 записался добровольцем в 34 запасной батальон, затем дезертировал, был арестован и после заключения отправлен на фронт. После обучения в Московской школе прапорщиков (1915) получил назначение в Сибирь, затем с короткими перерывами пребывал на фронте до февраля 1918 г. Был на передовой, служил в штабе, работал в редакции газеты Юго-Западного фронта «Армейский вестник», где печатал свои «Окопные песни» и фронтовые очерки.

В революции участвовал сначала на стороне Директории, во время захвата поляками Правобережья попал в плен и был отправлен в Борщевский лагерь. После освобождения перешёл на сторону большевиков.

В 1919—1923 гг. учился на историко-филологическом факультете Каменец-Подольского института народного образования, активно участвовал в местной ассоциации молодых пролетарских писателей, работал инструктором трудовых школ, заведующим отдела политпросвещения. С 1921 г. начал активно писать по-украински.

По окончании института переезжает в Харьков. Работал в Управлении по делам печати, Государственном издательстве Украины, секретарём журнала «Красный путь». В 1923—1925 гг., несмотря на развивавшуюся неизлечимую болезнь, активно участвовал в литературной жизни. С 1923 вместе с В. Элланом-Блакитным и В. Сосюрой возглавлял объединение «Гарт», в 1926 стал одним из основателей ВАПЛИТЕ. Путешествовал по Украине, собирая материал для своих произведений.

Умер от туберкулёза в одном из ялтинских санаториев. Похоронен в Харькове.

Жена — Мария Пилинская, переводчик, лингвист.

Творчество

Начинал как поэт. В стихах «Мы идём», «Моя муза», «1922», поэмах «Октябрь», «Донбасс» прославлял Октябрьскую революцию, выражал преданность новой эпохе. После поэмы «Здравствуй, Ленин» стихов не писал.

В 1925 заявил о себе как драматург пьесой «Любовь и дым». Следующая пьеса «Яблоневый плен» (1926) принесла автору настоящее признание, с успехом ставилась на сценах многих театров.

После театрального успеха переходит на прозу. Основные темы произведений — события Первой мировой войны, Гражданской войны и революции. По стилю ближе всего стоял к импрессионистам. Большое влияние на формирование индивидуального стиля Днепровского оказал М. Хвылевой.

Напишите отзыв о статье "Днепровский, Иван"

Ссылки

  • [slovari.yandex.ru/~%D0%BA%D0%BD%D0%B8%D0%B3%D0%B8/%D0%9B%D0%B8%D1%82.%20%D1%8D%D0%BD%D1%86%D0%B8%D0%BA%D0%BB%D0%BE%D0%BF%D0%B5%D0%B4%D0%B8%D1%8F/%D0%94%D0%BD%D0%B8%D0%BF%D1%80%D0%BE%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9 Иван Днепровский в Литературной энциклопедии](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2845 дней))

Отрывок, характеризующий Днепровский, Иван

Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.