Дни хаоса

Днями Хаоса называют определенные встречи панков в разных городах (Германии), в которых принимали участие автономы, различные левые и леворадикальные группы, хулиганы, бонхеды, также прочая заинтересованная молодёжь и представители старшего поколения. Первые Дни Хаоса, направленные изначально против планируемого заведения полицией некой панк-картотеки, состоялись в 1983 году в столице Нижней Саксонии — Ганновере. На ставших с тех пор более или менее регулярными Днях Хаоса (в особенности на Днях Хаоса 1995-го года) дело неоднократно доходило до жестоких разборок и уличных боев панков с полицией.

История

1980-е годы

Предшественниками ганноверских Дней Хаоса были регулярно проходившие в 1982 г субботние встречи в Вуппертале. Поводом послужила попытка городской администрации запретить местным панкам собираться в группы у фонтана в центре города. Это привело к тому, что теперь там стали собираться не только вуппертальцы, но и панки из других городов. Эти мероприятия получили название «Вуппертальские Панк-Встречи». В 1983 году дело дошло до уличных столкновений панков с полицией, а годом позже случилось побоище между панками и праворадикальными скинхедами с большим количеством пострадавших.

Первым Днем Хаоса можно считать 18 сентября 1982 года. Редкая звукозапись Jello Biafra ruft zum Chaostag auf  (Джелло Биафра призывает ко Дню Хаоса) подтверждает, что Джелло Биафра во время легендарного выступления Dead Kennedys двумя днями ранее — 16 сентября 1982 в Курзале Бад-Хоннефа, отчетливо призывал ко Дням Хаоса, чем и обеспечил себе почетное место в планируемой панк-картотеке.

Первые официальные Дни хаоса состоялись в начале июня 1983, после того как стало известно о панк-картотеке. В ней должны были регистрироваться все личности вызывающего внешнего вида, даже если они не совершали никаких преступлений и нарушений общественного порядка. Идеей такого крупного съезда скинов и панков было — собрать как можно больше «претендентов на карточку», что бы показать абсурдность затеи заведения подобной картотеки.

Также и в первые выходные августа 1984 и 1985 гг. в Ганновере собирались панки и другие левые группы. Эти встречи проводились изначально под девизом Punks & Skins United (содружество панков и скинов). Правда, последних вскоре затянуло в праворадикальное русло, что привело в 1984 году к ожесточенным разборкам между панками и скинами в центре города. После разборок панки вернулись на территорию независимого молодёжного центра (UJZ) Glocksee, где они были окружены полицией. Во внутреннем дворе полицейские применили слезоточивый газ, что привело к панике и разгрому загнанными панками кафе, принадлежащего молодёжному центру.

В 1989 году были запланированы «Интернациональные Дни Хаоса». Тем не менее на эти встречи прибыло все же меньше панков, чем ожидалось.

С середины 80-х многие встречи панков, особенно в Ганновере называли Днями Хаоса, но кроме названия они ничего общего с теми днями не имели. В 1987 году около 1000 панков из Германии, Нидерландов, Бельгии и Англии собрались в городе Люббекке (Северный Рейн — Вестфалия) для того что бы мирно и спокойно справить Праздник Пивного Фонтана (Bierbrunnerfest). Спустя два года после этого, воспользовавшись правом руководителя организации реализовывать правила внутреннего распорядка в служебных помещения и зданиях, разлив пива в пивоварни сделали выборочным.

1990-е годы

После 1985 было относительно спокойно, но в 1994 и в августе 1995 года Дни Хаоса неожиданно вспыхнули заново. Дни Хаоса девяностых выделялись жестокими стычками панков и местной молодёжи с полицией. На ганноверских Днях Хаоса с 4-го по 6-е августа 1995-го разразились настоящие уличные бои между приблизительно 2000 участников и 3000 полицейских и сотрудников федеральной пограничной охраны, в результате чего пострадало 179 человек. 220-ти участникам Дней Хаоса были представлены обвинения за различные правонарушения. Разграбление супермаркета Penny в северной части города привело к хаосу на дорогах, также к переполоху жителей и СМИ, которые говорили о положении чуть ли не аналогичном гражданской войне. 5-го августа действие перенеслось в район Северный Линден (Linden-Nord), где в то время проходил альтернативный опен-эйр фестиваль Fahrmannfest Hannover (праздник паромщика). После атаки на пивной лоток со словами «бесплатного пива для всех!», фестиваль штурмовала полиция.

Так как по мнению панков пресса заранее предсказывала чрезвычайное положение, нарочито преувеличивая и приравнивая его к гражданской войне, у них родился девиз «пресса велит, мы повинуемся». Полиция прибегла, по некоторым данным, к «стратегии деэскалации», вызвавшую противоположную негативную реакцию, за что тогдашний нижнесаксонский премьер-министр Герхард Шрёдер и министр внутренних дел Герхард Глоговски подверглись резкой критике.

В 1996 году для предотвращения Дней Хаоса было задействовано до сих пор невиданное количество полицейских. Более 10000 должностных лиц во всем Ганновере должны были подавить в зародыше любую попытку организации Дней Хаоса. Им это удалось, если учесть, что панков там было меньше тысячи, а во многих районах города полицейские дежурили буквально на каждом углу. Критики иронично назвали это «Дни Порядка».

2000-е

Во время проведения в Ганновере выставки EXPO-2000 было объявлено о возобновлении проведения Дней Хаоса, которые не достигали подобных масштабов с 1995 года. Инициатор — Карл Нагель для привлечения большего количества людей создал популярный пародийный сайт, который в итоге вполне оправдал возложенные на него ожидания, несмотря на то, что во время проведения выставки Expo в городе находилось очень много молодёжи и несмотря на то, что полицией было проведено около сотни арестов.

С 3 по 5 августа 2001 года Дни Хаоса были объявлены в Коттбусе и Дортмунде. В Коттбусе собралось относительно небольшое количество молодёжи; по имеющимся данным в Коттбусе полицейскими на непродолжительное время было взято под стражу 58 человек. В Дортмунде собралось около 700 панков, из которых более чем 500 после непродолжительных стычек были арестованы.

В 2002 году Дни Хаоса должны были проходить с 2 по 4 августа в Мюнхене. По сообщениям СМИ, они планировались в знак протеста против кандидата в канцлеры от ХДС/ХСС (Христиано-демократический союз/христиано-социалистический союз) Эдмунда Штойбера. Мюнхенская полиция отреагировала на объявление о Днях Хаоса «стратегией нетерпимости». Они просто хватали всех, кто хоть чем-то был похож на панка, так что Дни Хаоса практически не состоялись. Специальный приказ запрещал "любые действия, которые могли бы быть связаны с Днями Хаосами". В жёлтой прессе такой подход очень расхваливали. (BILD : "нападение панков на крепость Мюнхен отражено!").

С 5 по 7 августа 2005 Дни Хаоса снова прошли в Ганновере. В городе собралось примерно 300 панков. Уже в к пятнице 5-го августа почти 90 панков были задержаны полицейскими. На предвыборную демонстрацию Анархической Пого партии Германии, проходившей 6 августа на площади Крёпке, полиция строго запретила приносить алкоголь и приходить с собаками. После первых же стычек в центральной части города и у Ганноверского университета, полиция вмешалась в события, окружила большую часть присутствующих панков у здания центрального железнодорожного вокзала, продержала их там чуть более трех часов, после чего они были задержаны на незначительные (до 8 часов) сроки.

С 4 по 6 августа 2006 года около 350—400 панков, скинов и их друзей, многие из которых были одеты в нейтральную одежду, собрались в Ганновере. В связи с этим около 1000 полицейских дополнительно вышли на дежурство, усиленные наряды были отправлены патрулировать центр города.

9 июня 2007 года около 200 панков, скинов и автономов в том числе и Карл Нагель собрались в городке Вупперталь-Эльберфельд, что бы отметить 25-летний юбилей Дней Хаоса. Около 300 полицейских в итоге арестовали 47 панков, 42 бунтовщика были отпущены под подписку о невыезде и 150 были отпущены. В ходе беспорядков был ранен один офицер и несколько панков.

Сейчас всё чаще и чаще слышатся призывы продолжить традиции Дней Хаоса. В 2013 году Дни Хаоса планируется провести в Гейдельберге. Карл Нагель утверждает, что в 2022 году хотел бы снова показать «что такое НАСТОЯЩИЙ хаос», вновь организовав Дни Хаоса.

Фильмы

В 1996 году вышел фильм Война миров — Дни Хаоса в Ганновере 1995, который в панк сцене быстро приобрел статус культового. Фильм включает в себя подборку выпусков новостей и фрагменты художественных фильмов.

В 2007 году режиссёром Tarek Ehlail был снят независимый фильм об эпизодах Дней Хаоса «[www.punkzone.org/punkvideo/movies/3782-den-xaosa-chaostage-we-are-punks-2009.html Сhaostage — We Are Punks]», в котором снялись реальные панки реально принимавшие участие в Днях Хаоса. Сама картина не имеет отношения к реальным событиям, скорее она представляет собой иронично-сатиристическую попытку объяснить абсурдное сочетание совпадений, приведших к появления такого феномена. Основывается фильм на одноимённой книге Моисея Арндта (Mose Arndt). Документальность картине придается благодаря сценам, содержащим интервью с панками, принимавшими участие в Днях Хаоса.

Премьера фильма состоялась 3 октября 2008 года в Ганновере.

При проведении панк концерта, проходившего в день премьеры фильма снова не обошлось без столкновений в северной части города между панками и полицейскими.

Критика

Консервативно-буржуазной стороной Дни Хаоса (особенно ранние) воспринимались как чистое безумство. Политические цели были трудно узнаваемые, говорилось по большему счету не о политической демонстрации, а о ритуальном насилии, сравнимых с первомайскими беспорядками в Берлине (Berlin-Kreuzberg)

Так же левой и прочими альтернативными сторонами эти события были подвергнуты критике из-за отсутствия содержания и способов протеста, приводивших простых людей в ужас. По мнению критиков эти встречи хоть и выходили за рамки политики закона и порядка, но в большей мере послужили для ищущей острых ощущений молодёжи не больше чем отличным способом провести время в поисках приключений.

С позиции пого-анархистов, цель Дней Хаоса изначально заключалась главным образом в провокациях, направленных на прекращение репрессий в отношении панков и ущемления их прав.

С 1990 годов среди политиков и граждан стала проявляться тенденция искусственного преувеличения различных мифов об опасностях Дней Хаоса, чем с благодарностью не преминули воспользоваться СМИ, гоняющиеся за сенсациями, чтобы угостить потребителей очередным куском развлекательной сатиры.

Литература

• [de.wikipedia.org/wiki/Klaus_Mlynek Klaus Mlynek] in: [de.wikipedia.org/wiki/Stadtlexikon_Hannover Stadtlexikon Hannover], S. 110
• Oliver Herbertz (2011): [www.springerlink.com/content/uk14h6t52j748611/ Die Organisation von Chaostagen]. Analyse zur Konstruktion von Objektivität. in: Betz, Gregor/Hitzler, Ronald/Pfadenhauer, Michaela (Hrsg.): Urbane Events. Wiesbaden: VS, S. 245—260.

Ссылки

• [einestages.spiegel.de/static/authoralbumbackground/1024/ordnung_ist_boese.html «Порядок — это плохо», статья соинициаторов Карла Нагеля.^(нем.)]

• [Клаус%20Фрик%20„от%20пого%20к%20инсульту“%20(Ein%20Reigentanz%20zum%20Knuppwww.taz.de/index.php?id=archivseite&dig=2001/04/28/a0223eltakt)%2028%20апреля%202001 Клаус Фрик «от пого к инсульту» (Ein Reigentanz zum Knuppeltakt) 28 апреля 2001^(нем.)]

• [www.ipw.uni-hannover.de/forschung/veroeff/geiling/geilingc.htm Профессор Хайко Гайлинг (институт политических наук, Университет ганновера) « панк как политическая провокация: Дни Хаоса в Ганновере — политика полезного народного чувства»^(нем.)]

Отрывок, характеризующий Дни хаоса

В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.
Не прошло и двух минут, как князь Василий, в своем кафтане с тремя звездами, величественно, высоко неся голову, вошел в комнату. Он казался похудевшим с утра; глаза его были больше обыкновенного, когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к нему, взял руку (чего он прежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел испытать, крепко ли она держится.
– Courage, courage, mon ami. Il a demande a vous voir. C'est bien… [Не унывать, не унывать, мой друг. Он пожелал вас видеть. Это хорошо…] – и он хотел итти.
Но Пьер почел нужным спросить:
– Как здоровье…
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.


Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.