Добржиш

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Доберших»)
Перейти к: навигация, поиск
Город
Добржиш
чеш. Dobříš
Флаг Герб
Страна
Чехия
Край
Среднечешский
Район
Координаты
Староста
Ярослав Мелча
Первое упоминание
Прежние названия
Doberschich
Площадь
53,41 км²
Высота центра
371 м
Население
8 755 человек (2013)
Часовой пояс
Почтовые индексы
263 01
Автомобильный код
S (старые PB)
Официальный сайт
[www.mestodobris.cz todobris.cz]
Показать/скрыть карты

Добржиш (чеш. Dobříš), Доберших (нем. Doberschich) — город в районе Пршибрам Среднечешского края Чехии. Муниципалитет с расширенными полномочиями и второй по величине город района Пршибрам.

Находится в 40 км южнее Праги.

Население города — 8 755 человек (на 1 января 2013 года).





История

Впервые упоминается в 1252 году, как населëнный пункт на Золотом торговом пути, когда король Вацлав I Богемский подписал договор с цистерцианским аббатством в Пласи. Городские привилегии получил при внуке короля Вацлаве IV. В 1421 году во время гуситских войн был опустошëн.

После Королевства Богемия город перешëл под власть Габсбургской монархии. Городские права Добржиша в 1543 были подтверждены императором Фердинандом I, позже в 1569 году его сыном и преемником Максимилианом II.

В XIX веке город стал центром по производству перчаток. После Второй мировой войны завод по изготовлению перчаток продолжил свою работу. В центре города недалеко от главной дороги в Прагу, до сих пор находится завод компании Bobcat.

Рядом с городом есть пруд, где впервые в Европе стали разводить ондатр.

Демография

Год 1970 1980 1991 2001 2003
Количество жителей 6 401 7 466 7 848 7 825 7 926

Достопримечательности

Города-побратимы

Известные уроженцы и жители

  • Ян Дрда (1915—1970) — чешский прозаик и драматург.

Галерея

Напишите отзыв о статье "Добржиш"

Ссылки

  • [www.mestodobris.cz/ Сайт г. Добржиш] чеш.

Отрывок, характеризующий Добржиш

– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.


К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.