Днестр

Днестр
Днестр у г. Рыбница (Приднестровье)
Характеристика
Длина	1352 км
Бассейн	72 100 км²
Расход воды	310 м³/с
[tools.wmflabs.org/osm4wiki/cgi-bin/wiki/wiki-osm.pl?project=ru&article=Днестр Водоток]
Исток
— Местоположение	с. Волчье (Турковский район Львовской области) Украины
— Высота	911 м
— Координаты	49°10′31″ с. ш. 22°53′17″ в. д.49.1755417° с. ш. 22.888278° в. д. / 49.1755417; 22.888278 (Днестр, исток)
Устье	Чёрное море
— Местоположение	Днестровский лиман Чёрного моря
— Высота	0 м
— Координаты	46°18′14″ с. ш. 30°16′25″ в. д.46.3041056° с. ш. 30.2736417° в. д. / 46.3041056; 30.2736417 (Днестр, устье)
Уклон реки	0,666 м/км
Расположение
Водная система	Чёрное море
Страны	Украина Украина, Молдавия Молдавия, Приднестровье Приднестровье
исток устье

К:Реки по алфавитуК:Водные объекты по алфавитуК:Реки до 5000 км в длинуК:Карточка реки: заполнить: РегионДнестрДнестр

Днестр (укр. Дністе́р, рум. Nistru, др.-греч. Τύρας, лат. Tyras, Tiras) — река в Восточной Европе. Течёт с северо-запада на юго-восток в пределах территории Украины и Молдавии. Впадает в Чёрное море.

Этимология

Греки называли Днестр Тирасом (греч. Τύρας), итальянцы — Дженестром, древние германцы — Агалингусом, турки — Турлой. В скифо-сарматском языке слово dānu означало вода, река (в современном осетинском — «дон»). Существует версия, что название Днестр произошло от скифо-сарматского (древнеиранского) Dānu nazdya, что означает «пограничная река».

Версия по Абаеву В. И.: «Дн(е)» — это бесспорно скифо-сарматское dānu — вода, река, а вот вторая часть слова «-стр» — это очевидное осетинское «‘стыр» (звук «ы» в осетинском настолько краток, что в некоторых случаях между согласными его практически не слышно) и переводится на русский язык как большой или великий, восходящий к др. иранскому (скифо-сарматскому) «*stūra» — большой, огромный. То есть, современное название реки Днестр означает Большая река (вода).

География

Длина — 1352 км, площадь бассейна — 72,1 тыс. км². Берёт начало в Украинских Карпатах в районе села Волчье Турковского района Львовской области на склонах горы Чентыёвка (Карпаты — Сарматские горы в Хронике Длугоша) на высоте 900 м, впадает на территории Одесской области в Днестровский лиман, который соединён с Чёрным морем. Средний расход воды в нижнем течении 310 м³/с. Объём годового стока — 10 млрд м³.

В верховьях Днестр течёт в глубокой узкой долине и носит характер быстрой горной реки. Скорость течения в этом районе составляет 2—2,5 м/с. Здесь в Днестр впадает большое количество притоков, берущих начало со склонов Карпат, в основном справа. Наиболее крупный из притоков на этом участке — Стрый. Ниже города Галича (Ивано-Франковская область) течение становится более спокойным, но долина остаётся узкой и глубокой.

В среднем течении притоки впадают только слева: Золотая Липа, Стрыпа, Серет, Збруч, Смотрич, Мукша (с территории Тернопольской, Хмельницкой и Винницкой областей).

На территории Украины (Хмельницкая, Черновицкая и Винницкая области) расположено Днестровское водохранилище, образовавшееся при строительстве Днестровской ГЭС (677,7 км от устья Днестра, г. Новоднестровск Черновицкой области).

Длина Днестра в пределах Молдавии — 660 км. Площадь бассейна в пределах Молдавии — 19 070 км², что составляет 57 % её территории. Ниже города Могилёва-Подольского (Винницкая область, Украина) долина несколько расширяется, но до села Выхватинцы Рыбницкого района (Приднестровская Молдавская Республика) Днестр всё ещё течёт в узкой и глубокой каньонообразной долине с высокими крутыми и скалистыми берегами, изрезанными оврагами.

На участке от села Выхватинцы до города Дубоссары простирается Дубоссарское водохранилище протяжённостью около 120 км. Южнее Дубоссар долина Днестра заметно расширяется, достигая в своём низовье до 10—16 км. Здесь уклоны русла очень малые, и река образует крупные излучины — меандры, начинаются плавни.

В нижнем течении в Днестр впадают справа Реут, Бык, Ботна. За 146 км до устья, ниже села Чобручи, влево от Днестра отходит рукав Турунчук, который вновь соединяется с Днестром через озеро Белое (Одесская область) в 20 км от устья. Впадает Днестр в Днестровский лиман, длина которого 40 км.

Дельта Днестра является местом гнездования большого количества птиц, на её территории произрастает большое количество редких видов растений. Низовья Днестра, в частности район слияния Днестра с Турунчуком занесены в международный список Рамсарской конвенции о защите водно-болотных угодий.

На территории Одесской области в плавнях было создано заповедное урочище «Днестровские плавни», позже вошедшее в состав Нижнеднестровского национального природного парка.

Питание Днестра снеговое и дождевое. На реке часты внезапные подъёмы уровня воды, в особенности от выпадения летних ливневых дождей, нередко вызывающие наводнения. Ледостав непродолжительный, в тёплые зимы река вообще не замерзает.

Минерализация воды Днестра возрастает вниз по течению от 300 до 450 мг/дм³.

Вода Днестра используются для водоснабжения многих населённых пунктов (например, Одессы, Кишинёва), орошения.

Раньше в верховьях по реке осуществлялся лесосплав. С 1979 года на Украине лесосплав на реках запрещен, что закреплено в Водном кодексе Украины (1995), ст. 54.

Судоходство осуществляется на участках от города Сороки до плотины Дубоссарской ГЭС и от плотины ГЭС до устья.

На Днестре расположены города Хотин, Могилёв-Подольский, Ямполь, Сороки, Залещики, Каменка, Рыбница, Дубоссары, Григориополь, Бендеры, Тирасполь, Слободзея, Овидиополь, Белгород-Днестровский (Аккерман) и др.

По Днестру проходит часть государственной границы между Украиной и Молдавией.

История

В пойменных отложениях палео-Днестра близ Дубоссар найдены самые северные стоянки олдовайской культуры Байраки и Крецешты (1,0—1,2 млн лет).

С незапамятных времён Днестр служил оживлённым водным путём для вывоза товаров, производимых в Приднестровском крае. Ещё Геродот упоминает о реке Тирас (древнее название Днестра) и о находившейся в его устьях колонии Тира, снабжавшей местными продуктами древнюю Грецию. Источники, датируемые I в.н. э. указывают на дарованное жителям Тиры право беспошлинного провоза товаров.

Позднее, в XII веке, русские летописи указывают на существование в устьях Тираса колонии Белгород, возникшей на месте греческого полиса Тира. С этого же времени на Днестре усиливается торговое влияние генуэзцев. Они учреждают на реке ряд факторий, для защиты которых устраивают крепости в Бендерах (молд. Tigina, Тигина, тур. Тягиня Кача), Сороках (древний Ольхион), Хотине и Белгороде, остатки которых также сохранились до настоящего времени. Наиболее важным генуэзским торговым пунктом стал Белгород (итал. Moncastro, Монкастро, молд. Cetatea Alba, Четатя Албэ), который был защищён земляным валом и превращен в крепость. Генуэзцам приписывается введение на Днестре, для сплава грузов, типа судна, известного под названием галеры (представляющей собой прямоугольный ящик) грузоподъёмностью 12 тонн. Незначительная осадка позволяла галерам проходить даже самые мелководные днестровские участки.

В дальнейшее время, со взятием турками Монкастро, переименованного ими в Аккерман, а также при переходе под власть турок территории нижнего и среднего Поднестровья, торговое значение Днестра начинает падать и прилежащий к этой регион становиться ареной для частых войн между Османской империей, Польским королевством и Запорожской сечью. Только с присоединением в 1791 году, по Ясскому договору, области между Южным Бугом и Днестром к России, начинает снова возрождаться местная оптовая торговля и днестровское судоходство, и к началу XX века достигает большого размаха.

Единственное на реке существовавшее судно, галера, собственно и послужило начальным поводом к заботам правительства об учреждении днестровского судоходства. В 1881 году бессарабским земством была представлена министру путей сообщения докладная записка, в которой было выяснено, что всё более усиливающаяся конкуренция Северо-Американских Штатов, вытеснившая уже российскую пшеницу с некоторых рынков Западной Европы, по причине опасности и дороговизны провоза хлеба по Днестру, ставит Приднестровский край в критическое положение, несмотря на то, что собственно дешевизна производства хлеба, по сравнению с Америкой, остаётся на стороне бессарабских производителей. И действительно, стоимость доставки пуда пшеницы, взятого на берегу среднего Днестра (между Могилевым и Сороки), прошедшего через одесские магазины и сданного на судно в одесском порту для отправки за границу, доходила до 40 копеек и более, да и то лишь при благоприятных условиях.

Был сделан ряд попыток открытия на Днестре пароходного движения. Так, в 1843 году правительством России был заказан в Англии пароход, названный «Днестром», однако в первом же рейсе он не смог пройти Чобручские излучины (перекаты близ с.Чобручи) и дойти до г. Тирасполя. В 1847 году на Днестре появился пароход «Луба», длиной 90 футов, шириной 14 футов и с осадкой 2 фута, но и он столкнулся с серьёзными трудностями при плаванье по реке и вскоре покинул Днестр. С учреждением в 1857 году «Русского общества пароходства и торговли», им на Днестр был отправлен пароход «Братец», который также вынужден был отказаться от движения по реке. К тому же неутешительному результату привела попытка Поповича, сделанная в 1864 году с пароходом «Мария». В 1867 году было образовано князем Львом Сапегой пароходное общество, но первый же пароход, «Днестр», пройдя вниз по реке, был вынужден навсегда уйти в Чёрное море, а само общество распалось. Наконец, в 1872 году Померо, воспользовавшись высокой водой, прошёл на пароходе по Днестру до Могилёва и обратно, но этот факт не смог восстановить пароходное движение по реке.

В ряду всех этих попыток особенного внимания заслуживает предпринятая в 1881 году «Русским обществом пароходства и торговли» экспедиция для окончательного решения вопроса: способен ли Днестр в естественном виде к пароходному движению. Экспедиция эта привела к тому убеждению, что для учреждения на Днестре пароходства необходимы предварительные серьёзные меры по улучшению речного русла. В 1884 года были начаты работы по выемке из русла Днестра камней, расчистке порогов динамитом и углублению наиболее мелководных перекатов Днестра постройкой каменных исправительных сооружений и землечерпанием. На возмещение затрат правительства на улучшение реки Высочайше утверждённым мнением государственного совета от 29 ноября 1883 года был установлен особый сбор в размере 1 % со стоимости днестровских грузов сверх ¼-процентного судоходного сбора, существующего по всем рекам Российской империи.

С начала работ в 1884 году и по 1893 год всего израсходовано на улучшение Днестра около 1 млн рублей, причём благодаря произведённым работам река стала доступна для буксирного и пассажирского пароходства, которое и не замедлило на ней развиться, а количество груза стало быстро возрастать и увеличилось в 4 раза, как это видно из следующей таблицы:

Год	Прошло груза
1883	4386713 пуд.
1884	5765485 пуд.
1885	7742333 пуд.
1886	8509520 пуд.
1887	13491055 пуд.
1888	11742124 пуд.
1889	16770593 пуд.
1890	15032422 пуд.

Такое значительное увеличение груза объясняется зависящим от появления буксирного пароходства весьма значительным уменьшением стоимости доставки днестровского хлеба в Одессу — до 16 копеек на баржах и 30 копеек на галерах. На 16 млн днестровского груза это составляет сбережение не менее 2 млн рублей ежегодно, вследствие чего не может быть и речи об обременительности установленного сбора, поступающего в размере около 100 тыс. руб. Сбора этого с 1889 по 1893 гг. поступило более 600 000 рублей, и, следовательно, правительство возместило около ⅔ сделанных до того времени на реку затрат.

В 1887 году обществом пароходства и торговли в Бендерах было построено приспособленное для плавания по Днестру судно, названное «Днестровка».

В 1900 году по Днестру регулярные рейсы совершали два грузопассажирских парохода по линии Бендеры—Тирасполь—Аккерман. В период до 1917 года по реке курсировали пароходы «Бендеры», «Богатырь», «Георгий Победоносец», «Коршун», «Мария» и другие.

С 1918 по 1940 год Днестр служил демаркационной линией между Румынией и СССР и строго охранялся. В прибрежных сёлах румынские власти разрешали включать свет в домах только при наглухо закрытых ставнях. В этот период навигация по Днестру была прекращена и возобновилась только в 1940 году.

Во время Великой Отечественной войны Днестр стал ареной сражений между немецко-румынскими захватчиками и Советской армией (см. Ясско-Кишинёвская операция).

В 1954 году возле Дубоссар была построена не имеющая шлюзов плотина гидроэлектростанции и возникло Дубоссарское водохранилище. В связи с этим регулярное судоходство стало возможным лишь на двух изолированных участках: от города Сороки до плотины Дубоссарской ГЭС и от плотины ГЭС до устья.

В 40-70-е гг. велась добыча со дна реки песчано-гравийной смеси, используемой в строительстве. В конце 1980-х годов экологи пришли к выводу, что дальнейшая добыча смеси может нанести ущерб Днестру, и она была прекращена. В связи с распадом СССР и экономическим кризисом в 1990-е годы судоходство по Днестру значительно сократилось, а в 2000-е годы практически прекратилось, за исключением навигации маломерных судов и прогулочных теплоходов в районе г. Тирасполя и г. Бендеры.

Самые сильные наводнения на Днестре были в 1164, 1230, 1649, 1668, 1700, 1785, 1814, 1841, 1850, 1864, 1877, 1932, 1947, 1955, 1967, 1969, 1998, 2008 годах.

См. также

• Днестровское водохранилище
• Дубоссарское водохранилище
• Днестровский каскад ГЭС
• Нижнеднестровский национальный природный парк

Литература

• Днестр // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Худяков В. В. В цветущих акациях город… Бендеры: люди, события, факты. — Бендеры: Полиграфист, 1999. — С. 6—9. — ISBN 5-88568-090-6.
• [www.irbis-nbuv.gov.ua/cgi-bin/irbis64r_81/cgiirbis_64.exe?C21COM=2&I21DBN=VFEIR&P21DBN=VFEIR&Z21ID=&IMAGE_FILE_DOWNLOAD=1&Image_file_name=DOC%2FREP0000619%2EPDF Гидрохимический режим и качество поверхностных вод бассейна Днестра на территории Украины: Монография] / Под ред. В. К. Хильчевского и В. А. Сташука. — К.: Ника-Центр, 2013. — 256с. (укр.) — ISBN 978-966-521-570-7
• [www.irbis-nbuv.gov.ua/cgi-bin/irbis64r_81/cgiirbis_64.exe?C21COM=2&I21DBN=VFEIR&P21DBN=VFEIR&Z21ID=&IMAGE_FILE_DOWNLOAD=1&Image_file_name=DOC%2FREP0000618%2EPDF Водный фонд Украины: Искусственные водоемы — Водохранилищa и пруды: Справочник] / Под ред. В. К. Хильчевского, В. В. Гребня. — К.: Интерпресс, 2014. — 164 с. (укр.) ISBN 978-965-098-2

Ссылки

• [www.dnister.net Днестр от А до Я]
• [web.archive.org/web/20050504053823/www.geocities.com/dnistrove/Rus.html Днестровские реминисценции]
• [www.dniester.org/rus/index.php Проект по Днестру — трансграничной реке Молдовы и Украины]
• [www.dubossary.ru/plugins/my_gallery/my_gallery.php?gallery=Gallery/111/8 Фотографии Днестра]
• [www.earthtrends.wri.org/pdf_library/maps/watersheds/eu6.pdf Статистические данные о Днестре] (англ.)
• [www.chepraga.ru/Tvor/Mp3/dnestr_gordost_moia.mp3 «Днестр — гордость моя»] в исполнении Надежды Чепраги
• [www.dnestrschutz.com/home_ru.html Международный менеджмент риска в бассейне Днестра]

Отрывок, характеризующий Днестр

– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.
«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.