Добржанская, Любовь Ивановна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Любовь Добржанская
Имя при рождении:

Любовь Ивановна Добржанская

Дата рождения:

24 декабря 1905(1905-12-24)

Место рождения:

Киев,
Российская империя

Дата смерти:

3 ноября 1980(1980-11-03) (74 года)

Место смерти:

Москва, СССР

Профессия:

актриса, певица

Годы активности:

19241978

Театр:
Награды:

Любо́вь Ива́новна Добржа́нская (24 декабря 1905, Киев3 ноября 1980, Москва) — советская российская и украинская актриса театра и кино, певица. Лауреат Сталинской премии второй степени (1951). Народная артистка СССР (1965).





Биография

Любовь Добржанская родилась в 24 декабря 1905 года (по официальным данным — в 1908-м[1]) в Киеве в дворянской семье.

В 1923—1924 годах училась в театральной студии при Втором театре Украинской советской республики им. В. И. Ленина (с 1926 — Русская государственная драма, ныне — Национальный академический театр русской драмы имени Леси Украинки) в Киеве. С 1924 года — актриса его труппы. С 1926 по 1927 год недолго работала в Днеп­ропетровске (ныне Днепр).

С 1934 года — актриса Центрального театра Советской Армии в Москве, где большое влияние на её искусство оказал А. Д. Попов.

Играла в других театрах Москвы (Драматический театр им К . С. Станиславского, Театр «Современник»).

Для актрисы, обладавшей замечательным даром перевоплощения, выразительным голосом, сильным темпераментом, характерны ироничность, острота психологического рисунка, яркость сценической формы. Выступала в комических и драматических ролях. Всего ею было создано более 120 ролей в театре.

Обладала прекрасным голосом. Пению специально не училась, но хорошо справлялась с исполнением вокальных произведений в ролях.

Участвовала в концертах. Романсы, исполненные ею, пользовались огромным успехом[2].

По просьбе певицы З. Рождественской Л. Добржанская сочинила стихи к инструментальной пьесе музыканта джаз-оркестра Л. Утесова А. Триллинга. Так родилась песня «Под весенней листвой» (она же «Над заливом»). Иногда в авторах этой песни можно встретить псевдонимы «Н. Добржанская» или «О. Добржанская».

С 1 мая 1978 года — персональная пенсионерка союзного значения.

Любовь Добржанская скончалась 3 ноября 1980 года в Москве. Похоронена на Ваганьковском кладбище[3].

Семья

Звания и награды

Творчество

Роли в театре

Русская государственная драма (Киев)

Центральный театр Советской Армии

Московский театр «Современник»

Драматический театр им К . С. Станиславского

Фильмография

Роли в кино

  1. 1947 — Свет над Россией — эпизод
  2. 1952 — Учитель танцев — Фелисиана
  3. 1966 — Берегись автомобиля — мама Деточкина
  4. 1968 — Урок литературы — писательница Анна Тюрина
  5. 1969 — Адам и Хева — Айбала
  6. 1970 — Две улыбки (киноальманах) (новелла «Бабушка и цирк») — Бабушка
  7. 1972 — А.П. Чехов. Дядя Ваня (фильм-спектакль) — Войницкая
  8. 1972 — Игрок — бабушка Антонида Васильевна
  9. 1974 — Осенние грозы — Замфира
  10. 1975 — Из записок Лопатина (фильм-спектакль) — актриса
  11. 1975 — Ирония судьбы, или С лёгким паром! — Мария Дмитриевна, мама Жени Лукашина
  12. 1977 — В четверг и больше никогда — Екатерина Андреевна, мать Сергея.

Архивные кадры

  • 1977 — Любите ли вы театр? (сцена из спектакля «Восхождение на Фудзияму» по Ч. Айтматову) (документальный)
  • 2005 — Любовь Добржанская (из цикла передач телеканала ДТВ «Как уходили кумиры») (документальный)
  • 2008 — Любовь Добржанская (из документального цикла «Острова»)[7].

Напишите отзыв о статье "Добржанская, Любовь Ивановна"

Примечания

  1. [kinosozvezdie.ru/actors/dobrzhanskaya/dobrzhanskaya.html Добржанская Любовь Ивановна - Киносозвездие - авторский проект Сергея Николаева]
  2. [gazeta.zn.ua/CULTURE/mirovaya_mama_iz_ironii_sudby_aktrisa_lyubov_dobrzhanskaya_poteryala_v_kieve_ottsa_i_muzha,_no_obrel.html Мировая мама из «Иронии судьбы». Актриса Любовь Добржанская потеряла в Киеве отца и мужа, но обрела призвание - Культура - останні новини театру, кіно, музики і мистецтва - ga...]
  3. [www.vagankovka.ru/nekropol/view/item/id/58/catid/1 Некрополь Ваганьковского кладбища Москва — Добржанская Любовь Ивановна], vagankovka.ru  (Проверено 26 августа 2010)
  4. [the-city.kiev.ua/ru/article/mirovaya-mama-byla-kievlyankoy-39 «Мировая мама» была киевлянкой!]
  5. [kinosozvezdie.ru/actors/dobrzhanskaya/dobrzhanskaya.html Добржанская Любовь Ивановна — Киносозвездие — авторский проект Сергея Николаева]
  6. [www.gumer.info/bibliotek_Buks/Culture/Teatr/_97.php Театральная Энциклопедия. драма опера балет оперетта цирк эстрада драматург режиссёр]
  7. [archive.is/20120915081807/www.tvkultura.ru/news.html?id=287616&cid=104 ГТРК Культура: «Острова. Добржанская Любовь» (2008)]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Добржанская, Любовь Ивановна



В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.
Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись главные силы французской армии к тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.


В 8 часов Кутузов выехал верхом к Працу, впереди 4 й Милорадовичевской колонны, той, которая должна была занять места колонн Пржебышевского и Ланжерона, спустившихся уже вниз. Он поздоровался с людьми переднего полка и отдал приказание к движению, показывая тем, что он сам намерен был вести эту колонну. Выехав к деревне Прац, он остановился. Князь Андрей, в числе огромного количества лиц, составлявших свиту главнокомандующего, стоял позади его. Князь Андрей чувствовал себя взволнованным, раздраженным и вместе с тем сдержанно спокойным, каким бывает человек при наступлении давно желанной минуты. Он твердо был уверен, что нынче был день его Тулона или его Аркольского моста. Как это случится, он не знал, но он твердо был уверен, что это будет. Местность и положение наших войск были ему известны, насколько они могли быть известны кому нибудь из нашей армии. Его собственный стратегический план, который, очевидно, теперь и думать нечего было привести в исполнение, был им забыт. Теперь, уже входя в план Вейротера, князь Андрей обдумывал могущие произойти случайности и делал новые соображения, такие, в которых могли бы потребоваться его быстрота соображения и решительность.