Добронравов, Фёдор Викторович
Поделись знанием:
Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.
Так пуста была Москва, когда Наполеон, усталый, беспокойный и нахмуренный, ходил взад и вперед у Камерколлежского вала, ожидая того хотя внешнего, но необходимого, по его понятиям, соблюдения приличий, – депутации.
В разных углах Москвы только бессмысленно еще шевелились люди, соблюдая старые привычки и не понимая того, что они делали.
Когда Наполеону с должной осторожностью было объявлено, что Москва пуста, он сердито взглянул на доносившего об этом и, отвернувшись, продолжал ходить молча.
– Подать экипаж, – сказал он. Он сел в карету рядом с дежурным адъютантом и поехал в предместье.
– «Moscou deserte. Quel evenemeDt invraisemblable!» [«Москва пуста. Какое невероятное событие!»] – говорил он сам с собой.
Он не поехал в город, а остановился на постоялом дворе Дорогомиловского предместья.
Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]
Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
– Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.
В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.
В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
| Фёдор Добронравов | |||
| Дата рождения: |
11 сентября 1961 (62 года) | ||
|---|---|---|---|
| Место рождения: | |||
| Профессия: |
актёр театра и кино | ||
| Карьера: |
1990 — н. в. | ||
| Награды: |
| ||
Фёдор Ви́кторович Добронра́вов (род. 11 сентября 1961, Таганрог, Ростовская область, СССР) — советский и российский актёр театра и кино, певец, продюсер. Народный артист России (2011)[1].
Содержание
- 1 Биография
- 2 На телевидении
- 3 Семья
- 4 Творчество
- 4.1 Роли в театре
- 4.1.1 Антреприза Андрея Жолдака
- 4.1.2 Московский академический театр Сатиры
- 4.1.3 Театр «Квартет И»
- 4.1.4 Театральное агентство В кругу семьи
- 4.1.5 Театральное агентство Арт-партнер XXI
- 4.1.6 Театральное агентство LeKur
- 4.1.7 Современный театр антрепризы
- 4.1.8 Театр Антона Чехова
- 4.1.9 Театр Сатирикон
- 4.2 Фильмография
- 4.3 Дубляж
- 4.4 Озвучивание мультфильмов
- 4.1 Роли в театре
- 5 Награды и номинации
- 6 Примечания
- 7 Ссылки
Биография
Фёдор Викторович Добронравов родился 11 сентября 1961 года[2] в Таганроге, в семье строителя и работницы хлебозавода[3]. Мечтал быть клоуном и даже ходил в кружок. С 1979 по 1981 год проходил действительную военную службу по призыву в Воздушно-десантных войсках (артиллерийский полк 104-й гв. воздушно-десантной дивизии). Окончил Воронежский государственный институт искусств в 1988 году, также в Воронеже с однокурсниками был создателем театра «Рубль». Чтобы прокормить семью, работал дворником в детском саду.
С 1990 года — актёр театра «Сатирикон», с 2003 года — Московского академического театра Сатиры. Постоянный участник шоу «6 кадров», «Большая разница», «Сам себе режиссёр» и «Слава богу, ты пришёл!».
Народный артист России (21 марта 2011 года). Художественный руководитель Общенациональной программы «В кругу семьи» (с 14 июня 2013 года), Президент Международного кинофестиваля «Царицынская весна». Член правления Дома актёра. Служит ГБУК г. Москвы «московскому академическому театру Сатиры», Театру «Квартет И», и Театру Антона Чехова (с мая 2014 года).
В апреле 2016 года основал Продюсерский центр "Фёдор Добронравов". Продюсерский Центр “Фёдор Добронравов” был открыт для создания кинофильмов, телесериалов и спектаклей. Дебютным проектом стал полнометражный художественный фильм “Жили-были”.
На телевидении
- Фёдор Викторович Добронравов победил в проекте «Две звезды» на Первом канале в IV сезоне (2012 год), в дуэте с Леонидом Агутиным набрав 436 баллов и 28 % в голосовании телезрителей.
- «Вечер на рейде» — 40 баллов.
- «Иногда» (создав дуэт «Поющие погоны») — 40 баллов.
- «Тайна склеенных страниц» — 40 баллов (аплодисменты стоя).
- «Женщине, которую люблю» — 39 баллов.
- «Прощальная» — 40 баллов.
- «Ночной разговор» — 40 баллов.
- «Ля-ля-фа» — 40 баллов.
- «Oops!» («Поющие погоны») — 40 баллов.
- «Antonio’s Song» — 40 баллов.
- «Чудо-остров» вместе с ансамблем «Сулико» — 37 баллов (аплодисменты стоя).
- «Поворот» — 40 баллов и победа.
- Премия самый лучший смех
В прощальном гала-концерте «Постскриптум» Фёдор спел с Еленой Васильевной Образцовой песню «Одинокая гармонь».
В телефильме «Сваты-5» Фёдор исполнил песню «Там, где клён шумит» (музыка Юрия Акулова, слова Леонида Шишко), а также заглавную песню "Побег в лето"
- 6 кадров (Скетч-шоу)
Семья
- Жена: Ирина Добронравова, учитель[4]
- Сыновья:
- Виктор Добронравов (род. 1983), актёр
- Иван Добронравов (род. 1989), актёр
- Внучки: Варвара (род. 2010) и Василиса (род. 2016), дочери сына Виктора.
Творчество
Роли в театре
Воронежский молодёжный театр (1988—1990)
- «Мастер и Маргарита» М. А. Булгакова — Воланд
- «Лес» А. Н. Островского — Несчастливцев
- «Утиная охота» А. В. Вампилова — Саяпин
Антреприза Андрея Жолдака
- «Опыт освоения пьесы „Чайка“ системой Станиславского» (2001), Сорин
Московский академический театр Сатиры
- (19 июня 2003 — премьера) «Слишком женатый таксист» Рэя Куни (реж.-пост.: Александр Ширвиндт) — Стенли Поуни
- (20 апреля 2004 — премьера) «Швейк, или Гимн идиотизму» Ярослава Гашека (реж.-пост.: Александр Ширвиндт) — судья пан Ванеш
- (2004 — премьера) «Нам всё ещё смешно»
- (1 октября 2014 — премьера) «Грустно, но смешно» С. Плотова, В. Жука, Александра Ширвиндта (реж.-пост.: Александр Ширвиндт, Юрий Васильев)
- (1995 — премьера, ввод) — «Как пришить старушку» Джона Патрика (реж.-пост.: Михаил Зонненштраль) — Брэд
- (9 февраля 2006 — премьера) «Случайная смерть анархиста» Дарио Фо (реж.-пост.: Михаил Борисов) — сумасшедший
- (9 апреля 2008 — премьера) «Хозяйка гостиницы» Карло Гольдони (реж.-пост.: Ольга Субботина) — Кавалер Р.
- (сентябрь, 2007 — премьера) «Переполох в Голубятне» Жана Пуаре (реж.-пост.: Нина Чусова) — Жорж
- (6 мая 2010 — премьера) «Кошмар на улице Лурсин» Эжена Лабиша (реж.-пост.: Александр Ширвиндт) — Ланглюме, рантье
- (5 апреля 2011 — премьера) «Вечерний выезд общества слепых» Виктора Шендеровича (реж.-пост.: Михаил Чумаченко) — гражданин в плаще
- (8 ноября 2012 — премьера) «Средства от наследства» Юрия Ряшенцева, Галины Полиди (реж.-пост.: Александр Ширвиндт) — Криспен
- (26 апреля 2009 — премьера) «Идеальное убийство» Андрея Житинкина (реж-пост.: Андрей Житинкин) — Бакстер
- (17 ноября 2013 — премьера) «Незабываемые знакомства» Эдвард Олби, Нина Садур (реж.-пост.: Сергей Надточиев) — Мужик/Джерри, человек в плаще
- (25 ноября 2015 — премьера) «Чемоданчик» Юрия Полякова (реж.-пост.: Александр Ширвиндт) — Михаил
Театр «Квартет И»
- «День радио» — капитан
- «День выборов» Л. Барац, С. Петрейков, Р. Хаит (2003 -) — «Фёдор, бандит»
Театральное агентство В кругу семьи
- «Воспитание Риты» У. Рассела (2012) — профессор Френк, реж. К. Занусси,
- «Все мои сыновья» (2013) — Джо Келлер, реж. К. Занусси,
Театральное агентство Арт-партнер XXI
- «Русские горки» (2009) Н. Лескова, Андрея Тупикова, Реж: Нина Чусова
- «Переполох в „Голубятне“» Жана Пуаре (2007—2012), Жорж, хозяин элитного клуба «Голубятня», Реж: Нина Чусова
Театральное агентство LeKur
- «Старший сын» (2008—2009)
- «Летучая мышь» Н. Эрдмана (2008—2010), Реж: Рената Сотириади
Современный театр антрепризы
- «Вокзал на троих» (2009), Реж. Роман Самгин
Театр Антона Чехова
«Забор» Норма Фостера (30 мая 2014 — премьера), Гарри, Режиссёр: Леонид Трушкин
Театр Сатирикон
- Багдадский вор — Черный маг
- Великолепный рогоносец
- Гамлет — Горацио
- Голый король
- Жак и его Господин
- Макбетт — Второй шут, Кандор, раненый солдат
- Маугли
- Мнимый больной — Арган
- Превращение
- Ромео и Джульетта — брат Лоренцо
- Сирано де Бержерак — совместная постановка театра Сатирикон и театра Антона Чехова — Карбон де Катель Жалу, капитан
- Слуги и снег — Питер Джек
- Трёхгрошовая опера — Пантера Браун
- Хозяйка гостиницы — Маркиз Форлипополи
- Шантеклер — пёс Пату
- Шоу Сатирикон
Фильмография
| Год | Название | Роль | ||
|---|---|---|---|---|
| 1993 | ф | Русский регтайм | лейтенант милиции | |
| 1994 | ф | Стреляющие ангелы | Высокий | |
| 1994 | кор | Поэтическая драма в городском саду | поэт Иван Бездонный | |
| 1995 | ф | Летние люди | Кирилл Дудаков, доктор | |
| 1997 | кор | Дружок | - | |
| 1998 | ф | Сочинение ко Дню Победы | Слава, любовник Сони | |
| 1998 | ф | Паранойя | - | |
| 1999 | с | Досье детектива Дубровского | Гоготун | |
| 1999 | ф | Шутить изволите? | ассистент | |
| 2000 | ф | Тайны дворцовых переворотов. Фильм 1. Завещание императора | Фёдор Суров | |
| 2000 | ф | Тайны дворцовых переворотов. Фильм 2. Завещание императрицы | Фёдор Суров | |
| 2001 | с | Искатели | отец Дмитрий | |
| 2001 | ф | Подозрение | - | |
| 2001 | ф | Тайны дворцовых переворотов. Фильм 3. Я — император | Фёдор Суров | |
| 2001 | ф | Тайны дворцовых переворотов. Фильм 4. Падение Голиафа | Фёдор Суров | |
| 2002 | с | Марш Турецкого-3 | Ветров | |
| 2002 | с | Самозванцы | проводник | |
| 2002 | ф | Копейка | водитель | |
| 2002 | ф | Займёмся любовью | таксист | |
| 2002 | с | Шукшинские рассказы | маляр в столовой | |
| 2002 | с | Кодекс чести (1 сезон) | резидент Бауэр | |
| 2003 | ф | Тайны дворцовых переворотов. Фильм 5. Вторая невеста императора | юродивый | |
| 2003 | ф | Тайны дворцовых переворотов. Фильм 6. Смерть юного императора | юродивый | |
| 2003 | с | Лучший город Земли | главный редактор | |
| 2003 | ф | Жизнь одна | бармен | |
| 2003 | ф | Бульварный переплёт | сержант | |
| 2003 | ф | Здравствуй, столица! | таксист | |
| 2003 | кор | Попутчики инжира | - | |
| 2003 | с | Сибирочка | мистер Браун | |
| 2003 | ф | С ног на голову | охранник | |
| 2003 | ф | Новогодний романс | - | |
| 2004 | ф | Посылка с Марса | водитель Володя | |
| 2004 | ф | На Верхней Масловке | отец Кати | |
| 2004 | ф | Зимний роман | - | |
| 2004 | ф | 32 декабря | шулер «Гек» | |
| 2004 | с | Против течения | следователь МВД | |
| 2004 | с | Полный вперёд! | рыбак на моторной лодке | |
| 2004 | ф | Моя большая армянская свадьба | пассажир самолёта | |
| 2004 | ф | Долгое прощание | Фёдор Васильевич | |
| 2005 | ф | Адам и превращение Евы | Василий, дядя Евы | |
| 2005 | ф | Время собирать камни | Дивинж | |
| 2005 | с | Фитиль | врач | |
| 2005 | с | Девять неизвестных | Михаил Игоревич, следователь | |
| 2005 | с | Горыныч и Виктория | Попов | |
| 2005 | с | Убойная сила-6 | Лилин, продавец на птичьем рынке | |
| 2005 | с | Жизнь - поле для охоты | Сергей Иванович, КГБэшник | |
| 2006 | с | Золотой телёнок | инженер Птибурдуков | |
| 2006 | ф | Изображая жертву | отчим Вали | |
| 2006 | ф | Под Большой Медведицей | Макс Громов | |
| 2006 | с | Слабости сильной женщины | Майборода | |
| 2006—2007 | с | Кадетство | Николай Петрович, отец Степана Перепечко | |
| 2007 | с | Ликвидация | капитан Алексей Якименко | |
| 2007 | ф | Родные и близкие | Виталий Сергеевич | |
| 2007 | ф | Откройте, Дед Мороз! | Кокорин | |
| 2008 | ф | Возвращение мушкетёров, или Сокровища кардинала Мазарини | аббат д’Олива | |
| 2008 | ф | День радио | капитан буксира | |
| 2008 | ф | Тайны дворцовых переворотов. Фильм 7-й: Виват, Анна Иоанновна! | разбойник | |
| 2008 | ф | Пассажирка | морской офицер | |
| 2008 | с | Гуманоиды в Королёве | Геннадий Петрович, вероломный жених хозяйки квартиры | |
| 2008 | ф | Тариф Новогодний | водитель в автопарке | |
| 2008 | ф | Марево | Иван Иванович Перерепенко | |
| 2008 | с | Сваты | Иван Степанович Будько | |
| 2008 | ф | Котов | Петрович | |
| 2008 | ф | Обречённые на войну | сержант | |
| 2008 | с | Моя любимая ведьма | Сталин | |
| 2008 | с | Фотограф | Дороганов | |
| 2008—2010 | с | Папины дочки | Анатолий Тютчев, двоюродный брат Сергея Васнецова | |
| 2008—2010 | с | Кремлёвские курсанты | Николай Петрович, отец Степана Перепечко | |
| 2009 | с | Братья Карамазовы | пан Муссялович | |
| 2009 | с | Сваты-2 | Иван Степанович Будько | |
| 2009 | ф | Приказано уничтожить! Операция «Китайская шкатулка» | Густав Моль | |
| 2009 | с | Исаев | Волобуев, следователь можайского УГРО | |
| 2009 | ф | Операция «Праведник» | менеджер банка | |
| 2009 | с | Сваты-3 | Иван Степанович Будько | |
| 2009 | ф | Мужчина в доме | Сергей Палыч | |
| 2009 | ф | Заградотряд. Соло на минном поле | Самойлов, начальник особого отдела | |
| 2010 | ф | В стиле Jazz | подполковник милиции | |
| 2010 | с | Путейцы-2 | Павел Андреевич Калядин | |
| 2010 | с | Последний секрет Мастера | Иван, друг Фёдора | |
| 2010 | ф | Не надо печалиться | Савелий | |
| 2010 | ф | Москва.Ру | водитель маршрутки | |
| 2010 | ф | О чём говорят мужчины | человек, влюблённый в колбасу | |
| 2010 | с | Гаражи | Фёдор Клюшкин, друг Николая Кузьмичёва | |
| 2010 | с | Дворик | Григорий Ермак | |
| 2010 | с | Сваты-4 | Иван Степанович Будько | |
| 2010 | ф | Новогодние сваты | Иван Степанович Будько | |
| 2010 | с | У каждого своя война | Павел Петрович | |
| 2011 | ф | All inclusive, или Всё включено! | Пётр, муж Галины, отец Виталика | |
| 2011 | ф | Калачи | Лукич Чеботарь | |
| 2011 | с | Сваты-5 | Иван Степанович Будько | |
| 2012 | ф | Мамы | Николай | |
| 2012 | с | Ералаш | продавец в зоомагазине | |
| 2012 | с | Сваты-6 | Иван Степанович Будько | |
| 2012 | с | Наружное наблюдение | Константин Евгеньевич Фадеев, полковник | |
| 2013 | с | Братья по обмену | Валерий Перечихин и Фёдор Перечихин | |
| 2013 | ф | Всё включено-2 | Пётр, муж Галины, отец Виталика | |
| 2013 | с | Ералаш | учитель-военрук | |
| 2014 | с | Братья по обмену-2 | Валерий Перечихин и Фёдор Перечихин | |
| 2015 | ф | Конец прекрасной эпохи | Михаил Жбанков, фотокорреспондент | |
| 2015 | ф | Страна чудес | Семён Волошин | |
| 2016 | ф | Искушение | скульптор | |
| 2016 | с | Корона императрицы | демон Адон | |
| 2016 | с | Витя в законе | - | |
| 2016 | с | Крым | - | |
| 2016 | ф | Фотограф | - | |
| 2017 | ф | Жили-были | Гришка | |
| 2017 | ф | Гардемарины-1787 | Суворов |
Дубляж
- 2008 — Бобро поржаловать! — Жан Сабрие
- 2008 — Мы — легенды — Ксавьер
- 2012 — Тэд Джонс и Затерянный город — профессор Лавров
- 2012 — Замбезия — Аякс
- 2013 — Кот Гром и заколдованный дом — кролик Джек
Озвучивание мультфильмов
- 2006 — Колобок — дедушка, Медведь
- 2009 — Удивительные приключения Хомы. Как Хома Суслика покупал — Волк
- 2009 — Красные шапочки — Волк, младший лейтенант Семёнов
- 2010 — КОАПП. Двадцать лет спустя. Cамая прекрасная няня — Краб
- 2012 — Буроба — Волк
- 2014 — Снежная королева 2: Перезаморозка — Король троллей
Награды и номинации
- 2013 — приз имени режиссёра Леонида Гайдая на фестивале «Амурская осень» в Благовещенске[5]
- 2014 — лауреат премии зрительских симпатий «Звезда Театрала» в номинации «Лучшая мужская роль» за роль Мужика и Джерри в спектакле Театра сатиры «Незабываемые знакомства».
Напишите отзыв о статье "Добронравов, Фёдор Викторович"
Примечания
- ↑ [graph.document.kremlin.ru/page.aspx?1;1550017 Почётное звание присвоено Указом Президента РФ от 21.03.2011№ 336]
- ↑ [www.rusactors.ru/d/dobronravov_f/index.shtml Фёдор Добронравов на сайте Актеры советского и российского кино]
- ↑ [namestars.ru/?p=1023 Федор Добронравов. Глава актерского клана. // Журнал: ОТДОХНИ! ИМЕНА]
- ↑ [www.unatashi.ru/index.php?id=22 Федор Добронравов, смешной и разноплановый]
- ↑ [ria.ru/culture/20130914/963186549.html#13859383525043&message=resize&relto=register&action=addClass&value=registration Добронравов получил приз имени Гайдая на фестивале «Амурская осень»]. РИА Новости (14 сентября 2013). Проверено 18 ноября 2013.
Ссылки
- [zhizn-teatr.ru/rubric/person/12/165/ Интервью с Федором Добронравовым] на портале «Жизнь — театр»
- Фёдор Добронравов (англ.) на сайте Internet Movie Database
Отрывок, характеризующий Добронравов, Фёдор Викторович
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.
Так пуста была Москва, когда Наполеон, усталый, беспокойный и нахмуренный, ходил взад и вперед у Камерколлежского вала, ожидая того хотя внешнего, но необходимого, по его понятиям, соблюдения приличий, – депутации.
В разных углах Москвы только бессмысленно еще шевелились люди, соблюдая старые привычки и не понимая того, что они делали.
Когда Наполеону с должной осторожностью было объявлено, что Москва пуста, он сердито взглянул на доносившего об этом и, отвернувшись, продолжал ходить молча.
– Подать экипаж, – сказал он. Он сел в карету рядом с дежурным адъютантом и поехал в предместье.
– «Moscou deserte. Quel evenemeDt invraisemblable!» [«Москва пуста. Какое невероятное событие!»] – говорил он сам с собой.
Он не поехал в город, а остановился на постоялом дворе Дорогомиловского предместья.
Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]
Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
– Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.
В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.
В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся 11 сентября
- Родившиеся в 1961 году
- Родившиеся в Таганроге
- Актёры по алфавиту
- Актёры СССР
- Актёры театра России
- Актёры телевидения России
- Актёры XX века
- Актёры XXI века
- Народные артисты Российской Федерации
- Заслуженные артисты Российской Федерации
- Персоналии:Театр «Сатирикон»
- Персоналии:Московский театр сатиры
- Выпускники Воронежского государственного института искусств
- Персоналии:Воздушно-десантные войска СССР и России
