Добиться или сломаться
Поделись знанием:
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.
На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.
На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.
На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.
– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.
Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.
– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.
– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.
Молодой император не мог воздержаться от желания присутствовать при сражении и, несмотря на все представления придворных, в 12 часов, отделившись от 3 й колонны, при которой он следовал, поскакал к авангарду. Еще не доезжая до гусар, несколько адъютантов встретили его с известием о счастливом исходе дела.
Сражение, состоявшее только в том, что захвачен эскадрон французов, было представлено как блестящая победа над французами, и потому государь и вся армия, особенно после того, как не разошелся еще пороховой дым на поле сражения, верили, что французы побеждены и отступают против своей воли. Несколько минут после того, как проехал государь, дивизион павлоградцев потребовали вперед. В самом Вишау, маленьком немецком городке, Ростов еще раз увидал государя. На площади города, на которой была до приезда государя довольно сильная перестрелка, лежало несколько человек убитых и раненых, которых не успели подобрать. Государь, окруженный свитою военных и невоенных, был на рыжей, уже другой, чем на смотру, энглизированной кобыле и, склонившись на бок, грациозным жестом держа золотой лорнет у глаза, смотрел в него на лежащего ничком, без кивера, с окровавленною головою солдата. Солдат раненый был так нечист, груб и гадок, что Ростова оскорбила близость его к государю. Ростов видел, как содрогнулись, как бы от пробежавшего мороза, сутуловатые плечи государя, как левая нога его судорожно стала бить шпорой бок лошади, и как приученная лошадь равнодушно оглядывалась и не трогалась с места. Слезший с лошади адъютант взял под руки солдата и стал класть на появившиеся носилки. Солдат застонал.
– Тише, тише, разве нельзя тише? – видимо, более страдая, чем умирающий солдат, проговорил государь и отъехал прочь.
Ростов видел слезы, наполнившие глаза государя, и слышал, как он, отъезжая, по французски сказал Чарторижскому:
– Какая ужасная вещь война, какая ужасная вещь! Quelle terrible chose que la guerre!
Войска авангарда расположились впереди Вишау, в виду цепи неприятельской, уступавшей нам место при малейшей перестрелке в продолжение всего дня. Авангарду объявлена была благодарность государя, обещаны награды, и людям роздана двойная порция водки. Еще веселее, чем в прошлую ночь, трещали бивачные костры и раздавались солдатские песни.
Денисов в эту ночь праздновал производство свое в майоры, и Ростов, уже довольно выпивший в конце пирушки, предложил тост за здоровье государя, но «не государя императора, как говорят на официальных обедах, – сказал он, – а за здоровье государя, доброго, обворожительного и великого человека; пьем за его здоровье и за верную победу над французами!»
– Коли мы прежде дрались, – сказал он, – и не давали спуску французам, как под Шенграбеном, что же теперь будет, когда он впереди? Мы все умрем, с наслаждением умрем за него. Так, господа? Может быть, я не так говорю, я много выпил; да я так чувствую, и вы тоже. За здоровье Александра первого! Урра!
– Урра! – зазвучали воодушевленные голоса офицеров.
И старый ротмистр Кирстен кричал воодушевленно и не менее искренно, чем двадцатилетний Ростов.
Когда офицеры выпили и разбили свои стаканы, Кирстен налил другие и, в одной рубашке и рейтузах, с стаканом в руке подошел к солдатским кострам и в величественной позе взмахнув кверху рукой, с своими длинными седыми усами и белой грудью, видневшейся из за распахнувшейся рубашки, остановился в свете костра.
– Ребята, за здоровье государя императора, за победу над врагами, урра! – крикнул он своим молодецким, старческим, гусарским баритоном.
Гусары столпились и дружно отвечали громким криком.
Поздно ночью, когда все разошлись, Денисов потрепал своей коротенькой рукой по плечу своего любимца Ростова.
– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца'я влюбился, – сказал он.
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…
– Ве'ю, ве'ю, д'ужок, и 'азделяю и одоб'яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.
На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.
18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны.
Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 1000 русских и французов – всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей – был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно исторической стрелки на циферблате истории человечества.
Князь Андрей был в этот день дежурным и неотлучно при главнокомандующем.
В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этой статье не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 22 января 2013 года. |
| Гимнастки | |
| Make It or Break It | |
| Жанр | |
|---|---|
| Создатель | |
| В ролях |
Челси Хоббс |
| Страна | |
| Количество сезонов |
3 |
| Количество серий |
48 |
| Производство | |
| Продюсер | |
| Режиссёр | |
| Хронометраж |
43 минуты |
| Трансляция | |
| Телеканал | |
| На экранах | |
| Ссылки | |
|
[www.abcfamily.com/makeitorbreakit Веб-сайт] | |
| IMDb | |
Гимнастки (англ. Make It or Break It, оригин. перевод: Добиться или Сломаться) — американский телевизионный сериал, рассказывающий о жизни гимнастов-подростков, которые стремятся попасть на Олимпийские Игры в Лондоне. Сериал был создан Холли Соренсен, которая, наряду с Полом Ступином, является исполнительным продюсером сериала.
Премьера состоялась на ABC Family 22 июня 2009 года с 2,5 млн. зрителей. В январе 2010 года сериал был продлен на второй сезон, премьера которого состоялась 28 июня 2010 года в 10 вечера. Второй сезон возобновился после шестимесячного перерыва 28 марта 2011 года. Сериал был продлен на третий сезон 16 сентября 2011 года, премьера которого состоялась 26 марта 2012 года. А 26 апреля 2012 года, после завершения серии, было объявлено, что третий сезон будет последним. Финал сериала состоялся 14 мая 2012 года. Все актеры имеют дублеров.
Содержание
Сюжет
Боулдер в штате Колорадо — город, в котором располагается одна из лучших тренировочных баз по спортивной гимнастике. Это также дом для трех олимпийских надежд — целеустремленной Пэйсон Килер, соперничающей со всеми Лорен Таннер и пользующейся спросом Кейли Круз. Все они являются главными кандидатами на первые три места в национальном чемпионате.
Все меняется с внезапным прибытием Эмили Кметко. Неудивительно, что восхождение «темной лошадки» помешало многим людям, прежде всего Лорен, которая поставила перед собой задачу донимать новенькую на каждом шагу.
Список серий
Сезон 1 (2009—2010)
| № серии |
Название и краткое содержание серии | Дата выхода в эфир |
|---|---|---|
| 1.01 | Пилот (англ. Pilot) Мечтая попасть на Олимпиаду, юная гимнастка Эмили переворачивает всех с ног на голову в тренировочном центре «Рок» в Колорадо. Ставя под угрозу возможность одной из гимнасток удержаться в тройке лидеров в предстоящем соревновании, Эмили, сама того не желая, наживает себе врагов. |
22 июня 2009 |
| 1.02 | Где Марти? (англ. Where's Marty?) Уход главного тренера «Рока» Марти, а также Лорен и девочек с 4 по 7 место, вызывает хаос в тренажерном зале. Пэйсон, Кейли и Эмили отправляются в Денвер, намереваясь встретиться с ними лицом к лицу и выяснить причины такого предательства. В это же время семейство Круз (Ронни и Алекс) приглашает всех родителей к себе домой. Между тем, Лорен совсем не рада прохладному приему в новом зале, и потрясена открытием относительно своего отца и его «административного помощника», Саммер. |
29 июня 2009 |
| 1.03 | Выпустить пар (англ. Blowing Off Steam) Напряженная обстановка все еще царит в «Роке», поскольку девочки продолжают тренировки без тренера. Все удивлены возвращению Лорен, Стива и вероятному приходу нового тренера высшего класса. Прежде, чем строгий режим тренировок нового тренера вступит в силу, Эмили, Пэйсон и Кейли решают выпустить пар на школьной вечеринке. На вечеринке Эмили ссорится с Рэйзором, а Кейли с Картером, когда тот понимает, что она лгала ему. Пэйсон же не может поверить, что тратит время впустую. Вечер пошел совсем не так, как его представляли себе девочки, он принес еще больше стресса в их жизнь. Между тем, день рождения Лорен принимает неправильный оборот, когда Саммер приходит на праздничный ужин. В итоге Лорен идет на вечеринку в слезах. После ссоры с Кейли, Картер спит с Лорен, лишая её девственности. |
6 июля 2009 |
| 1.04 | Воскресенье, Кровавый Саня, воскресенье (англ. Sunday, Bloody Sasha, Sunday) В единственный выходной девочек, Саша, узнав о походе на пивную вечеринку прошлой ночью, требует их присутствия в зале. Пойманные с поличным, Пэйсон, Кейли, Эмили и Лорен вынуждены весь день работать в поте лица, чтобы понять, что их ждет, когда они пытаются быть «обычными тинэйджерами». В перерывах между отжиманиями, подтягиваниями и лазанию по канату, они готовы перегрызть друг другу глотки. Пэйсон обвинят остальных в том, что они втянули её в эту историю. Эмили нужно быть на работе, но она застряла в зале с девочками, которым она даже не нравится. Страдающая от похмелья Кейли сильно расстроена тем, что после вчерашней ссоры с Картером, он не дает о себе знать. А Лорен страдает из-за случайной сексуальной связи прошлой ночью. |
13 июля 2009 |
| 1.05 | Мать и дочь играют в моделей (англ. Like Mother, Like Daughter, Like Supermodel) Нехватка средств, с которой команда «Рока» столкнулась перед Национальными соревнованиями, побудила Ким и остальных мам организовать показ мод, в котором будут участвовать матери вместе с дочерьми. Но забавная поначалу идея в итоге становится проблемой для всех. Ронни настолько увлечена организацией показа, что Кейли чувствует себя одинокой, особенно в тот момент, когда ей так нужен совет матери о любви и сексе. Лорен с неохотой объединяется в пару с Саммер, но пытается использовать эту возможность, чтобы привлечь внимание Картера. Разъяренная на проболтавшуюся Дэймону мать (Хлои), Эмили не хочет, чтобы мать лезла в её спортивную карьеру, не говоря уже о том, чтобы пройтись с ней по подиуму. В то время как Пэйсон не хочет тратить время на все эти «девчачьи штучки», Саша намекает Ким о том, что она, возможно, не была для дочери образцом женственности. Между тем, обнаружив Лорен с Картером, у Саммер складывается ощущение, что между ними что-то есть, и она пытается помочь, открывшись. Кейли решает сказать Картеру, что она готова сделать следующий шаг в их отношениях. |
20 июля 2009 |
| 1.06 | Между Роком и уважением (англ. Between a Rock and a Hard Place) Полагая, что девочки готовы использовать мотивацию перед Национальными, Саша идет на риск и приглашает Марти и команду Денвера на дружескую встречу. Пэйсон полна решимости показать своё превосходство, но дает о себе знать старая травма, которая может привести к печальным последствиям. Эмили тоже намерена показать все, на что способна, но у Саши относительно неё менее грандиозные планы. Но готовы ли девочки принять этот вызов и команду Денвера, во главе с действующей чемпионкой страны Келли Паркер? Тем временем, Картеру приходится пересмотреть свои отношения с Кейли, когда Саша и Лорен выдвигают ему ультиматум. |
27 июля 2009 |
| 1.07 | Беги, Эмили, беги (англ. Run, Emily, Run) После отказа Саши принять Эмили обратно в «Рок», она не знает, что делать, кроме как продолжать тренироваться. К счастью, у Деймона, который работает с ней в пиццерии, есть идея, как ей делать это в… «Роке». Тем временем выясняется, что отец Пэйсон, Марк, потерял работу, и теперь его семье придется принимать трудные решения. А одержимость Лорен Картером достигает нового уровня. |
3 августа 2009 |
| 1.08 | В любви, на войне и в гимнастике все средства хороши (англ. All's Fair in Love, War and Gymnastics) Вечеринка в особняке семьи Круз превращается в хаос, когда отец Кейли, Алекс, узнает её секрет, это приводит к скандалу с Картером. У Пэйсон вновь возникают проблемы со спиной, и это может разрушить все её мечты о Национальных. Товарищ по команде, Ники, предлагает ей просто решение, которое вынуждает Пэйсон лгать матери. |
10 августа 2009 |
| 1.09 | Где Кейли? (англ. Where's Kaylie?) Картер наконец признается Кейли в измене, что ставит под угрозу её участие в соревновании. Пэйсон огорчена тем, что она не становится лучшей в рейтинге на бревне, и Саша не уверен сможет ли она стать капитаном команды. Лорен разочарована, что мать не приехала поддержать её на соревнованиях. Несмотря на личные проблемы, Пэйсон, Лорен и Эмили должны объединиться, чтобы найти Кейли. Они находят её в гимнастическом лагере, в котором были когда-то в детстве. Лорен признается в интрижке с Картером после вечеринки, что выводит Кейли из себя. В это время Саммер, Ким, Хлои и Ронни признаются друг другу в своих ошибках. В конце концов ради победы девочки решают быть одной командой, капитаном которой становится Эмили. Кейли соглашается быть Лорен товарищем по команде, но не подругой. |
17 августа 2009 |
| 1.10 | Во всём блеске (англ. All That Glitters) Девушки прибывают в Бостон на Национальный Чемпионат по спортивной гимнастике; они должны показать себя с лучшей стороны, чтобы попасть в национальную команду. Эмили не лучшим образом выступает в первом туре и теперь должна совершить невозможное во втором, чтобы войти в дюжину лучших спортсменок. Дэймон хочет её поддержать и устраивает ей встречу с Брайаном. Саммер, узнав, что Стив запретил маме Лорен видеться с дочерью, разрывает помолвку, но остается на стороне Лорен и поддерживает её во время соревнований. Пэйсон обнаруживает, что Келли Паркер в тайне от всех использует обезболивающие, и выбрасывает свою ампулу кортизона. Пэйсон падает во время упражнений на брусьях; врачи сообщают, что у неё трещина в позвоночнике, и девушка никогда не сможет вернуться в гимнастику. Кейли отдает Картеру ожерелье, которое он подарил, сказав, что между ними все кончено. Она также возвращает отцу подвеску с бриллиантами из его чемпионского кольца, сожалея, что он не может быть ей просто папой, а не менеджером. Кейли выигрывает золотую медаль, опережая Кейли Паркер, которой достается серебро. Лорен занимает четвертое место, Эмили также попадает в национальную сборную. После соревнований команда возвращается в Боулдер. Дэймон обеспокоен тем, что должен оставить Эмили, когда он уедет в Лос-Анджелес, но Эмили успокаивает его поцелуем. |
24 августа 2009 |
| 1.11 | В последний миг (англ. The Eleventh Hour) Пэйсон мечтает, чтобы её травма оказалась страшным сном и чтобы она смогла тренироваться дальше. Родители обеспокоены, тем что она чувствует себя, гораздо хуже, чем хочет показать, но считают, что ей просто нужно больше времени. В городе устраивается парад в честь новой чемпионки страны - Кейли Круз. Теперь Кейли приходится много времени уделять рекламным кампаниям, которые устраивает ЭмДжей. Лорен считает, что чемпионом должна была стать Пэйсон, и что она никогда бы не предала своих подруг из Рока. Лорен хочет насолить Кейли и придумавает способ, как ей вернуть Картера в Рок, считая что одного его присутствия будет достаточно, чтобы расстроить Кейли. Пэйсон отказывается приходить в Рок или звонить подругам, так как это напоминает ей о гимнастике. Она даже предлагает родителям переехать в Миннесоту, чтобы быть всем вместе, потому что единственное, что держало её в Колорадо - это гимнастика. Ким решает на время оставить Рок, и Саммер соглашается стать менеджером клуба вместо неё. Никки беспокоится, что это он виноват в травме Пэйсон и приходит к ней, чтобы поддержать, но Пэйсон уверяет его, что не вколола кортизон, который он ей дал, и что еще одна ампула лежит в её шкафчике в Роке. Лорен подслушивает их разговор. Наконец и Кейли навещает Пэйсон и признается, что ей очень тяжело быть номером один в гимнастике и просит её совета. Пэйсон не может дать ей совет и Кейли в слезах уходит домой. Ночью Пэйсон наконец дает волю чувствам и разбивает свои награды. Дэймон устраивает для Эмили романтический вечер перед его отъездом в Лос-Анджелес, но внезапно возвращается Рэйзор. Дэймон признается, что видел его несколько раз, но никогда не рассказывал о своих отношениях с Эмили. |
4 января 2010 |
| 1.12 | Следуй за лидером (англ. Follow the Leader) Девушки недовольны тем, что Марти снова стал их тренером, и они решают устроить саботаж против него. Эмили просит мать не вмешиваться в её жизнь в Роке и во все, что связано с гимнастикой, потому что все становится только хуже. В это время Саша старается найти для Пэйсон другой способ остаться в Роке и предлагает ей стать помощником тренера. Кейли не может простить Картеру его измену. Рэйзор помогает Эмили улучшить оценки по математике. Саммер рассказывает Эмили, что именно благодаря матери её пригласили в Рок. |
11 января 2010 |
| 1.13 | Калифорнийские девчонки (англ. California Girls) Пэйсон продолжает верить, что она сможет вернуться в гимнастику, чем вызывает озабоченность у родителей. Кейли, Эмили и Пэйсон едут на вечеринку знаменитостей в Лос-Анджелес; они особенно рады тому, что Лорен не приглашена на неё. Лорен шантажирует Никки и заставляет его взять её с собой. Эмили встречает Дэймона, и он рассказывает, что все пошло не так, как он планировал. Лорен спасает Кейли от скандала, который хотели устроить папарацци. После этого девочки наконец-то помирились. На следующее утро Пэйсон посещает лучшего хирурга штата, но тот подтверждает, что она никогда не сможет вернуться в гимнастику. |
18 января 2010 |
| 1.14 | Разве мы еще не навеселились? (англ. Are We Having Fun Yet?) Эмили не может собраться, после того, как прочитала в интернете плохие комментарии о себе. Пэйсон начинает посещать школу, где сталкивается с агрессивной королевой черлидеров, которая унижает её после того, как Пэйсон дала ей несколько советов по акробатике. Эмили, Кейли и Лорен приходят ей на помощь. Член астрономического клуба Хизер пытается помочь Пэйсон освоиться, но у неё нет желания участвовать в каких-либо мероприятиях. В это время один из непопулярных в школе парней Айк защищает Пэйсон от черлидеров и предлагает ей прогулять занятия. В Роке проходит день открытых дверей, и Саша определяет тему праздника в этом году - "радость". Каждый гимнаст должен придумать свой номер, а Кейли и Никки должны выступить дуэтом, что очень трудно, учитывая их противоречия. Но у них получается найти общий язык, и Кейли придумывает интересный номер. Хлои предалагает Эмили рассказать свою историю на празднике в Роке, в результате Эмили дает свой первый в жизни автограф. |
25 января 2010 |
| 1.15 | Любит, не любит (англ. Loves Me, Loves Me Not) Наступает День Святого Валентина, и Саммер предлагает Саше устроить вечеринку в Роке. Он соглашается неохотно, но одобряет её идею прочитать речь о воздержании. Саша советует Кейли увеличить сложность её номера для следующего соревнования, и Никки предлагает ей свою помощь. Чтобы удержать Картера, Лорен старается свести вместе Кейли и Никки, она убеждает Пэйсон, что у тех есть чувства друг к другу. Ночью Картер застает Стива с Хлои в гараже. В школе Пэйсон получает розу; она предполагает, что она от Айка, но оказывается, что розу ей подарила Хизер. Пэйсон ссорится с Айком, но именно после этой ссоры она понимает, что в мире есть много других возможностей, помимо гимнастики. Саммер продолжает убеждать Сашу в необходимости её речи, и он соглашается после того, как сам теряет контроль и целует её. В это время Эмили узнает, что Дэймон попал в тюрьму после того, как купил краденую аппаратуру для записи своей песни. Эмили расстается с Дэймоном и не разговаривает с Рэйзером, из-за того что тот прикрывал друга. Никки уходит в Денвер, считая, что в "Роке" слишком много драмы. Пэйсон приглашает девочек из Рока и Хизер к себе домой, чтобы провести праздник вместе. Её мать рада, что Пэйсон наконец стала обычным подростком. В это время Саша находит врача, который сможет провести Пэйсон операцию. |
1 февраля 2010 |
| 1.16 | Последний танец за мной (англ. Save the Last Dance) Хизер приглашает Пэйсон, Кейли, Эмили и Лорен на школьный бал. Девочки рады возможности хоть один вечер побыть нормальными подростками. Лорен приглашает Рэйзера и Картера, после она продолжает своё расследование и пытается выяснить, с кем встречается её отец. Родители Пэйсон встречается с врачом, который предлагает провести девушке операцию. Они не хотят говорить Пэйсон об этой возможности сейчас, когда она уже привыкла к новой жизни. Школьная группа отменяет своё выступление на балу и Пэйсон приглашает Шелтор Папс. На балу Кейли не соглашается на танец с Картером, но танцует со старшеклассником. Картер подходит к ней и спрашивает, сможет ли она простить его, или следует двигаться дальше. Ко всеобщему удивлению на балу появляется Айк и просит Пэйсон потанцевать с ним. Лорен находит в машине отца новое платье, но в нем на балу появляется Эмили, после чего Лорен выясняет, что отец встречается с Хлои Кметко. Рэйзер просит Эмили потанцевать с ним, и расстроенный Дэймон объявляет на сцене песню, сочиненную для Эмили, но он не может её спеть и убегает. Эмили находит его на стоянке, где Дэймон объясняет свой поступок. Картер приходит в дом к Лорен за своими вещами. Кейли удаляет из телефона фотографию с Картером. Пэйсон приходит домой, и родители рассказывают ей о возможной операции. |
8 февраля 2010 |
| 1.17 | Надежда и вера (англ. Hope and Faith) Лорен старается разрушить отношения Хлои и Стива, сообщая Хлои ложную информацию о других женщинах своего отца. Она также делает намёки Эмили, чтобы узнать в курсе ли ситуации последняя. Национальная сборная вернулась из Лондона, где она тренируется перед встречей с Китаем. Девочки понимают, что для того, чтобы быть отобранными в группу выступающих на Олимпиаде, им необходимо показать всё, на что они способны. В первый день тренировок с Марти, Кейли переживает и выступает плохо, поскольку Келли Паркер узнает об отношениях её матери и Марти, Эмили же узнает об отношениях своей матери со Стивом и ссорится с Лорен, что тоже сказывается на её выступлении. Саша узнает о происходящем и выходит из себя. Позже он с Марти решают, что девочки заслуживают еще один шанс выступить. В конце серии Пэйсон отправляется на операцию. |
15 февраля 2010 |
| 1.18 | Великая стена (англ. The Great Wall) Девушки поднимают планку в связи с их подготовкой к соревнованиям против Китайской Национальной Сборной, приезжающей в "Rock". Между тем, мамы проводят лотерею по сбору средств в "Pizza Shack" для покрытия путевых расходов китайской сборной. Саммер узнает, что Саша еще не пригласил китайских спортсменов, но она сохраняет эту тайну от мам, в связи с тем, что они считают, что она не может держать что-либо секрете. Саммер думает отказаться от работы в качестве менеджера "Rock", но остается и Саша целует её. Семья Пэйсон находится в долгах после операции, поэтому семьи "Rock" решили подстроить для Киллеров выигрыш в 10.000 долларов в бинго. После провала Американской сборной на соревнованиях в Пекине, китайская сборная соглашается на приезд в "Rock", несмотря на то, что Эллен Билс пытается положить этому конец. Кейли думает простить Картера и целует его в Pizza Shack. Лео возвращается и флиртует с Эмили, в то время как Дэймон боится, что он может потерять её навсегда. Затем он возвращается в студию, чтобы стать «тем самым парнем» для Эмили. Пэйсон говорят, что она может начать тренироваться, но она решает пока никому не говорить. Примечание: В связи с тем, что Лорен участвует в соревнованиях в Пекине, это единственный эпизод, в котором Кэсси Сербо не появляется. |
22 февраля 2010 |
| 1.19 | Единственная вещь, что стоит бояться (англ. The Only Thing We Have to Fear...) Девушки Рока живут в изоляции, готовясь встретить Китайскую Национальную Сборную. Саммер с ними дежурит в спортзале, а Саша пытается, чтобы их близость переросла в отношения. Ким рассказывает Саше, что Пэйсон было дано добро заниматься гимнастикой, но сама Пэйсон до сих пор никому не рассказала, даже в течение недели изоляции. Саша ставит её в пару с Эмили, чтобы помочь Эмили перебороть страх перед приземлением "в слепую", в надежде, что Пэйсон найдет способ победить и свой страх в этом процессе. Эллен Билс продолжает искать способы, чтобы остановить Rock, а девушки конфликтуют - Кейли разрывается, не зная, участвовать ли ей с командой в предстоящих соревнованиях с Китаем, или слушать Национальный Комитет и MJ, которые посоветовали ей не участвовать в них. Дэймон узнает, что он выиграл конкурс. Национальный Комитет узнает о работе Эмили в Pizza Shack и говорит ей, что они заберут её стипендию, если она будет участвовать в соревнованиях. Отец Кейли подает на развод, узнав о романе Ронни с Марти. Кейли узнает, что Картер живет в гараже у Лорен. |
1 марта 2010 |
| 1.20 | Мы семья? (англ. Are We Family?) Девочки чувствуют себя неготовыми конкурировать с Китайской Национальной Сборной. Среди их проблем: решение Кейли не соревноваться очень расстраивает команду; Эмили борется с кризисом доверия, а также она очень огорчена, зная, что никогда не сможет увидеть Дэймона снова из-за Рока и правил Национального Комитета. На соревнованиях Саша и девушки радуются, что Кейли решает все же участвовать после речи отца. Кейли светит медаль в вольных, но не на брусьях. Когда Лорен получает травму во время выступления на бревне, Саша просит Пэйсон выступить, не ожидая, что она возьмет медаль, но с верой, что она вдохновит других. В первый раз после травмы Пэйсон выполняет программу на брусьях. Эмили выполняет приземление "в слепую". Лорен огорчается, когда Кейли и Ченжи Чо обходят её на бревне. Рок выигрывает в общей сложности пять медалей на соревнованиях, это больше, чем Национальная Сборная США в Пекине. Девушки отмечают свою победу в Pizza Shack, где Лео рассказывает Эмили, что он скрыл письмо Дэймона, адресованное ей, и что он только хотел защитить Эмили, и молчать до окончания соревнований для того, чтобы она не отвлекалась. Затем вся команда слушает интервью Дэймона на местной радиостанции, и он говорит, что он любит Эмили, но знает, что у неё есть свои мечты, и что он отпускает её. Затем он поет песню написанную ей (в первый раз он был готов петь перед другими). Это заставляет Эмили понять, что она должна попрощаться с Дэймоном, прежде чем он поедет в тур, и Кейли отвозит её к радиостанции. Она узнает от DJ-я, что шоу было предварительно записано, и что Деймон уже улетел. Кейли оставляет сообщение Картеру, говоря ему, что она его любит и приглашает его к себе ночью. Но в конце Картер появляется в доме Лорен и целует её. |
8 марта 2010 |
Сезон 2 (2010—2011)
| № серии |
Название и краткое содержание серии | Дата выхода в эфир |
|---|---|---|
| 2.01 | Держи друзей близко, а врагов – еще ближе (англ. Friends Close, Enemies Closer) "Rocky Mountains" провели бунтарские соревнования и они выиграли большее количество медалей, чем Национальная Сборная США у Китайской Национальной Сборной, но "Rock" пошел против Национального комитета США по гимнастике. В Роке хотят узнать, едут ли они на соревнования во Францию, и Билс отвечает отказом. Пэйсон вернулась и она полна решимости добраться до вершины еще раз, но отказывается признать, что травма вызвала изменения в её теле, и, следовательно, она никогда не будет такой же гимнасткой, как прежде. Против советов Саши она решает подать прошение, чтобы выступить перед Национальным комитетом США по гимнастике во Франции, так как она хочет вернуться в сборную как можно раньше. Девочки боятся, что из-за Саши не смогут поехать во Францию, и они за его спиной продумывают, как исполнить их мечты. Кейли, Пэйсон, Эмили и Лорен встречаются с Эллен Билс, но в итоге получается не совсем то, на что надеялись девушки. |
28 июня 2010 |
| 2.02 | Все или ничего (англ. All or Nothing) После того, как девушки были допущены в сборную США, они едут во Францию, чтобы стать на один шаг ближе к достижению своей мечты. Дерзость, ревность, саботаж и неуверенность в себе, а также Эллен Билс, постоянно нависшая над девушками, делают давление почти невыносимым. Для Кейли и Лорен споры продолжаются, в то время как Эмили сохнет по Дэймону, а Пэйсон ставит её олимпийское будущее на кон. Эмили сбегает, чтобы увидеть Деймона в надежде на то, что возможность попрощаться поможет им полностью отпустить друг друга, чтобы она могла сосредоточиться на своей гимнастике. Позже Эллен Билс ловит Эмили, когда она пытается вернуться в свою комнату, и снимает её с соревнований, что позволяет соревноваться Лорен, приехавшей во Францию в качестве запасной. Пэйсон выступает перед Национальным комитетом, но её ходатайство получает отказ. |
5 июля 2010 |
| 2.03 | Битва полов (англ. Battle of the Flexes) Олимпийский чемпион, Остин Такер, переходит в Rock. Между ним и девушками происходит столкновение, когда он пытается поставить мужские снаряды на место женских. Чтобы решить этот вопрос между мужской и женской частью спортсменов, Саша решает устроить соревнования за свободное место в зале, но есть одна загвоздка - девушки должны выступать на мужских снарядах и наоборот. Пэйсон не уверена в своем будущем в мире гимнастики, и Кейли, Эмили и Лорен вынуждены соревноваться с мужчинами самостоятельно. Смогут ли они превзойти мальчиков или вынуждены будут перенести свои снаряды в холодную пристройку? И будет ли Пэйсон бороться за свою мечту, или навсегда уйдет из спорта, который разрушил её? |
13 июля 2010 |
| 2.04 | И награда достается... (англ. And the Rocky Goes To...) Рок готовится к ежегодному банкету, и Лорен намерена выиграть награду "Мисс Конгениальность" (Rocky) лучшим способом, который она знает - взяточничеством и мошенничеством. Но даже после всех бесплатных коктейлей, заколки и массажа, получит ли награду Лорен или она уйдет к тихой, но сильной Эмили? Между тем, Пэйсон и Кейли идут на крайние меры для достижения, казалось бы, недостижимой цели. Пэйсон трудно видеть, как сестра обгоняет её в мире гимнастики. Саммер и Саша целуются после того, как она слишком много выпивает на банкете, но Саша оставляет Саммер у дома, не входя внутрь. |
20 июля 2010 |
| 2.05 | Я не танцую, не просите (англ. I Won't Dance, Don't Ask Me) В связи с приближающимися соревнованиями, Саша толкает девочек на улучшение и без того сложных вольных программ. Вместо того, чтобы сосредоточится, но Лорен проводит время с Картером, и в то же время, пытается переиграть Эмили. Лорен не единственная сталкивается с проблемами: Кейли изо всех сил старается помирить ругающихся родителей, а Пэйсон не верит, что она может быть изящной как цветок, но Саша непреклонен. Остин помогает Эмили с отработкой её движений, поставленных дорогим хореографом. Будут ли девушки в состоянии придумать и поставить программы, чтобы взойти с ними на вершину, или будут проблемы и трудности, которые вконец вымотают бунтарок из Рока? |
27 июля 2010 |
| 2.06 | Веселье без границ (англ. Party Gone Out of Bounds) Остин приглашает девушек на вечеринку в своем доме у озера. Кейли пытается контролировать девочек и говорит Остину, что они не пойдут, но все они в конечном итоге оказываются на вечеринке. Лорен пытается напугать Хлои, сказав ей, что она избавится от неё так же, как она избавилась от Саммер. Саша и Саммер идут на свидание, которое маскируют под деловую встречу, когда сталкиваются со Стивом и Хлоей. Саммер влияет на Хлои и та решает прекратить заниматься сексом со Стивом в его доме. Остин целует Кейли. Лорен и Картер спорят из-за украденной программы у Эмили. В конце эпизода, Хлои застает Лорен и Картера в постели в гараже квартиры Таннеров. |
3 августа 2010 |
| 2.07 | Из какого ты теста? (англ. What Are You Made Of?) Кейли, Эмили, и Лорен проводят последние тренировки перед пробными на Чемпионат Мира, в то время как Пэйсон учится в балетном классе. Саша обеспокоен состоянием здоровья Кейли и просит Марти не позволить ей выполнять элемент, необходимый для победы. Марти увольняют как тренера Национальной Сборной и Эллен становится её новым тренером. У Эмили наступают трудные времена с Эллен Билс, и она начинает понемногу терять веру в себя. В конце концов, бунтарки из Рока показывают себя, а Лорен, Эмили и Хлои узнают, что Стив Таннер тайно финансирует Эмили. |
10 августа 2010 |
| 2.08 | На дне (англ. Rock Bottom) Хлои предъявляет Лорен ультиматум: либо Лорен сама скажет отцу о её отношениях с Картером, либо Хлои. Лорен использует это в своих целях и рассказывает Саммер, что якобы Хлои знала и поддерживала её отношения с Картером. Саммер рассказывает это Стиву. Стив расстается с Хлои, потому что думает, что не может доверять ей. Лорен и Эмили разъяренны, узнав, что Стив тайно финансирует стипендию Эмили. Остин Такер видит, что Кейли стала намного худее и говорит ей, что у его сестры были проблемы, которые привели к концу её карьеры в гимнастике. Без стипендии Кметко вновь начинают испытывать финансовые трудности и Эмили арестовывают за кражу жизненно необходимого лекарства для её брата Брайана. Пэйсон доводит свою новую программу до совершенства, Пэйсон в порыве радости целует Сашу, но он отталкивает её. Пэйсон убегает, боясь его реакции. |
17 августа 2010 |
| 2.09 | Если бы только... (англ. If Only...) Эмили просит Рейзора выручить её из тюрьмы, пока она не может дозвонится до матери. Поцелуй Пэйсон с Сашей был снят на камеру. Лорен находит запись и отправляет обрезанное видео Эллен Билс, потому что не может видеть Саммер с Сашей, а хочет, чтобы она вернулась к отцу, Стиву. Эллен приносит изображение с поцелуем Пэйсон и Саши на выборы в "Рок", и использует его, чтобы помочь быть избранным на пост президента Родительского Совета Стиву, а не Ким. Мама Лорен проявляется в Боулдере, чтобы заново начать общаться с дочерью. Стив не разрешает матери встретиться с Лорен, и она погибает в автокатастрофе. Дэймон возвращается в Боулдер, он только что получил контракт на запись, что поражает Эмили, но они снова ссорятся и в итоге расстаются. |
24 августа 2010 |
| 2.10 | На краю всемирных соревнований (англ. At the Edge of the Worlds) Национальный комитет по спортивной гимнастике запрещает Саше тренировать девочек, и Стив, как новый председатель Родительского Совета, отстраняет его от работы в "Роке". Саммер почти забывает о своем стремлении к воздержанию до брака, но Саша не хочет, чтобы она изменила своим убеждениям ради него. Ища танцоров для клипа, Дэймон с агентом сталкивается с Хлои, которая работает барменом в стриптиз-клубе. Она сообщает ему о неприятностях с законом у Эмили. Дата суда Эмили и отборочных в сборную на Чемпионат Мира совпадают, и Дэймон просит отчима-юриста, с которым он в очень плохих отношениях, помочь. Отчим Уолтер говорит, что он поможет, и Эмили получает новую дату слушания. Судья звонит в "Рок", и Эллен Билс убеждает его не сдвигать дату суда. Эмили этого не знает, и идет на отбор для Чемпионата Мира. Остин идет к Ронни и Алексу с его опасениями, что у Кейли анорексия и она не должна соревноваться, но когда Остин заявляет, что он сходит с ума по Кейли, Алекс выгоняет его из дома, отказываясь верить, что что-то не так с его дочерью. Стив, наконец, говорит Лорен, что Лесли действительно любила её и что он был единственным, кто запрещал матери видеться с дочерью. Отец Саши, Дмитрий, идет на отборочные для ЧМ, чтобы тренировать девушек из "Рока". Саша спрашивает Пэйсон, готова ли она принять свою новую судьбу в качестве другой гимнастки, а затем ведет её на отборочные и убеждает судей посмотреть выступление Пэйсон. Полицейские появляются на отборочных соревнованиях, чтобы арестовать Эмили, но Дэймон убеждает их позволить ей закончить опорный прыжок. Кейли не выдерживает и падает во время программы на бревне и её доставляют в больницу. В конце концов, Лорен, Эмили и Пэйсон попадают в сборную, представляющую США на Чемпионате Мира. Положение Кейли в команде решится после того, как врачи обследуют её, чтобы увидеть, достаточно ли она здорова, чтобы продолжать; если нет, она теряет своё место в команде на Чемпионат Мира. Саммер вернулась к Стиву, она понимает, что не может любить человека, который не разделяет её убеждений, и решает, что у неё больше нет чувств к Саше. Эмили сидит в тюрьме на свидании с Хлои и Деймоном. Пэйсон получает письмо от Саши. Кейли в больнице с Остином. Саша уезжает. |
31 августа 2010 |
| 2.11 | Все нормально (англ. The New Normal) Эмили, Лорен и Пэйсон готовятся к гимнастической выставке в Денвере, в то время как Кейли живет в реабилитационном центре вдали от товарищей по команде и семьи. В реабилитационном центре Кейли дружит с Мейв, красивой моделью, которая тоже страдает расстройством пищеварения. Маркус, представитель от НГО, встречается с Хлои, Эмили и Синди, инспектором по условно-осужденным, чтобы обсудить статус Эмили после того, как она была арестована за кражу лекарства. Синди сообщает, что Эмили разрешено посещать только дом и "Рок", и она сможет присутствовать на выставке в Денвере только в том случае, если оденет следящее устройство-браслет на лодыжку. Эмили расстраивается, потому что когда она будет выступать, все увидят следящее устройство. На выставке девушки узнают, что Келли Паркер вернулась, и элита Денвера также будут представлена на выставке. Остин знакомит Лорен и Пэйсон со своим старым другом Максом, которому сразу же понравилась Пэйсон, но она со стороны кажется равнодушной. Девушки узнают, что Макс планирует переехать в Колорадо и выбирает между Боулдером и Денвером. Лорен, которой понравился Макс, конечно же предлагает Боулдер. Позже на вечеринке, девушки видят Картера с Келли Паркер, и он сообщает им, что перешел в команду Денвера. В то время как все остальные на вечеринке, Макс проводит время вместе с Пэйсон и делает пару снимков. Ким узнает у Марти, где находится Саша, и пытается убедить его не ехать в Румынию, но он отвечает отказом. На выступлении в Денвере, у Эмили соскальзывает гетр и все видят следящее устройство на её лодыжке, после выступления она извиняется перед толпой. |
28 марта 2011 |
| 2.12 | Свободные люди (англ. Free People) Кейли расстроена пребыванием в реабилитационном центре, и больше, чем когда-либо, хочет вернуться обратно к тренировкам. Мейв учит Кейли, как и что нужно говорить, чтобы выйти из центра как можно быстрее. Стив приглашает Дарби Конрад, 25-летнюю двукратную олимпийскую чемпионку, и серебряного призера в качестве нового главного тренера "Рок". Все, а особенно Пэйсон, скептически относятся к способности Дарби тренировать девушек; а Лорен вне себя от радости, потому что Дарби была её старшей сестрой в гимнастическом лагере. Дарби обладает игривым характером и хочет быть для девушек больше, чем лидер и тренер. Она сообщает девушкам, что она не будет устанавливать каких-либо строгих правил и запретов. Она надеется, что они, как гимнасты и женщины, обладают хорошим самоконтролем, необходимым для их профессии. Теперь, когда Дарби новый тренер, Лорен просит сделать её капитаном команды в отсутствие Кейли. Эмили и Пэйсон не согласны, и Дарби устраивает соревнования за титул между Пэйсон и Лорен. Они идут вровень, но в итоге девушки шокированы результатами. Дэймон возвращается в Боулдер для записи альбома, Эмили счастлива, потому что она может свободно с ним встречаться. Терапевт Кейли утверждает, что она может вернуться домой, но не разрешает ей тренироваться. Терапевт предлагает родителям Кейли использовать это время, чтобы развить у неё другие интересы. Стив просит Саммер дать ему второй шанс, она соглашается и они официально снова вместе. Маркус из НГО сообщает Эмили и Хлои, что Национальная Гимнастическая Организация решила оставить Эмили в сборной, если она подпишет контракт, который запрещает друзей, парней, работу, досуг, и вообще все, кроме спортзала и дома. Ронни и Алекс отдают Кейли их звукозаписывающую студию. Тем не менее она очень расстроена, что не может тренироваться. Кейли говорит Эмили, что Дэймон может использовать звукозаписывающую студию Ронни в доме Крузов. Эмили говорит Дэймону, что из-за контракта запрет на отношения над ней снова в силе, но она готова заняться с ним сексом, прежде чем они снова расстанутся. |
4 апреля 2011 |
| 2.13 | Система приятеля (англ. The Buddy System) Новый тренер Дарби дает девочкам задание: освоить программу друг друга. Пейсон предстоит перенять сексуальные движения Лорен, которая уверена, что Пейсон это будет всегда чуждо и незнакомо. Пейсон и сама не верит, что сможет. Кейли посещает групповую терапию в Боулдере, но продолжает отрицать, что у неё анорексия. В Боулдер приезжает Мейв, которую отпустили из реабилитационного центра. Она говорит, что для того, чтобы родители Кейли разрешили ей вновь заниматься спортом, нужно настроить их против терапевта. Кейли совместно с Мейв это почти удается. Эмили узнает, что её мать работает барменом в стриптиз-клубе. Стив был готов признаться Саммер в том, что в истории с фото поцелуя Пейсон и Саши виновата Лорен, но Лорен в последний момент останавливает его. Остин пытается помочь Пейсон раскрыть свою сексуальность. В итоге, при демонстрации программ друг друга Пейсон удается всех удивить. Макс предлагает Пейсон встретиться. Кейли устраивает скандал родителям и признается, что обманывала терапевта, признавая у себя анорексию. После Кейли узнает, что Мейв умерла. |
11 апреля 2011 |
| 2.14 | Жизнь или смерть (англ. Life or Death) В "Рок" должна состоятся встреча с гимнастами из Далласа, одного из сильнейших клубов страны. Но встреча отменяется, и вместо Далласа к ним приезжает Пайнвуд, самый слабый клуб. Дарби договаривается с Пэйсон, чтобы та воодушевила всех, а взамен она поможет ей с новым упражнением. Макс приходит к Пейсон домой, чтобы сделать новые снимки гимнасток для клуба. Когда Макс проводит фотосессию у Лорен, она пытается соблазнить его, но в этот момент входит Саммер. Деймон просит Кейли помочь ему с новой песней, взамен он предлагает Кейли вместе сходить на похороны Мэйв. Позже Деймон с Кейли вместе выступают в "Пицца-Шэк". Видя не боевой настрой девочек, Дарби решает в ночь перед встречей с Пайнвуд заночевать всем в Роке. Но собравшись, они решают пойти на концерт Деймона, где все еще больше отвлекаются от предстоящей встречи с Пайнвуд. В итоге "Рок" проигрывают из-за отсутствия боевого духа и ошибочных решений тренера. После окончания встречи они заявляют, что не хотят, чтобы Дарби продолжала оставаться их тренером. Кейли признает, что у неё анорексия. |
18 апреля 2011 |
| 2.15 | Сердце Венгрии (англ. Hungary Heart) Стив дает Дарби еще один шанс стать настоящим тренером, и девочки должны проявить себя на предстоящем соревновании в Венгрии. Пейсон узнает адрес Саши в Румынии. Эмили сообщает Деймону о своем решении окончательно расстаться, потому что не может ему доверять. В самолете Пейсон предлагает Эмили и Лорэн в аэропорту Англии сесть на другой самолет, чтобы добраться до Румынии, вернуть Сашу в "Рок" и приехать поездом до Будапешта. Им удается сбежать от Саммер и Дарби. Девочки встречаются с Сашей, однако он непреклонен. Пейсон говорит Саше, что он перестал быть для неё сильным человеком, и возвращает его золотую медаль. Ночью Саша приезжает в Будапешт и говорит девочкам, что готов снова стать их тренером. Кейли и Деймон сближаются. После выступления, Эмили и Сашу вызывает председатель комиссии Венгрии и сообщает, что анализы мочи Эмили показали, что она беременна. |
25 апреля 2011 |
| 2.16 | Реквием по мечте (англ. Requiem for a Dream) Эмили узнает, что она уже на шестой неделе беременности. Доктор не разрешает ей заниматься гимнастикой, потому что это может навредить ребенку. Хлои говорит с ней о возможности аборта, Саша требует принять решение, которое повлияет на её будущее. Записывая песню, Кейли и Деймон целуются, но Кейли сразу жалеет об этом и уходит. Лорен настаивает на скорой помолвке отца с Саммер. Он соглашается и делает Саммер предложение, но та отвечает, что ей нужно время подумать. Саммер идет к Саше убедиться, что еще что-то чувствует к нему. При разговоре, их мнение по поводу аборта Эмили расходится, и Саммер принимает предложение Стива. Маркус приезжает в «Рок» и сообщает Эмили, что она принята в команду, но нужно что-то решить с беременностью. Эмили рассказывает Пэйсон про беременность, та не понимает её. Эмили обращается за поддержкой к Деймону. Кейли приходит к Эмили и рассказывает о поцелуе с Деймоном, Эмили уезжает. Кейли говорит всем, что может вновь приступить к тренировкам. Саша становится тренером Национальной Команды. |
2 мая 2011 |
| 2.17 | Быть верным себе (англ. To Thine Own Self Be True) Кейли, наконец, вернулась к тренировкам, но общественность считает, что она отсутствовала из-за травмы, а не лечилась от анорексии. Вскоре Саша объявил, что Келли Паркер заменит Эмили на соревнованиях, и что Кейли тоже будет заменена, так как она пока не готова соревноваться. После разговора с Келли Деймон идет к Хлои Кметко, узнать куда уехала Эмили. Деймон прощается с Келли и уезжает к Эмили. Лорен просит Саммер удочерить её, и та соглашается. Пэйсон, Лорен, Макс и Остин собираются ночью проникнуть с зал, чтобы помочь Кейли вернуть былую форму. Информация доходит до Саши. Он застает нарушителей в зале и грозится, что может вышвырнуть всех за неповиновение. Но, тем не менее, он смотрит выступление Кейли и признает, что она готова к соревнованиям физически, но не эмоционально. Позже Саша беседует с терапевтом Кейли, который уверяет его, что не позволил бы Кейли вернуться к тренировкам, если бы не был уверен в её психической готовности. На следующей день, Саша объявляет, кто отправится с командой на Всемирные Соревнования: Тэсса Гранде, Энни Диллон и Кейли Круз. По результатам их тренировок он выберет последнего члена команды. |
9 мая 2011 |
| 2.18 | И пес пожрал пса (англ. Dog Eat Dog) Бегая вместе, Макс и Пэйсон находят брошенного щенка, они решают спрятать его, пока не подыщут ему новый дом. Шила, менеджер Келли Паркер, приезжает в «Рок» и вешает при входе в зал баннер с изображением Келли. Лорен подозревает, что между Максом и Пэйсон что-то серьезное. Саша сообщает, что есть еще одно место в команде и Келли Паркер надеется, что его займет Тэсса. Шила, которая является еще и матерью Келли, давит на неё, говоря, что ей нельзя быть в центре внимания вместе с Кейли, слишком много денег на кону. После разорения компании, в Боулдер возвращается Марк и ищет работу. Остин просит у Саши разрешения помогать Кейли с тренировками. Он вырабатывает стратегию, согласно которой Кейли будет упорно работать над опорным прыжком – слабым местом команды. И когда Кейли выигрывает место в команде, Шила требует от Келли доказательств анорексии Кейли, чтобы та попрощалась с поддержкой общественности, они ругаются. Видя плачущую Келли, Кейли зовет её к себе домой, утешает и просит остаться на ужин. Келли, оставшись одна в комнате Кейли, находит её дневник, где написано: «Я Кейли Круз и у меня анорексия», и кладет его себе в сумку. |
16 мая 2011 |
| 2.19 | Что скрывает ложь (англ. What Lies Beneath) Мать Келли Паркер обвиняет дочь в том, что та позволила Кейли Круз заполучить поддержку «Healthy Bar». Она считает, что Келли должна выдать секрет Кейли. Саша работает с Лорен и добавляет более сложные элементы в её программу на бревне. Маркус говорит Ким, что видео, где Пэйсон целует Сашу, прислали в НГО анонимно - в оригинальном видео видно, что Саша оттолкнул Пэйсон. Келли удивлена услышать, как Кейли говорит прессе, что Келли должна быть капитаном команды, так как она действующая чемпионка мира и у неё больше всех медалей. Представители «Healthy Bar» показывают Кейли и её родителям продукт для молодых девушек в тонусе, следящих за своим питанием. Кейли подавлена из-за того, что она таковой не является и обманывает спонсоров. Шила жаждет раскрыть состояние Кейли и ищет помощи у Эллен Билз, которая вернулась восстановить репутацию после скандального видео с поцелуем. Пэйсон рассказывает Кейли, что её родители в долгах и не могут поехать на соревнования. Кейли предлагает ей представлять «Healthy Bar» вместо себя, а Макс соглашается поработать над презентацией, доказывающей, что Пэйсон – именно то, что им нужно. Макс уединяется после того, как Лорен настойчиво пристает к нему на вечеринке, а Пэйсон признает, что может быть влюблена в Макса. Когда Остин находит Макса, тот, будучи пьяным, целует его и признает себя бисексуалом. Эллен Билз понимает, кто виноват в том, что её обвинили в скандале с видео, она обещает не выдавать Лорен, но оплатить ей той же монетой. Она советует Саммер спросить Стива, кто послал обрезанное видео НГО, и Лорен вынуждена признаться, что это она. Поняв, что Стив и Лорен так долго держали все в секрете, она отказывается иметь с ними что-то общее. Опустошенная Лорен едет в машине вместе с Максом, в них врезается грузовик. |
23 мая 2011 |
| 2.20 | Все врозь (англ. Worlds Apart) В результате аварии, Лорен отделалась парой царапин, а у Макса сотрясение мозга и сломана ключица. Лорен просит позвать Саммер и представляет её, как свою мать. Когда Лорен навещает Макса, он думает, что это Пэйсон. Позже команда едет на Чемпионат Мира в Рио, где они будут соревноваться против фаворитов - Китая и России, и их лидеров – Ченжи Чо и Иванки Кириленко. В квалификации Лорен, Пэйсон и Кейли выступают плохо, Келли едва спасает положение хорошим выступлением на разновысоких брусьях. В конце квалификационного раунда они замыкают четверку лучших. После такого провала, Саша заставляет девочек расставить все точки над «i»: Келли признает, что завидует девочкам из «Рока» - они одна команда и всегда поддерживают друг друга. Она рассказала, что её мама отказалась от стипендии в пользу спонсоров, когда ей было 9 лет, и она завидует, что мама Пэйсон мучается, что пришлось отказаться. Лорен говорит Пэйсон, что Макс любит её. После, против решения НГО, но с поддержкой команды, Кейли объявляет прессе, что страдала анорексией, а не была травмирована. Перед выступлением на бревне, Лорен признается Саше, что именно она слила фото поцелуя Саши и Пэйсон. Саша прощает и поддерживает её, что помогает Лорен прекрасно выступить и закрепиться на четвертой позиции. На опорном прыжке Пэйсон травмирует ногу после первой попытки, и, понимая, что не сможет выступить на вольных упражнениях, она решает исполнить вторую попытку, приземлившись на одну ногу. Успешная попытка перемещает команду на вторую позицию. Келли уступает Кейли свою попытку на вольных упражнениях. Сборная США выигрывает золото у Китая. После соревнования, Макс признается Пэйсон в своих чувствах. Остин заявляет прессе, что влюблен в Кейли и целует её. |
23 мая 2011 |
Сезон 3 (2012)
| № серии |
Название и краткое содержание серии | Дата выхода в эфир |
|---|---|---|
| 3.01 | Запах победы (англ. Smells Like Winner) Пэйсон, Кейли и Лорен стали на один шаг ближе к олимпийскому золоту, но сначала они должны провести восемь недель в Тренировочном Центре США для окончательного отбора в команду. Новый тренер, новые соперники, новые проблемы - они должны очень постараться. После неприятных новостей, Пэйсон старается сосредоточиться на тренировках, Кейли разрывается между парнем и товарищами по команде, а Лорен переживает, что её новые эксклюзивные духи вызывают у неё головокружение. Тем временем, неприглашенная гимнастка, Джордан Рэндал, полна решимости получить место в тренировочном центре. |
26 марта 2012 |
| 3.02 | Двое это команда (англ. It Takes Two) Тренер МакИнтайр решает разбить девочек на пары, чтобы они усвоили, что хоть гимнастика и является индивидуальным спортом, на Олимпиаду они поедут не в одиночку. Такого метода тренировок девочки не ожидали, особенно когда Лорен оказалась в паре с Пэйсон, а Кейли с Келли Паркер. После недавнего предательства Келли, как Кейли сможет жить с ней вместе, не говоря уже о доверии? А Пэйсон и Лорен вообще полные противоположности, как они смогут сойтись во мнении, что лучше и где верный путь? В это время Остин подталкивает Кейли к обдумыванию карьеры после Олимпиады. |
2 апреля 2012 |
| 3.03 | Время не ждет (англ. Time is of the Essence) Осталось всего шесть недель до Олимпиады, а женская сборная по гимнастике с каждым днем становится все меньше походить на сборную. Тренер Мак намерен привести команду в должный вид так, как он делал прежде, когда был главным тренером мужской сборной. Но проблема в том, что девочки не реагируют на его жесткие методы, хуже того, они не совершенствуются. Находясь под пристальным наблюдением НГО, тренер Мак отчаянно пытается изменить положение к лучшему. Тем временем, даже будучи в Тренировочном Центре, Пэйсон все еще мучается из-за скандального поцелуя с Сашей. |
9 апреля 2012 |
| 3.04 | Болезненное взросление (англ. Growing Pains) Полпути в Тренировочном Центе уже пройдено, и девочки готовятся к родительскому дню. Нервничая, что ей приходится играть роль судьи в спорах разведенных родителей, Кейли решает привести на семейный ужин своего парня Остина, но вскоре начинает жалеть об этом, потому что Остин и её отец слишком поладили. Пэйсон шокирована неприятным известием от отца, а Шила делает все возможное, чтобы сделать Келли любимчиком тренера МакИнтайра. В это время Пэйсон пытается убедить Лорен сходить к врачу. |
16 апреля 2012 |
| 3.05 | Мечтай (англ. Dream On) После очередного отбора в Олимпийскую сборную, чьи-то мечты рухнут. Чтобы стать чуточку ближе к финальному отбору в команду, они должны сначала пройти промежуточный. Но это легче сказать, чем сделать, учитывая проблемы каждого: Келли вынуждена разбираться со своей матерью, которая никак не отстанет от Кейли. Лорен испытывает стресс из-за постоянных напоминаний о проблемах со здоровьем со стороны Пэйсон. А еще в команде завелась крыса, вносящая смуту в команду. Тем временем, обязательный комендантский час, устроенный тренером, создает проблемы в личной жизни Пэйсон. |
23 апреля 2012 |
| 3.06 | Слушай вселенную (англ. Listen to the Universe) Лорен подавлена, когда врач говорит, что ей нужна операция на сердце. Надеясь помочь подруге, Пэйсон находит другого врача и пытается убедить его провести экспериментальную процедуру с более быстрым восстановительным периодом. Риго помогает ей. Кейли вынуждена делить комнату с Джордан, но они решают все разногласия и снова становятся друзьями. Джордан соглашается помочь Кейли прикрыть Пэйсон, чтобы Вэнди Кэпшоу ничего не заметила. Вэнди говорит гадости о Джордан за её спиной. Когда Остина отсеяли из Олимпийской сборной, он винит в этом Кейли и они расстаются. Кейли идет к Остину, чтобы исправить положение, но уже слишком поздно, она находит лишь коробку со своими вещами, которые он собирался ей вернуть. Лорен прощает Пэйсон. В конце эпизода Пэйсон теряет девственность с Риго. |
30 апреля 2012 |
| 3.07 | Правда, как она есть (англ. Truth Be Told) После экспериментальной неинвазивной процедуры, Лорен нужно время на восстановление, а это значит, что она пока не может тренироваться. Однако когда Джейк советует ей мысленно представлять свои программы, они с Лорен сближаются. Джордан волнуется и теряет контроль, когда в центр приезжает тренер Рэй для того, чтобы помочь девочкам с вольными упражнениями. Коварная Вэнди задумала хитрый план, чтобы вывести из игры Кейли, которая представляет для неё наибольшую угрозу. Джордан помогает Кейли справиться с разрывом отношений. |
7 мая 2012 |
| 3.08 | Дружба объединяет (англ. United Stakes) Пэйсон, рискуя потерять место в команде, решает переделать свою вольную программу. Кейли находится в затруднении, когда Джордан не принимает её помощь. Все еще восстанавливаясь после операции, Лорен делает все возможное, чтобы попасть на Олимпиаду. В это время, Кейли сбита с толку, когда её тест на допинг выявляет запрещенное вещество. Также Кейли пытается добиться увольнения тренера Рэя, потому что тот годами домогался Джордан. Коварный план Вэнди Кэпшоу терпит неудачу. В конце серии, Кейли, Пэйсон, Лорен и Джордан, ставшая близким другом остальным, попадают в Олимпийскую команду. |
14 мая 2012 |
Роли и актеры
Главные персонажи
| Актёр | Роль |
|---|---|
| Челси Хоббс | Эмили Кметко |
| Айла Келл | Пэйсон Килер |
| Джози Лорен | Кейли Круз |
| Кэсси Сербо | Лорен Таннер |
| Закари Абель | Картер Андерсон |
| Нил Джексон | Саша Белов |
| Джонни Пакар | Дэймон Янг |
| Пери Гилпин | Ким Килер |
| Сьюзан Уорд | Хлои Кметко |
Второстепенные персонажи
| Актер | Роль |
|---|---|
| Джейсон Мануель Олазабал | Алекс Круз |
| Роза Блази | Рони Круз |
| Маркус Колома | Лео Круз |
| Коуди Лонго | Никки Руссо |
| Энтони Старк | Стив Таннер |
| Вэйт Смит | Брайан Кметко |
| Миа Фрэмптон | Бекка Килер |
| Эрик Палладино | Марти Уолш |
| Николь Андерсон | Келли Паркер |
| Марша Томасон | МJ |
| Бретт Каллен | Марк Килер |
| Нико Торторелла | Рэйзер |
| Мишель Клуни | Эллен Билз |
| Кендес Кэмерон-Буре | Саммер ван Хорн |
| Зейн Холц | Остин Такер |
Напишите отзыв о статье "Добиться или сломаться"
Примечания
Ссылки
- «Добиться или сломаться» (англ.) на сайте Internet Movie Database
| ||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Добиться или сломаться
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.
На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.
На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.
На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.
– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.
Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.
– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.
– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.
Молодой император не мог воздержаться от желания присутствовать при сражении и, несмотря на все представления придворных, в 12 часов, отделившись от 3 й колонны, при которой он следовал, поскакал к авангарду. Еще не доезжая до гусар, несколько адъютантов встретили его с известием о счастливом исходе дела.
Сражение, состоявшее только в том, что захвачен эскадрон французов, было представлено как блестящая победа над французами, и потому государь и вся армия, особенно после того, как не разошелся еще пороховой дым на поле сражения, верили, что французы побеждены и отступают против своей воли. Несколько минут после того, как проехал государь, дивизион павлоградцев потребовали вперед. В самом Вишау, маленьком немецком городке, Ростов еще раз увидал государя. На площади города, на которой была до приезда государя довольно сильная перестрелка, лежало несколько человек убитых и раненых, которых не успели подобрать. Государь, окруженный свитою военных и невоенных, был на рыжей, уже другой, чем на смотру, энглизированной кобыле и, склонившись на бок, грациозным жестом держа золотой лорнет у глаза, смотрел в него на лежащего ничком, без кивера, с окровавленною головою солдата. Солдат раненый был так нечист, груб и гадок, что Ростова оскорбила близость его к государю. Ростов видел, как содрогнулись, как бы от пробежавшего мороза, сутуловатые плечи государя, как левая нога его судорожно стала бить шпорой бок лошади, и как приученная лошадь равнодушно оглядывалась и не трогалась с места. Слезший с лошади адъютант взял под руки солдата и стал класть на появившиеся носилки. Солдат застонал.
– Тише, тише, разве нельзя тише? – видимо, более страдая, чем умирающий солдат, проговорил государь и отъехал прочь.
Ростов видел слезы, наполнившие глаза государя, и слышал, как он, отъезжая, по французски сказал Чарторижскому:
– Какая ужасная вещь война, какая ужасная вещь! Quelle terrible chose que la guerre!
Войска авангарда расположились впереди Вишау, в виду цепи неприятельской, уступавшей нам место при малейшей перестрелке в продолжение всего дня. Авангарду объявлена была благодарность государя, обещаны награды, и людям роздана двойная порция водки. Еще веселее, чем в прошлую ночь, трещали бивачные костры и раздавались солдатские песни.
Денисов в эту ночь праздновал производство свое в майоры, и Ростов, уже довольно выпивший в конце пирушки, предложил тост за здоровье государя, но «не государя императора, как говорят на официальных обедах, – сказал он, – а за здоровье государя, доброго, обворожительного и великого человека; пьем за его здоровье и за верную победу над французами!»
– Коли мы прежде дрались, – сказал он, – и не давали спуску французам, как под Шенграбеном, что же теперь будет, когда он впереди? Мы все умрем, с наслаждением умрем за него. Так, господа? Может быть, я не так говорю, я много выпил; да я так чувствую, и вы тоже. За здоровье Александра первого! Урра!
– Урра! – зазвучали воодушевленные голоса офицеров.
И старый ротмистр Кирстен кричал воодушевленно и не менее искренно, чем двадцатилетний Ростов.
Когда офицеры выпили и разбили свои стаканы, Кирстен налил другие и, в одной рубашке и рейтузах, с стаканом в руке подошел к солдатским кострам и в величественной позе взмахнув кверху рукой, с своими длинными седыми усами и белой грудью, видневшейся из за распахнувшейся рубашки, остановился в свете костра.
– Ребята, за здоровье государя императора, за победу над врагами, урра! – крикнул он своим молодецким, старческим, гусарским баритоном.
Гусары столпились и дружно отвечали громким криком.
Поздно ночью, когда все разошлись, Денисов потрепал своей коротенькой рукой по плечу своего любимца Ростова.
– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца'я влюбился, – сказал он.
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…
– Ве'ю, ве'ю, д'ужок, и 'азделяю и одоб'яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.
На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.
18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны.
Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 1000 русских и французов – всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей – был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно исторической стрелки на циферблате истории человечества.
Князь Андрей был в этот день дежурным и неотлучно при главнокомандующем.
В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
Категории:
- Телесериалы по алфавиту
- Телесериалы США, запущенные в 2009 году
- Спортивные телесериалы
- Драматические телесериалы США
- Телесериалы Disney-ABC Domestic Television
- Программы телеканала Freeform
- Телесериалы, сюжет которых разворачивается в Колорадо
- Телесериалы США 2000-х годов
- Подростковые драмы
- Телесериалы на английском языке
- Телесериалы США, завершённые в 2012 году
