Добровольский, Северин Цезаревич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Северин Цезаревич Добровольский
Период жизни

18811946

Принадлежность

Российская империя

Звание

генерал-майор (1920)

Сражения/войны

Первая мировая война
Гражданская война

Северин Цезаревич Добровольский (Доливо-Добровольский; 10 сентября 1881 — 26 января 1946) — генерал-майор (1920), деятель белого движения и эмиграции, один из руководителей Национальной организации русских фашистов (НОРФ).





Семья и образование

Из потомственных дворян Санкт-Петербургской губернии. Окончил Псковский кадетский корпус (1899), Константиновское артиллерийское училище (1902) и Александровскую военно-юридическую академию.

Военная служба

Военный юрист. Во время Первой мировой войны — военный прокурор 11-й армии, закончил службу в чине полковника. В 1918 году эмигрировал в Финляндию, откуда в 1919 году переехал в Архангельск, где присоединился к белым войскам. Был назначен военным прокурором и начальником военно-судного отделения управления главнокомандующего войсками Северной области генерала Е. К. Миллера. В июне 1919 года был обвинителем на процессе в военно-окружном суде Северной области над социалистами — деятелями профсоюзного движения, обвинявшимися в разжигании классовой борьбы в условиях военного времени и сочувствии большевизму. Четверо основных обвиняемых были приговорены к 15 годам каторжных работ. Процесс проходил гласно, в присутствии прессы.

В январе 1920 года был произведён в генерал-майоры. В том же году эмигрировал вместе с белыми войсками.

Эмигрант

Вновь поселился в Финляндии, где в мае 1921 года вошёл в инициативную группу Союза трудовой интеллигенции Выборгской губернии, ставившую цель «объединить беженцев для трудовой взаимопомощи, дабы общими усилиями дать возможность каждому найти работу». Был секретарем существовавшего в 1923 году Комитета русских организаций в Финляндии по оказанию помощи голодающим в России. Издавал журнал «Клич».

Являлся членом правления выборгского Культурно-просветительного общества, выступал с лекциями как в Выборге, так и в Хельсинки. Его доклады были посвящены как общественно-политической, так и культурной тематике: «Мартовская революция в армии» (1922), «Русская революция в свете событий Великой Французской революции» (1933), «Международное положение и эмиграция», «Возможные пути России в свете её прошлого и настоящего» (1938), «Леонид Андреев как беллетрист, драматург и гражданин» (1925), «О творчестве Н. С. Лескова» (1935), «О театре» (1936), «Достоевский в свете современности» (1936).

Несмотря на многолетнее проживание в Финляндии, не принимал гражданства этой страны, как и многие другие эмигранты, жил с «нансеновским паспортом». Продолжал проживать в Финляндии и после её выхода из Второй мировой войны в 1944.

Деятель РОВС

Активно участвовал в деятельности Русского обще-воинского союза (РОВС), был его представителем в Финляндии. Под общим руководством главы РОВС генерала Е. К. Миллера принимал участие в организации переброски через советскую границу агентов РОВС с целью создания внутри СССР тайных опорных пунктов и ячеек. Сотрудничал со 2-м отделом Генерального штаба Финляндии, используя его ресурсы для реализации этих планов РОВС, которые, однако, были сорваны в результате деятельности информатора ОГПУ генерала Н. В. Скоблина. В результате попытка направить в СССР двух работников Союза в июне 1934 года закончилась провалом, и спецслужбы Финляндии прекратили сотрудничество с РОВС.

Выдача в СССР и смерть

В ночь с 20 на 21 апреля 1945 года генерал Добровольский был арестован по приказу министра внутренних дел Финляндии коммуниста Юрьё Лейно[en], принявшего это решение по требованию союзной контрольной комиссии в Финляндии. Всего были арестованы 20 человек (10 граждан Финляндии, 9 лиц с «нансеновскими паспортами» и один бывший советский военнопленный), по мнению советской стороны «виновных в совершении военных преступлений, проводивших по заданию немцев шпионскую и террористическую деятельность против Советского Союза». Все 20 арестованных были немедленно выданы в СССР и заключены в тюрьму на Лубянке.

Принимая решение об аресте и выдаче, Лейно действовал в обход президента страны К. Г. Маннергейма и премьер-министра Ю. К. Паасикиви. После того, как высшие государственные чиновники Финляндии были поставлены в известность о случившемся, подобных выдач больше не было. В финляндской литературе выданные СССР люди именуются «узниками Лейно».

В СССР генерал Добровольский был 25 ноября 1945 года осуждён военным трибуналом Московского военного округа по статье 58-4 Уголовного кодекса и приговорён к расстрелу. По воспоминаниям соузников, отказался подавать прошение о помиловании. Был расстрелян 26 января 1946 года.

Мемуары

  • «Борьба за возрождение России в Северной Области», опубликованы в третьем томе «Архив русской революции» (Берлин, 1921; репринтное переиздание — М., 1991; переиздание: Белый Север 1918—1920 гг. Выпуск 2. Архангельск, 1993).

Семья

  • Жена — Ксения Павловна Ульянова (1886 — ?), родилась в Выборге.
  • Сын — Северин Северинович Добровольский, принимал активное участие в деятельности эмигрантской молодёжной организации «Звено». В 1945 году некоторые руководители «Звена» оказались в числе «узников Лейно», но Северин Добровольский-младший избежал этой участи.
  • Внук — Георг Доливо[fi] (род. 1945), финский певец.

Напишите отзыв о статье "Добровольский, Северин Цезаревич"

Литература

  • Petr Bazanov: Kenraalimajuri Severin Tsezarevitš Dobrovolski, s. 556—566 teoksessa [www.arkisto.fi/uploads/Palvelut/Julkaisut/SOTAVANGIT%20JA%20INTERNOIDUT_WEB.pdf Sotavangit ja internoidut: Kansallisarkiston artikkelikirja] (toim. Lars Westerlund). Kansallisarkisto, Helsinki 2008. ISBN 978-951-53-3139-7
  • Бьёркелунд Б.В. Путешествие в страну всевозможных невозможностей/подготовка текста к публикации, научная редакция, вступительная статья и комментарии С.А. Манькова. – СПб.: Международная Ассоциация «Русская Культура», 2014

Ссылки

  • [www.grwar.ru/persons/persons.html?id=2876 Добровольский, Северин Цезаревич] на сайте «[www.grwar.ru/ Русская армия в Великой войне]»
  • [www.kolumbus.fi/edvard.hamalainen/docs/uzniki.htm Узники Лейно]
  • [ricolor.org/europe/finlandia/fr/7/ Из жизни русских в Финляндии]
  • [www.pravoslavie.ru/arhiv/041015124958 О секретной деятельности РОВС в Финляндии]

Библиография

[militera.lib.ru/memo/russian/dobrovolsky_ss/index.html «Борьба в Северной области»]

Отрывок, характеризующий Добровольский, Северин Цезаревич

– Я сама не знаю, – быстро отвечала Наташа, – но я ничего бы не хотела сделать, что бы вам не нравилось. Я вам верю во всем. Вы не знаете, как вы для меля важны и как вы много для меня сделали!.. – Она говорила быстро и не замечая того, как Пьер покраснел при этих словах. – Я видела в том же приказе он, Болконский (быстро, шепотом проговорила она это слово), он в России и опять служит. Как вы думаете, – сказала она быстро, видимо, торопясь говорить, потому что она боялась за свои силы, – простит он меня когда нибудь? Не будет он иметь против меня злого чувства? Как вы думаете? Как вы думаете?
– Я думаю… – сказал Пьер. – Ему нечего прощать… Ежели бы я был на его месте… – По связи воспоминаний, Пьер мгновенно перенесся воображением к тому времени, когда он, утешая ее, сказал ей, что ежели бы он был не он, а лучший человек в мире и свободен, то он на коленях просил бы ее руки, и то же чувство жалости, нежности, любви охватило его, и те же слова были у него на устах. Но она не дала ему времени сказать их.
– Да вы – вы, – сказала она, с восторгом произнося это слово вы, – другое дело. Добрее, великодушнее, лучше вас я не знаю человека, и не может быть. Ежели бы вас не было тогда, да и теперь, я не знаю, что бы было со мною, потому что… – Слезы вдруг полились ей в глаза; она повернулась, подняла ноты к глазам, запела и пошла опять ходить по зале.
В это же время из гостиной выбежал Петя.
Петя был теперь красивый, румяный пятнадцатилетний мальчик с толстыми, красными губами, похожий на Наташу. Он готовился в университет, но в последнее время, с товарищем своим Оболенским, тайно решил, что пойдет в гусары.
Петя выскочил к своему тезке, чтобы переговорить о деле.
Он просил его узнать, примут ли его в гусары.
Пьер шел по гостиной, не слушая Петю.
Петя дернул его за руку, чтоб обратить на себя его вниманье.
– Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя.
– Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все.
– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…