Добронравов, Фёдор Борисович

Фёдор Добронравов
Дата рождения:	2 сентября 1921(1921-09-02)
Место рождения:	Москва, СССР
Дата смерти:	1 декабря 2014(2014-12-01) (93 года)
Место смерти:	США
Гражданство:	СССР СССР → США США
Профессия:	кинооператор
Награды:

Фёдор Борисович Добронра́вов (2 сентября 1921, Москва — 1 декабря 2014, США) — советский кинооператор, педагог, лауреат многочисленных наград и премий.

Биография

Ф. Б. Добронравов родился в Москве 2 сентября 1921 года.

В 1950 году окончил операторский факультет ВГИКа и стал работать кинооператором на киностудии «Мосфильм».

В 1984 году эмигрировал в США.

Ушел из жизни 1 декабря 2014 года в США.

Фильмография

• 1952 — В Никитском ботаническом саду, видовой фильм (совместно с Эрой Савельевой), реж. Юрий Озеров
• 1955 — За витриной универмага (реж. Самсон Самсонов)
• 1955 — Попрыгунья (реж. Самсон Самсонов)
• 1957 — Огненные вёрсты (реж. Самсон Самсонов)
• 1958 — Ветер (реж. Александр Алов и Владимир Наумов)
• 1960 — Кёроглы (реж. Гусейн Сеид-заде)
• 1960 — Время летних отпусков (реж. Константин Воинов)
• 1961 — Чужой бумажник (реж. Глеб Комаровский)
• 1962 — Молодо-зелено (реж. Константин Воинов)
• 1964 — Три сестры (реж. Самсон Самсонов)
• 1965 — Стряпуха (реж. Эдмонд Кеосаян)
• 1966 — Неуловимые мстители (реж. Эдмонд Кеосаян)
• 1968 — Новые приключения неуловимых (реж. Эдмонд Кеосаян)
• 1970 — Посланники вечности (реж. Теодор Вульфович)
• 1970 — Горячий снег (реж. Гавриил Егиазаров)
• 1975 — Дерсу Узала (реж. Акира Куросава)
• 1977 — Гонки без финиша (реж. Алексей Очкин)
• 1980 — Идеальный муж (реж. Виктор Георгиев)
• 1984 — Песочные часы (реж. Сергей Вронский)

Награды

• Государственная премия РСФСР имени братьев Васильевых (1975) — за съёмки фильма «Горячий снег» (1972).
• Заслуженный деятель искусств РСФСР (1973)

Ссылки

• [www.russiancinema.ru/template.php?dept_id=3&e_dept_id=1&e_person_id=2117 Энциклопедия отечественного кино — Добронравов Федор Борисович]
• [www.russian-bazaar.com/Article.aspx?ArticleID=8234 Русский Базар — Федор Добронравов: Кино в России возрождается]

Отрывок, характеризующий Добронравов, Фёдор Борисович

Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.


В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.