Доберанский монастырь

Доберанский монастырь (нем. Kloster Doberan) — бывший цистерцианский монастырь в Бад-Доберане. Первый монастырь, учреждённый в Мекленбурге, он появился после крещения князя вендов Прибислава и превратился в важный духовный, политический и экономический центр. Монастырская церковь относится к наиболее известным образцам кирпичной готики на территории Мекленбурга — Передней Померании. До Реформации монастырь был крупным землевладельцем и служил местом погребения мекленбургских правителей.

История

Потерпев поражение от Генриха Льва, князь Прибислав стал его вассалом и крестился в 1164 году. Победитель выдвинул условие — построить монастыри для распространения и укрепления христианской веры. Первый епископ Шверина Берно поручил строительство первого монастыря в Мекленбурге на Везерском нагорье конвенту монахов-цистерцианцев из монастыря Амелунгсборг. Цистерцианцы прославились своими хозяйственными успехами и идеально подходили для выполнения непростой задачи возведения духовного и экономического центра в глубине нехристианских земель и, следовательно, во враждебно настроенном окружении.

1 марта 1171 года на территории современного района Альтхоф Бад-Доберана поселились двенадцать монахов с аббатом Конрадом. Количество братьев отвечало общей и соблюдаемой цистерцианцами монашеской традиции: это было минимальное количество для образования конвента, который должен был напоминать о библейских апостолах с Христом во главе. В поддержку монахам с ними прибыло 25 мирян. Уже вскоре монастырь владел большими территориями, полученными от пожертвователей, которые простирались от Ростока на востоке и до Крёпелина на западе, а на юге доходили до Затова.

Ещё монастырь Альтхофе использовался как усыпальница правящей мекленбургской династии. В 1172 году в нём была похоронена Воислава, супруга Прибислава. Сохранившаяся до настоящего времени Альтхофская капелла, вероятно, была построена в XIV веке над этой могилой.

После смерти Прибислава 30 декабря 1178 года в результате неудачного падения на турнире в Люнебурге на недавно христианизированных землях вспыхнули новые войны и беспорядки, в результате которых 10 ноября 1179 года монастырь был разгромлен, а все 78 его обитателей, в том числе все монахи, были убиты. В Альтхофе поныне сохранились руины старого монастырского амбара. Монастырь был восстановлен в 1186 году в Доберане.

12 октября 1232 года на территории монастыря в присутствии высокопоставленных духовных и светских лиц была освещена романская церковь. Церемонию освящения провёл епископ шверинский Брунвард. 30 мая 1291 года в результате попадания молнии загорелось одно из монастырских зданий, пожар распространился и охватил даже стропила монастырской церкви, полностью разрушив их вместе с деревянной крышей. Крышу можно было и восстановить, но финансовых средств у монастыря уже хватало на возведение нового церковного здания. Строительство началось в 1292 году при аббате Иоганне Даленском с использованием сохранившегося материалов романской церкви. В 1296 году церковь уже была готова без отделки, но с готической крышей. В 1301 году при аббате Иоганне Эльбингском был освящён первый бронзовый колокол. Спустя девять лет было готово первичное оформление хоров, главный алтарь был готов ещё в 1300 году. 4 июня 1368 года состоялось освящение монастырской церкви, которая стала главной усыпальницей средневековых правителей Мекленбурга.

В XIII веке Доберан стал центром паломничества к чудо-гостии со «святой кровью», которая хранилась в главном алтаре монастырской церкви. В XIV веке монастырь стал ареной противостояния между саксонскими и славянскими мирянами, которое в 1336 году вылилось в открытый конфликт и достигло своего пика в 1337 году, когда монахи-саксы бежали в Росток. Несмотря на все сложности монастырь хорошо развивался и достиг своего расцвета в XV веке, чему способствовало полученное ремесленниками в 1218 году право селиться внутри монастыря. Монастырь владел мельницами в Гюстрове, Пархиме, Мальхине и Гноиене и солеварнями в Люнебурге и Зюльце. Многочисленные хозяйства, в которых работали миряне, снабжали монастырь продовольствием и другой сельскохозяйственной продукцией. Монастырь также занимался производством стекла, до 1218 года став первым в этом деле согласно историческим документам. Монастырь даже занимался на собственном торговом флоте торговлей сельдью, которую вылавливалась опять же на собственных лодках.

В церковной политике монастырь добился огромного значения, когда в 1402 году аббат Доберана получил от папы Бонифация IX право пользования епископскими регалиями. Папа Мартин V в 1430 году назначил аббата монастыря куратором Ростокского университета, основанного в 1419 году.

Количество сторонников Реформации и приверженцев учения Мартина Лютера, среди которых были герцоги Мекленбурга Генрих V и Альбрехт VII, в Мекленбурге росло. Альбрехт VII вскоре вновь вернулся в католицизм, а его брат Генрих признал новое учение и в 1526 году вступил в Торгауский союз. Открытый конфликт между двумя братьями привёл к разделу Мекленбурга на Шверин и Гюстров, состоявшемуся 7 мая 1520 года по Нойбранденбургскому династийному договору. Доберанский монастырь оказался в шверинских владениях, подчинённых Генриху V. В 1521 году он назначил в Ростокский университет реформатора Иоахима Слютера. Благодаря Слютеру возникли тесные контакты с Виттенбергом. Слютер был также тем, кто продвигал Реформацию в Мекленбурге. Доберанский монастырь находился под защитой герцога, тем не менее, в ходе генеральной визитации, инициированной в 1552 году Иоганном Альбрехтом I, был опубликован пересмотренный церковный устав, урегулировавший вопросы секуляризации мекленбургских монастырей и передачу их имущества в домен правителей Мекленбурга. Так закончилась эра Доберанского монастыря, получившего подтверждение своих привилегий от императора Священной Римской империи Карла V в 1530 году. 7 марта 1552 года между аббатом Николаусом Пеперкорном и герцогом было заключено соглашение. Аббат заверил герцога в том, что монастырь передаст своё имущество добровольно и без принуждения и вместе со своими братьями удалился в дочерний монастырь Пельплин. Вероятно, упадок монастыря уже наметился до этого, поскольку он был вынужден отказаться от своего доминирующего положения в Ростокском университете ещё в 1419 году. В Доберане разместилась герцогские службы, а монастырь со своими владениями был передан герцогскому военачальнику Юргену Ратенову. Монастырская церковь лишилась своих реликвий, а монастырские сооружения подверглись частичному разрушению. Герцог Ульрих Мекленбург-Гюстровский сумел остановить этот процесс и спасти монастырскую церковь, в которой находились захоронения правящего дома. Вскоре после этого по инициативе супруги Ульриха, герцоги Елизаветы, в монастыре начался ремонт.

Пережив без особого ущерба секуляризацию, монастырские строения были разграблены и разрушены в 1637 году в ходе Тридцатилетней войны, когда монастырская церковь использовалась под склад. В конце войны некоторые постройки были снесены, а освободившийся кирпич использовался в том числе для строительства Гюстровского замка. Во время французской оккупации в 1806—1813 годах оставшиеся монастырские здания вновь пострадали, а в монастырской церкви опять разместился склад. В 1883—1896 годах монастырская церковь реставрировалась Готхильфом Людвигом Мёккелем. Интерьеры церкви были переоформлены в современном неоготическом стиле. В ходе реставрации, начавшейся в 1962 году, эти изменения интерьера в основном были устранены.

Литература

• Ilka Minneker: Vom Kloster zur Residenz — Dynastische Memoria und Repräsentation im spätmittelalterlichen und frühneuzeitlichen Mecklenburg. Rhema-Verlag, Münster 2007, ISBN 978-3-930454-78-5
• Heinrich Hesse (†1943): Die Geschichte von Doberan-Heiligendamm. Ein Heimatbuch mit Bildern. Abschnitt: Die zweite Gründung des Klosters in Doberan. 1186. 1939, Neudruck: 2004 ISBN 978-3-938347-09-6 ([www.lexikus.de/Die-Geschichte-von-Doberan-Heiligendamm/Die-zweite-Gruendung-des-Klosters-in-Doberan-1186 Онлайн-версия Voltextbiliothek Lexikus])
• Friedrich Compart: Geschichte des Klosters Doberan, 1872 Godewind Verlag, Neudruck 2004, ISBN 3-938347-07-4
• Günter Gloede: Das Doberaner Münster. Geschichte, Baugeschichte, Kunstwerke., Berlin 1960, 2. Aufl. 1965, 6. Aufl. 1970.
• Edith Fründt: Das Kloster Doberan, Aufnahmen von Thomas Helms, Berlin 1987, 2. Aufl. 1989, ISBN 3-7954-5582-0
• Wolfgang Erdmann: Zisterzienser-Abtei Doberan. Kult und Kunst., Königstein/Taunus 1995 (Die blauen Bücher), ISBN 3-7845-0411-6
• Annegret Laabs: Malerei und Plastik im Zisterzienserorden. Zum Bildgebrauch zwischen sakralem Zeremoniell und Stiftermemoria 1250—1430, Petersberg b. Fulda 2000, (Studien zur internationalen Architektur- und Kunstgeschichte 8), ISBN 3-932526-55-4
• Ernst von Bülow: Doberan und seine Geschichte, Godewind Verlag, 2006, ISBN 978-3-938347-61-4

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Доберанский монастырь
• [www.doberanermuenster.de/ Сайт церкви Доберанского монастыря  (нем.)]

Отрывок, характеризующий Доберанский монастырь

Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала: