Доброхотов, Николай Фёдорович

Николай Фёдорович Доброхотов<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">1893 год</td></tr>
председатель исполкома Ярославского городского Совета рабочих и солдатских депутатов
4 ноября 1917 — февраль 1918
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	Давид Соломонович Закгейм
председатель исполкома Ярославского губернского Совета рабочих и солдатских депутатов
февраль 1918 — июнь 1918
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	Семён Михайлович Нахимсон
июль 1919 — исполняющий обязанности
Предшественник:	Цветков
Преемник:	?
Народный комиссар труда УССР
1924 — 1925
Рождение:	22 мая 1879(1879-05-22) с. Рождествено, Даниловский уезд Ярославской губернии
Смерть:	6 октября 1938(1938-10-06) (59 лет) д. Селифонтово, Ярославский район Ярославской области
Партия:	РСДРП→ВКП(б)
Образование:	Ярославская духовная семинария
Профессия:	учитель
Деятельность:	революционная и политическая
Военная служба
Годы службы:	1915—1917
Принадлежность:	Российская империя
Род войск:	пехота
Звание:	рядовой

Николай Фёдорович Доброхотов (1879—1938) — российский революционер, советский государственный и политический деятель.

Биография

Николай Фёдорович Доброхотов родился 22 мая 1879 года в селе Рождествено Боровской волости Даниловского уезда Ярославской губернии в семье сельского священника; о последнем факте в биографиях никогда не упоминал. Окончил Ярославскую духовную семинарию.

Революционная деятельность

Начал работать учителем в Спас-Киприановской школе Вятской волости. Активно вёл антиправительственную пропаганду среди крестьян, что привело к доносу и увольнению, после чего в 1905 году был переведён в Заозерскую школу Угличского уезда. В 1906 году вступил в РСДРП (большевик) и уже как член этой партии занимался агитационно-пропагандистской работой в деревне, распространял запрещённую литературу, за что в 1907 году был уволен. В связи с трудным материальным положением пел в церковном хоре Спасского монастыря, проживал в его общежитии; одновременно продолжал партийную работу. Дважды подвергался аресту, провёл несколько месяцев в тюрьме. В 1910—1913 годах работал учителем в Пермской губернии.

В 1915 году призван в армию. Службу проходил в Ярославле рядовым 211-го запасного пехотного полка. После Февральской революции начал активную политическую деятельность, стал влиятельной фигурой в Ярославском совете солдатских депутатов. В мае 1917 года возглавил губернское бюро советов. В августе вошёл в состав городского комитета по охране революции, который распустил офицерские организации, расформировал ударные батальоны, сместил начальника гарнизона. В сентябре 1917 года как представитель от Ярославля присутствовал на совещании в большевистском ЦК, на котором рассматривался вопрос о скорейшем переходе власти в руки советов. В октябре 1917 года находился в Петрограде, участвовал в работе II Всероссийского съезда советов, решения которого закрепили приход к власти большевиков.

Политическая деятельность

4 ноября 1917 года избран председателем исполкома Ярославского городского совета. Одновременно с 10 ноября стал временным комиссаром гарнизона, фактически его начальником. В феврале 1918 года на заседании объединённого съезда советов губернии был избран председателем губернского ­исполкома, то есть главой исполнительной власти в губернии. Главой горисполкома стал Д. С. Закгейм, с которым у Доброхотова возникли серьёзные расхождения, в частности в вопросе о Брестском мире, в ратификации которого Доброхотов принимал участие на VII экстренном съезде партии и IV чрезвычайном съезде советов. За несколько недель до начала антибольшевистского восстания в Ярославле Доброхотов был освобождён от должности, сохранив членство в губисполкоме. Главы городского и губернского исполнительных комитетов Д. С. Закгейм и С. М. Нахимсон были расстреляны в начале восстания.

Доброхотова направили для партийной работы в Тутаевский уезд, уже в сентябре 1918 года он возглавил уездный комитет партии и стал членом исполкома уездного совета. Делегат VIII съезда партии. В марте 1919 года был вызван в Москву в распоряжение ЦК партии. В начале июля появился в Ярославле в качестве представителя ЦК с широкими полномочиями в связи с многочисленными кресть­янскими и дезертирскими восстаниями в губернии (общее число восставших достигало 25 тысяч человек). Председательствовал на заседаниях губкома партии и губисполкома. В середине июля прежний председатель губисполкома Цветков сдал все дела Доброхотову как временному главе исполнительной власти. Приняв ряд неотложных мер, созвал внеочередную губернскую партконференцию, на которой избрали новое руководство.

По решению ЦК он был направлен на Украину. Возглавлял Херсонский исполком, занимался созданием укрепрайона для предотвращения прорыва врангельских войск на правый берег Днепра. Характеристика ЦК Компартии Украины: «Старый партиец с хорошей большевистской закалкой… В политической обстановке ориентируется быстро… К склокам непричастен. Работник губернского масштаба». В 1924—1925 годах занимал пост народного комиссара труда Украинской республики и одновременно возглавлял центральную комиссию по борьбе с безработицей. Затем несколько лет управлял организацией «Союзкартофель».

Последние годы

Заболел туберкулёзом и в 1929 году по инвалидности вышел на пенсию. Жил у сестры-учительницы в деревне Верхний Починок Березняковского сельсовета Даниловского уезда. Не занимал никаких должностей, но активно участвовал в коллективизации, в организации колхоза «Заря», добился закрытия церкви и создания в ней механизированной мельницы, строительства школы-семилетки. Собирал материалы по подавлению Ярославского мятежа для редакции многотомной «Истории гражданской войны».

В условиях начавшихся репрессий старый принципиальный большевик оказался неудобен для местных властей. Он неоднократно писал в Москву в защиту арестованных сельских коммунистов, иногда добиваясь успеха; позволял себе обвинять прибывших в колхоз на показательный судебный процесс прокурора и работника райкома в пьянстве и предрешённости дел. Летом 1937 года Даниловский райком партии обвинил Доброхотова в сокрытии участия в троцкистской оппозиции 1927 года. 22 июня было начато и окончено персональное дело: пенсионера обвиняли, например, в том, что колхозы Березняковского сельсовета «за последние два года оставляли на полях до половины выращенного хлеба». В этот же день Николай Фёдорович был исключён из партии, на следующий — арестован, а 6 октября 1938 года по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР — расстрелян. Захоронен в братской могиле у деревни Селифонтово под Ярославлем.

В 1958 году реабилитирован. В его честь в июле 1980 назван проезд в Ярославле. При обнаружении захоронения в 1989 году останки Доброхотова были идентифицированы по большой берцовой кости — он был двухметрового роста.

Литература

• Рязанцев Н. П. [yarcenter.ru/articles/history/pervyy-sovetskiy-gubernator-23579/ Первый «советский губернатор»] // Северный край. — 2009. — N 157 (28 августа).
• Лунина Э. Н., Рязанцев Н. П. «Работник губернского масштаба…» // Социальная история российской провинции: материалы Всероссийской научной конференции / Яросл. гос. ун-т им. П. Г. Демидова. — Ярославль: ЯрГУ, 2009. — С. 264—271.
• Рязанцев Н. П., Лунина Э. Н. «Работник губернского масштаба…» // Романов-Борисоглебская старина. — 2010. — № 2 (14) (весна). — С. 31-34.
• Колодин Н. Н. Первый советский губернатор // Город древний. Ярославль: здания, люди, легенды: в 4 т. — Ярославль: Канцлер, 2014. — Т. 1: Набережные Ярославля. — С. 244—247

Отрывок, характеризующий Доброхотов, Николай Фёдорович

Пьер, растерянными, близорукими глазами, не повинуясь, оглянулся вокруг себя, и вдруг на него нашло сомнение. «Где я? Что я делаю? Не смеются ли надо мной? Не будет ли мне стыдно вспоминать это?» Но сомнение это продолжалось только одно мгновение. Пьер оглянулся на серьезные лица окружавших его людей, вспомнил всё, что он уже прошел, и понял, что нельзя остановиться на половине дороги. Он ужаснулся своему сомнению и, стараясь вызвать в себе прежнее чувство умиления, повергся к вратам храма. И действительно чувство умиления, еще сильнейшего, чем прежде, нашло на него. Когда он пролежал несколько времени, ему велели встать и надели на него такой же белый кожаный фартук, какие были на других, дали ему в руки лопату и три пары перчаток, и тогда великий мастер обратился к нему. Он сказал ему, чтобы он старался ничем не запятнать белизну этого фартука, представляющего крепость и непорочность; потом о невыясненной лопате сказал, чтобы он трудился ею очищать свое сердце от пороков и снисходительно заглаживать ею сердце ближнего. Потом про первые перчатки мужские сказал, что значения их он не может знать, но должен хранить их, про другие перчатки мужские сказал, что он должен надевать их в собраниях и наконец про третьи женские перчатки сказал: «Любезный брат, и сии женские перчатки вам определены суть. Отдайте их той женщине, которую вы будете почитать больше всех. Сим даром уверите в непорочности сердца вашего ту, которую изберете вы себе в достойную каменьщицу». И помолчав несколько времени, прибавил: – «Но соблюди, любезный брат, да не украшают перчатки сии рук нечистых». В то время как великий мастер произносил эти последние слова, Пьеру показалось, что председатель смутился. Пьер смутился еще больше, покраснел до слез, как краснеют дети, беспокойно стал оглядываться и произошло неловкое молчание.
Молчание это было прервано одним из братьев, который, подведя Пьера к ковру, начал из тетради читать ему объяснение всех изображенных на нем фигур: солнца, луны, молотка. отвеса, лопаты, дикого и кубического камня, столба, трех окон и т. д. Потом Пьеру назначили его место, показали ему знаки ложи, сказали входное слово и наконец позволили сесть. Великий мастер начал читать устав. Устав был очень длинен, и Пьер от радости, волнения и стыда не был в состоянии понимать того, что читали. Он вслушался только в последние слова устава, которые запомнились ему.
«В наших храмах мы не знаем других степеней, – читал „великий мастер, – кроме тех, которые находятся между добродетелью и пороком. Берегись делать какое нибудь различие, могущее нарушить равенство. Лети на помощь к брату, кто бы он ни был, настави заблуждающегося, подними упадающего и не питай никогда злобы или вражды на брата. Будь ласков и приветлив. Возбуждай во всех сердцах огнь добродетели. Дели счастье с ближним твоим, и да не возмутит никогда зависть чистого сего наслаждения. Прощай врагу твоему, не мсти ему, разве только деланием ему добра. Исполнив таким образом высший закон, ты обрящешь следы древнего, утраченного тобой величества“.
Кончил он и привстав обнял Пьера и поцеловал его. Пьер, с слезами радости на глазах, смотрел вокруг себя, не зная, что отвечать на поздравления и возобновления знакомств, с которыми окружили его. Он не признавал никаких знакомств; во всех людях этих он видел только братьев, с которыми сгорал нетерпением приняться за дело.
Великий мастер стукнул молотком, все сели по местам, и один прочел поучение о необходимости смирения.
Великий мастер предложил исполнить последнюю обязанность, и важный сановник, который носил звание собирателя милостыни, стал обходить братьев. Пьеру хотелось записать в лист милостыни все деньги, которые у него были, но он боялся этим выказать гордость, и записал столько же, сколько записывали другие.
Заседание было кончено, и по возвращении домой, Пьеру казалось, что он приехал из какого то дальнего путешествия, где он провел десятки лет, совершенно изменился и отстал от прежнего порядка и привычек жизни.


На другой день после приема в ложу, Пьер сидел дома, читая книгу и стараясь вникнуть в значение квадрата, изображавшего одной своей стороною Бога, другою нравственное, третьею физическое и четвертою смешанное. Изредка он отрывался от книги и квадрата и в воображении своем составлял себе новый план жизни. Вчера в ложе ему сказали, что до сведения государя дошел слух о дуэли, и что Пьеру благоразумнее бы было удалиться из Петербурга. Пьер предполагал ехать в свои южные имения и заняться там своими крестьянами. Он радостно обдумывал эту новую жизнь, когда неожиданно в комнату вошел князь Василий.
– Мой друг, что ты наделал в Москве? За что ты поссорился с Лёлей, mon сher? [дорогой мoй?] Ты в заблуждении, – сказал князь Василий, входя в комнату. – Я всё узнал, я могу тебе сказать верно, что Элен невинна перед тобой, как Христос перед жидами. – Пьер хотел отвечать, но он перебил его. – И зачем ты не обратился прямо и просто ко мне, как к другу? Я всё знаю, я всё понимаю, – сказал он, – ты вел себя, как прилично человеку, дорожащему своей честью; может быть слишком поспешно, но об этом мы не будем судить. Одно ты помни, в какое положение ты ставишь ее и меня в глазах всего общества и даже двора, – прибавил он, понизив голос. – Она живет в Москве, ты здесь. Помни, мой милый, – он потянул его вниз за руку, – здесь одно недоразуменье; ты сам, я думаю, чувствуешь. Напиши сейчас со мною письмо, и она приедет сюда, всё объяснится, а то я тебе скажу, ты очень легко можешь пострадать, мой милый.
Князь Василий внушительно взглянул на Пьера. – Мне из хороших источников известно, что вдовствующая императрица принимает живой интерес во всем этом деле. Ты знаешь, она очень милостива к Элен.
Несколько раз Пьер собирался говорить, но с одной стороны князь Василий не допускал его до этого, с другой стороны сам Пьер боялся начать говорить в том тоне решительного отказа и несогласия, в котором он твердо решился отвечать своему тестю. Кроме того слова масонского устава: «буди ласков и приветлив» вспоминались ему. Он морщился, краснел, вставал и опускался, работая над собою в самом трудном для него в жизни деле – сказать неприятное в глаза человеку, сказать не то, чего ожидал этот человек, кто бы он ни был. Он так привык повиноваться этому тону небрежной самоуверенности князя Василия, что и теперь он чувствовал, что не в силах будет противостоять ей; но он чувствовал, что от того, что он скажет сейчас, будет зависеть вся дальнейшая судьба его: пойдет ли он по старой, прежней дороге, или по той новой, которая так привлекательно была указана ему масонами, и на которой он твердо верил, что найдет возрождение к новой жизни.
– Ну, мой милый, – шутливо сказал князь Василий, – скажи же мне: «да», и я от себя напишу ей, и мы убьем жирного тельца. – Но князь Василий не успел договорить своей шутки, как Пьер с бешенством в лице, которое напоминало его отца, не глядя в глаза собеседнику, проговорил шопотом:
– Князь, я вас не звал к себе, идите, пожалуйста, идите! – Он вскочил и отворил ему дверь.
– Идите же, – повторил он, сам себе не веря и радуясь выражению смущенности и страха, показавшемуся на лице князя Василия.
– Что с тобой? Ты болен?
– Идите! – еще раз проговорил дрожащий голос. И князь Василий должен был уехать, не получив никакого объяснения.
Через неделю Пьер, простившись с новыми друзьями масонами и оставив им большие суммы на милостыни, уехал в свои именья. Его новые братья дали ему письма в Киев и Одессу, к тамошним масонам, и обещали писать ему и руководить его в его новой деятельности.


Дело Пьера с Долоховым было замято, и, несмотря на тогдашнюю строгость государя в отношении дуэлей, ни оба противника, ни их секунданты не пострадали. Но история дуэли, подтвержденная разрывом Пьера с женой, разгласилась в обществе. Пьер, на которого смотрели снисходительно, покровительственно, когда он был незаконным сыном, которого ласкали и прославляли, когда он был лучшим женихом Российской империи, после своей женитьбы, когда невестам и матерям нечего было ожидать от него, сильно потерял во мнении общества, тем более, что он не умел и не желал заискивать общественного благоволения. Теперь его одного обвиняли в происшедшем, говорили, что он бестолковый ревнивец, подверженный таким же припадкам кровожадного бешенства, как и его отец. И когда, после отъезда Пьера, Элен вернулась в Петербург, она была не только радушно, но с оттенком почтительности, относившейся к ее несчастию, принята всеми своими знакомыми. Когда разговор заходил о ее муже, Элен принимала достойное выражение, которое она – хотя и не понимая его значения – по свойственному ей такту, усвоила себе. Выражение это говорило, что она решилась, не жалуясь, переносить свое несчастие, и что ее муж есть крест, посланный ей от Бога. Князь Василий откровеннее высказывал свое мнение. Он пожимал плечами, когда разговор заходил о Пьере, и, указывая на лоб, говорил:
– Un cerveau fele – je le disais toujours. [Полусумасшедший – я всегда это говорил.]
– Я вперед сказала, – говорила Анна Павловна о Пьере, – я тогда же сейчас сказала, и прежде всех (она настаивала на своем первенстве), что это безумный молодой человек, испорченный развратными идеями века. Я тогда еще сказала это, когда все восхищались им и он только приехал из за границы, и помните, у меня как то вечером представлял из себя какого то Марата. Чем же кончилось? Я тогда еще не желала этой свадьбы и предсказала всё, что случится.