Днепропетровская детская железная дорога

Днепр, Украина  48°27′00″ с. ш. 34°59′00″ в. д.48.45000° с. ш. 34.98333° в. д. / 48.45000; 34.98333
Днепропетровская детская железная дорога
Дніпропетровська дитяча залізниця
Открыта:	6 июля 1936
Перерывы в работе:	с 22 июня 1941 по 29 октября 1944
Протяжённость:	2 км (кольцевая)
Остановочных пунктов:	1
Искусственные сооружения:	два тоннеля − имени Пушкина и Маяковского, переезд
[www.dzd-ussr.ru/towns/dnepr/index.html На сайте «ДЖД СССР»]

Днепропетровская детская (Малая Приднепровская) железная дорога — учреждение внешкольного образования детей в городе Днепр, знакомящее детей с железнодорожными специальностями. Первая детская железная дорога на Украине и вторая в СССР и в мире.

История

Дорога построена при поддержке Днепропетровского паровозоремонтного завода. Проектированием дороги занимались исключительно дети, окончательный проект утвердили комсомольцы Днепропетровского института инженеров транспорта. Строительство дороги началось весной 1936 года и закончилось 6 июля того же года. Строилась она, как и все довоенные ДЖД, методом комсомольских субботников.

Дорога располагается, практически, в центре Днепра, в красивейшем парке Глобы, вокруг пруда и хорошо вписывается в комплекс аттракционов. Над прудом по эстакаде проходит центральная аллея парка, и для пропуска линии дороги были построены два тоннеля, протяженностью 10 и 30 метров, которым дали имена Пушкина и Маяковского. Были построены две станции: Жовтень (в пер. с укр. − Октябрь, сейчас Пионерская) — главная станция, где и расположилось управление дороги, Комсомольск (впоследствии Комсомольская), и платформа Депо имени Чапаева, рядом с которой расположилось вагонно-локомотивное депо.

Дорога была оборудована телеграфной радиосвязью, а на станциях была громкоговорящая связь. Вообще, Днепропетровская ДЖД была одной из самых передовых в плане технического оснащения.

В 1941 году с началом войны дорога закрылась. Вскоре Днепропетровск был оккупирован немцами. За время войны дорога была практически полностью разрушена — рельсы сняты, станции сожжены, паровозы уничтожены. Лишь вагоны удалось вернуть на детскую дорогу. Но уже в 1944 году дорога была восстановлена. Вместо утраченных паровозов дорога получила паровоз серии 159. Станция Комсомольск после войны не восстанавливалась.

Дальше развитие дороги застопорилось — её планировалось удлинить на всю территорию парка до 3-3,5 км, но эти планы так и не были реализованы, а в конце 80-х годов было разобрано депо, платформа имени Чапаева. С тех пор поезд не делает промежуточных остановок.

В настоящее время ДЖД имеет одну станцию Пионерская (2 пути). На станции располагаются учебные классы, дежурный по станции, зал ожидания, касса.

В 2001 году был разработан проект нового депо с большим учебно-культурным комплексом. Этот проект также реализован не был, была лишь капитально отремонтирована станция Пионерская.

Подвижной состав

Подвижной состав довоенной ДЖД был весьма необычен — в те годы железные дороги испытывали острую нехватку подвижного состава. Подходящих локомотивов и вагонов в окрестностях обнаружить не удалось. В связи с этим на Днепропетровском паровозоремонтном заводе комсомольцами был построен паровоз ЮП-3-01 (Юный пионер), а также 6 двухосных вагонов (один из них до сих пор стоит на ДЖД в качестве памятника).

Чуть позже дорога получила ещё один узкоколейный паровоз серии 159.

После освобождения города паровоз ЮП-3-01 был изуродован так, что восстановлению не подлежал.

В одном из эпизодов художественного фильма «Родня» можно увидеть поезд Днепропетровской ДЖД, сформированный из паровоза ЮП-4-95 и двухосных пассажирских вагонов.

В 1954 году специально для детской дороги Днепропетровский вагоноремонтный завод построил два полумягких цельнометаллических вагона (они до сих пор находятся на дороге). Вагоны были оборудованы электроосвещением и центральным отоплением от паровоза. В те года дорога была единственной, не прекращающей работать и зимой. В 1957 году вся дорога была оснащена полуавтоматической блокировкой, с 1960 электрожезловая система прекратила применяться.

С 1958 года на дороге началсь эпоха тепловозов — прибыл тепловоз ТУ2-172, а также 3 вагона Pafawag. Поскольку старые вагоны имели винтовую стяжку, тепловозы с одной стороны оборудовали также винтовой стяжкой с двумя буферами.

В 1972 году на дорогу поступил ещё один тепловоз — ТУ2-134. С этого момента паровоз и старые вагоны стали использоваться реже.

В 1996 году паровоз был передан на узкоколейку в Выгоде (Прикарпатье). Сейчас паровоз стоит в локомотивном депо города Черновцы как памятник, без каких-то упоминаний что он с Днепропетровской ДЖД.

В настоящее время Днепропетровская ДЖД имеет 2 тепловоза ТУ2-134 и ТУ2-172. 3 вагона Pafawag, два полумягких цельнометаллических вагона.

Режим работы ДЖД

В настоящее время дорога работает с мая по октябрь по выходным, а также в период зимних каникул. Время работы: с 10:00 до 16:00. Стоимость проезда: детский билет — 20 гривен, взрослый — 25 гривен.

С ноября по апрель на дороге проходят теоретические занятия. Обучение осуществляется в 6 смен. Всего на детской дороге работает и учится более 750 юных железнодорожников, жителей города Днепр и его пригородов.

См. также

• Список детских железных дорог

Ссылки

• [dzd-ussr.ru/towns/dnepr/index.html Днепропетровская ДЖД на сайте Дмитрия Сутягина]
• [www.youtube.com/watch?v=lnt9-mpVk10 Видео поездки. Май 2016 г.]

Отрывок, характеризующий Днепропетровская детская железная дорога

– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.