Днепровский металлургический комбинат имени Ф. Э. Дзержинского

Днепровский металлургический комбинат им. Ф. Э. Дзержинского
Тип	Публичное акционерное общество
Листинг на бирже	ПФТС: [www.pfts.com/uk/moreinformation/?ticker=DMKD DMKD]
Год основания	1887
Расположение	Украина Украина, Каменское, ул. Соборная, 18Б
Ключевые фигуры	В. В. Мосьпан — в. и. о. генерального директора
Отрасль	чёрная металлургия
Продукция	чугун, сталь, прокат
Число работников	20 тыс. (2003) более 15 тыс.
Награды
Сайт	[www.dmkd.dp.ua www.dmkd.dp.ua]

К:Предприятия, основанные в 1887 году

ПАО «Днепро́вский металлурги́ческий комбина́т им. Ф. Э. Дзержи́нского» (укр. Дніпровський металургійний комбінат імені Ф. Е. Дзержинського) — одно из крупнейших предприятий промышленного комплекса Украины с полным металлургическим циклом по выпуску 5600 тыс. тонн агломерата, 4350 тыс. тонн чугуна, 3850 тыс. тонн стали, 3829 тыс. тонн готового проката. Единственный в/на Украине поставщик катаной осевой заготовки для железнодорожного транспорта, шпунтовых свай типа Ларсен, рельсов контактных для метрополитена, стальных мелющих шаров, трубной заготовки.

Входит в перечень предприятий, имеющих стратегическое значение для экономики и безопасности Украины.

История

В последней трети XIX века Россия вступила в период промышленного подъёма. Особенно быстро развивалась промышленность в Екатеринославской губернии, на территории которой была сосредоточена бо́льшая часть промышленности юга страны.

Построенная в 1884 году Екатерининская железная дорога соединила Донецкий угольный и Криворожский железорудный бассейны и проходила вблизи села Каменское (с 1917 г. — город Каменское, с 1936 по 2016 гг. — город Днепродзержинск, с 2016 г. — город Каменское). Географическое положение села (учитывая практически неограниченные водные ресурсы) создавало все предпосылки для строительства здесь крупного металлургического предприятия.

В мае 1886 года в результате объединения находившегося на грани банкротства «Общества Варшавского сталелитейного завода» и бельгийской компании «Коккериль» было создано Южно-Русское Днепровское металлургическое общество (27 % капитала в котором принадлежало французским компаньонам). Правление общества располагалось в Санкт-Петербурге по адресу Гороховая улица, дом 1.

1887—1917

Весной 1887 года в Каменском началось строительство металлургического завода.

1 марта 1889 года была задута первая доменная печь. В этом же году завод получил Большую Золотую медаль на Всемирной промышленной выставке в Париже.

Положение завода укрепилось после введения в 1891 году нового таможенного тарифа, увеличившего пошлины на импорт чугуна и металлоизделий (входивших в перечень выпускаемой заводом продукции).

В 1896 году за высокое качество продукции, представленной на Всероссийской промышленной выставке в Нижнем Новгороде, завод получил право в дальнейшем маркировать свои изделия государственным гербом.

После завершения строительства в 1901 году строительства Сибирской железной дороги государственный заказ на рельсы существенно сократился и южнорусские металлургические заводы с 1901 года сокращают производство рельсов.

Введённая владельцами завода система штрафов в сочетании с низким уровнем оплаты и тяжёлыми условиями труда способствовали активному участию рабочих завода в стачечном движении и революции 1905 года.

В 1913 году завод выпустил 499,4 тыс. тонн чугуна, 368 тыс. тонн стали и 299,2 тыс. тонн проката.

К началу Первой мировой войны завод насчитывал 5 доменных и 10 мартеновских печей, бессемеровский, среднесортный, железопрокатный, проволочный, листопрокатный, осевой и бандажный цехи. Завод являлся крупнейшим металлургическим заводом Российской империи, он обеспечивал 13-14 % всего производства стали, чугуна и проката страны.

28 декабря 1917 года завод был национализирован.

1918—1991

Во время гражданской войны завод был законсервирован.

В 1919 году рабочие завода построили для РККА два бронепоезда: «Советская Украина» и «Советская Россия».

В апреле 1925 года при содействии председателя ВСНХ Ф. Э. Дзержинского завод был снят с консервации. 28 апреля 1925 года была задута доменная печь № 1.

5 сентября 1925 года — по просьбе рабочих завода приказом ВСНХ СССР предприятию было присвоено имя Ф. Э. Дзержинского.

В 1926 году на заводе были введены в строй 4 доменные и 9 мартеновских печей, бессемеровский, рельсобалочный, среднесортный, железопрокатный, проволочный, листопрокатный и осебандажный цехи.

Дальнейшее развитие завода проходило в соответствии с постановлением ЦК ВКП(б) от 8 августа 1929 года «О работе Югостали».

В 1931—1933 годах на должности главного инженера завода работал В. А. Сапрыкин.

В 1930-е годы завод был реконструирован и расширен: в эксплуатацию были введены три крупные полностью механизированные доменные печи, агломерационная фабрика, новый мартеновский цех, блюминг и универсальный стан.

В IV квартале 1940 года завод занял 1-е место во Всесоюзном социалистическом соревновании СССР.

После начала Великая Отечественная война, в 1941 году город был оккупирован наступавшими немецкими войсками. В период немецкой оккупации на заводе действовала подпольная группа, саботировавшая усилия по введению завода в эксплуатацию

• начатые в конце 1941 года работы по восстановлению и подготовке к пуску мартеновского цеха № 2 сорвали механик цеха И. К. Шиманский и бригадир слесарей В. Я. Становой
• начатые работы по восстановлению обшивочного стана в листопрокатном цехе сорвали электрик Дедышко и подпольщик Л. Д. Корнецкий (которые два раза выводили из строя электромотор, необходимый для возобновления работы стана, а также затягивали его капитальный ремонт)
• в мартеновском цехе № 1 в результате затягивания работ восстановление печи № 7 продолжалось более пяти месяцев, а печь № 9 не работала два месяца
• при кладке ковшей рабочие добавляли в песок алюминиевый порошок, и ковши выдерживали только 1-2 плавки вместо 19-20. Кроме того, рабочие мартеновского цеха сумели спрятать около 160 тонн магнезитового кирпича

Восстановление разрушенного завода началось после освобождения города 25 октября 1943 года, спустя 26 дней на заводе была проведена первая плавка мартеновской стали, спустя 40 дней — изготовлены первые тонны проката. В 1944 год, 1945 год, 1946 год — заводу вручались Переходящие Красные Знамёна Государственного Комитета Обороны.

После окончания войны, учитывая общегосударственное значение, объёмы и сложность капитально-восстановительных работ, правительство СССР возложило восстановление металлургических заводов юго-западных областей СССР на Народный комиссариат строительства предприятий тяжёлой индустрии СССР. Для этого в январе 1946 г. в его составе было создано Главное строительное управление Юга. В 1946 году бригады каменщиков и ремонтников произвели заново огнеупорную кладку подорванной оккупантами доменной печи N 7: уложили 2800 т огнеупоров, смонтировали более 2 тыс. т металлоконструкций; за 15 дней вместо 40 по графику удалили из горна печи 900-тонный «козел» застывшего металла и заменили в горне печи 21 холодильник. В результате, уже 15 июня 1946 года домна выплавила первый чугун. 31 мая 1946 года был сдан досрочно универсальный стан, предназначенный для прокатывания полосового железа шириной до 1050 мм. В 1948 году в установленные сроки были сданы в эксплуатацию домна № 8, аглолента № 1, проволочный стан и другие объекты.

В 1949 году объёмы производства завода превысили довоенные показатели. В I квартале 1949 года заводу было присвоено звание «Лучший металлургический завод Советского Союза».

В 1966 году завод был награждён орденом Ленина.

В 1970-е—1980-е годы была достигнута наивысшая интенсивность в работе предприятия, его продукция отправлялась в 58 стран мира, среди которой были шпунтовые сваи типа Ларсен и катаные вагонные оси.

18 декабря 1975 года на заводе был введён в эксплуатацию первый в мире осепрокатный стан «250».

18 декабря 1979 на заводе была введена в эксплуатацию вторая очередь осепрокатного стана «250» и впервые в мире начато производство полых катаных осей для подвижного состава железных дорог.

25 декабря 1982 года был построен и введён в эксплуатацию комплекс кислородно-конвертерного цеха мощностью 2,2 млн стали в год. 9 августа 1983 года кислородно-конверторный комплекс был выведен на полную проектную мощность, с ежесуточным производством 6 тыс. тонн высокопрочной стали.

В 1984 году завод был преобразован в комбинат.

В 1980-е—1990-е годы были выведены из эксплуатации нерентабельные бессемеровский и мартеновские цехи, несколько старых прокатных станов и вспомогательных объектов.

После 1991

3 марта 1995 года комбинат был внесён в перечень предприятий и организаций Украины, которые не подлежат приватизации в связи с их общегосударственным значением.

В августе 1997 года завод был включён в перечень предприятий, имеющих стратегическое значение для экономики и безопасности Украины.

В 1999 году предприятие было преобразовано в ОАО «Днепровский металлургический комбинат им. Ф. Э. Дзержинского».

В 2001 году предприятие получило новое наименование: ОАО «ДМК им. Ф. Э. Дзержинского». В это время ДМК — градообразующее предприятие, удельный вес которого в промышленной инфраструктуре города достигает 60 %. На нём работали более 20 тысяч человек — 20 % трудоспособного населения города.

В июле 2003 года Кабинет министров Украины принял решение о досрочной продаже акций комбината, находившихся в государственной собственности. В связи с техническим состоянием основных фондов (в доменном цехе все четыре доменные печи последний раз прошли ремонт второго разряда более 15 лет назад, а после 1992 года проходили только ремонт только третьего разряда — в результате износ основных фондов цеха составил 85 %) стоимость 98,8 % акций ДМК была оценена в 587,1 млн. гривен. Торги состоялись в декабре 2003 года, в результате комбинат перешёл в собственность корпорации «Индустриальный союз Донбасса».

2009 год ДМК завершил с чистым убытком в размере 1 млрд. 12,066 млн гривен

В 2010 году стоимость активов ДМК составляла 6 млрд. 860,038 млн гривен. 2010 год ДМК завершил с чистым убытком в размере 1 млрд. 223,325 млн гривен

В 2011 году на предприятии работало более 15,7 тысяч человек — 15 % трудоспособного населения города.

В июле 2013 ДМК произвёл планово-предупредительный ремонт доменной печи № 9 и агломашины № 9, а также капитальный ремонт агломашины № 7. В целом, в 2013 году ДМК сократил производство проката на 5,7 % по сравнению с аналогичным периодом 2012 года (до 2,980 млн тонн), выплавка стали сократилась на 7 % (до 2,931 млн тонн), выплавка чугуна — на 12,5 % (до 2,638 млн тонн).

После начала боевых действий на востоке Украины весной 2014 года положение ДМК осложнилось. Чтобы уменьшить зависимость от поставок природного газа в мае 2014 года руководство предприятия приняло решение о переводе доменного производства на пылеугольное топливо. В результате затруднений с поставками кокса, в первом полугодии 2014 года производство проката уменьшилось на 23,3 %, выплавка стали — на 22,5 % и выплавка чугуна — на 22,1 %.

27 июля 2015 в результате аварии с прогоранием горна доменной печи № 1 выплавка чугуна временно сократилась на треть, но 4 августа 2015 печь была вновь введена в эксплуатацию.

11 ноября 2015 доменная печь № 12 завода была остановлена для проведения капитального ремонта.

В 2015 году ДМК снизил объёмы производства на 8 % и завершил 2015 год с доналоговым убытком в размере 1,399 млрд гривен.

В январе 2016 года ДМК уменьшил объёмы производства стали до 151,9 тыс. тонн.

Литература

• Н. А. Терещенко, А. Г. Щукин. Развитие металлургии в/на Украине за 60 лет Советской власти. Киев, 1977.

Ссылки

• [www.dmkd.dp.ua/ Официальный сайт]
• [sport-dmkd.com.ua/ Официальный спортивный сайт]
• [yandex.ru/yandsearch?date=&text=%D0%94%D0%9C%D0%9A%D0%94&spcctx=notfar&zone=all&wordforms=all&lang=all&within=0&from_day=&from_month=&from_year=&to_day=22&to_month=3&to_year=2020&mime=all&site=dndz.tv&rstr=&ds=&numdoc=10&lr=187 Новости ДМКД]

Отрывок, характеризующий Днепровский металлургический комбинат имени Ф. Э. Дзержинского

С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.