Добрынин, Николай Николаевич
Поделись знанием:
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…
Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.
Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других, более соответственных ему, цвета и семени, чем те, которые оно производит, точно так же невозможно придумать других двух людей, со всем их прошедшим, которое соответствовало бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей тому назначению, которое им предлежало исполнить.
| Николай Добрынин | |
| Имя при рождении: |
Николай Николаевич Добрынин |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Профессия: | |
| Карьера: |
1985 — наст. время |
| Награды: |
|
Николай Николаевич Добрынин (род. 17 августа 1963, Таганрог, СССР) — советский и российский актёр театра и кино, заслуженный артист России (2002)[1].
Содержание
Биография
 Внешние изображения
| |
|---|---|
|
[st.baskino.club/uploads/images/2013/057/wsnc343.jpg Николай Добрынин] |
Николай Добрынин родился 17 августа 1963 года в Таганроге на улице Максима Горького, дом № 4 в семье милиционера и торгового работника. Отец, следователь, рано ушёл из жизни[2].
Научился шить в 4 года от бабушки цыганки, шил мешки для картошки цыганским узлом и получал за это 10 копеек. Начал работать в 6-м классе, всё лето сколачивал почтовые ящики, а в 7-м классе он работал грузчиком. Женился первый раз будучи студентом. Благодаря тестю, работал 4 года в метро, работал ночью, стал дренажником метрополитена 6-го разряда, красил станцию метро «Библиотека имени Ленина». Занимался преподавательской работой и учил людей танцевать[3].
В 1985 году окончил ГИТИС (курс И. И. Судаковой и Л. Н. Князевой). С 1985 года работал в театре «Сатирикон» под руководством Константина Райкина.
С 1989 года работает в независимой студии Аллы Сигаловой и театре Романа Виктюка.
В кино впервые снялся в 1986 году в фильме Владимира Аленикова «Нужные люди».
Семья
- Первая жена была его однокурсницей — теле- и радиожурналистка Ксения Ларина; прожили вместе 5 лет[4].
- Вторая жена Анна Терехова; усыновил сына Тереховой Михаила (род. 1988).
- В 2002 году женился на Екатерине Комиссаровой; работала стюардессой, сейчас работает в театре Романа Виктюка помощником режиссёра[4].
- Дочь Нина (род. февраль 2008)[5].
- Единоутробный брат солиста Большого театра Александра Науменко[4].
Признание и награды
- Заслуженный артист России (2002)[1]
- Лауреат премии Москвы (за участие в фильме «Русский регтайм»).
Творчество
Роли в театре
- «Служанки», режиссёр: Роман Виктюк
- «Саломея, или Странные игры Оскара Уайльда», режиссёр: Роман Виктюк — Оскар Уайльд, Ирод Антипа
- «Квартет для Лауры», режиссёр: Андрей Житинкин
- «Пижама на шестерых», режиссёр: Семён Спивак
- «Мою жену зовут Морис», режиссёр: Роман Виктюк, 2002 год
- «Мастер и Маргарита», режиссёр: Роман Виктюк — Мастер, Понтий Пилат
- "Близкие люди", режиссёр Алексей Кирющенко.
Фильмография
- 1986 — Нужные люди — строитель Коля
- 1987 — Прощай, шпана замоскворецкая… — Гаврош
- 1988 — Щенок — Сергей Огурцов
- 1989 — Биндюжник и король — Лёва-Кацап
- 1990 — Мистификатор
- 1991 — Феофания, рисующая смерть — Авдей
- 1993 — Месть шута
- 1993 — Русский регтайм — Миша Раевский
- 1993 — Шейлок
- 1994 — Поезд до Бруклина — Эдик
- 1995 — Летние люди — Крапилкин
- 1996 — Короли российского сыска — Коля Долгушин
- 1997 — Всё то, о чём мы так долго мечтали — Николай
- 1998 — На ножах — Горданов
- 1999 — Белый танец — Женя
- 2000 — Новый год в ноябре
- 2000 — Чёрная комната — Филипп
- 2001 — Вальс на прощание
- 2001 — Нина — Саша «Ветер»
- 2001 — Семейные тайны — Кирилл Ермаков
- 2001 — Хозяин империи
- 2002 — Русские в городе ангелов — уголовник Кусков
- 2003 — Амапола
- 2003 — Демон полдня — Миша
- 2003 — Жених для Барби — Коля
- 2003 — Сибирочка — князь Гордов
- 2003 — Спасти и выжить
- 2004 — Пограничный блюз — Кусков
- 2004 — Шахматист — Виктор Алексеевич Ратников
- 2005 — Атаман
- 2005 — Жизнь — поле для охоты
- 2006 — Национальное достояние
- 2006 — Прииск — Коля Дворянин
- 2006 — Сёстры по крови — Васька-бомж
- 2007 — Атлантида — Эдуард
- 2007 — Держи меня крепче — Николай Любимов
- 2007 — Дом на набережной — Ушанги Рижинишвили, журналист
- 2007 — Затмение — Лёня Копейко
- 2007 — Сеть — Окаёмов
- 2007 — Срочно в номер — Хрусталёв
- 2008 — Азиат
- 2008 — Афганский призрак — Луговской
- 2008 — Батюшка
- 2008 — Безумный ноябрь — кинозвезда
- 2008 — Бой местного значения — рядовой Виктор Андреевич Стряпухин
- 2008 — Александр Македонский — Александр Македонский
- 2008 — Коснуться неба — Алексей Никитич
- 2008 — Мины в фарватере — Бурышёв, капитан тральщика
- 2008 — Одинокий ангел — Алексей Розовский
- 2008 — Родные люди — Иван Петрович Кузнецов
- 2008 — Сказка о женщине и мужчине
- 2008 — Чёрный снег — юродивый
- 2008 — Шальной ангел — Пётр Некрасов
- 2008 — Шут и Венера — Владимир, папа Мышкина
- 2009 — Вербное воскресенье — муж Дуси
- 2009 — Одна семья — Сергей Смирнов, брат Андрея
- 2009 — Вердикт — Тульский
- 2009 — Террористка Иванова — Валера Чистов
- 2009 — Течёт река Волга — Сергей, муж Люды
- 2009 — Близкий враг — Черняк
- 2009 — Сваты 3 — Митяй
- 2010 — Новогодние сваты — Митяй
- 2010 — На измене — цыган
- 2010 — Шериф — капитан Шаронов (Шериф)
- 2010 — Сваты 4 — Митяй
- 2010 — Подарок судьбы — Григорий Морозов, столяр-краснодеревщик
- 2010 — Борцу не больно — Михалыч, тренер по самбо
- 2010 — За пределами закона — Дмитрий Максимович Гордин
- 2010 — Гаражи — Николай Петрович Кузьмичёв
- 2010 — Небесные родственники — Николай
- 2010 — Громозека — Эдуард Петрович Каминский, хирург
- 2011 — Сваты 5 — Митяй
- 2011 — Одуванчик — Зельдов
- 2011 — «Кедр» пронзает небо — полковник Павел Николаевич Курбатов
- 2011 — Серафима прекрасная — Андрей Короленко
- 2011 — Судмедэксперты — санитар Николай Горошин
- 2011 — Танец нашей любви — Василий
- 2011 — Вендетта по-русски — Максим Платов
- 2011 — Дом на обочине — Лёха
- 2012 — Байки Митяя — Митяй
- 2012 — Отрыв — Полонез
- 2012 — Шериф 2 — капитан Шаронов (Шериф)
- 2012 — Любовник для Люси — Григорий Панкратов, муж Люси
- 2012 — Сваты 6 — Митяй
- 2013 — Разведчицы — Вениамин Константинов, архимандрит
- 2013 — Станица — Александр Евгеньевич Рябоконь, майор милиции
- 2013 — 2015 — Молодёжка — Николай Семёнович, отец Семёна Бакина, помощник мэра по делам спорта
- 2013 — Пётр Лещенко. Всё, что было... — Константин, отец Петра Лещенко
- 2013 — Новогодний переполох — Виталий Павлович, заместитель Андрей Шишкина
- 2013 — Всем скорбящим радость — деревенский дебошир
- 2014 — Дом с лилиями — Дементий Шульгин, 1-й секретарь горкома партии
- 2014 — Кавказская пленница! — Балбес
- 2014 — Алёнка из Почитанки — дядя Панкрат
- 2014 — Мой любимый папа — Иорданов
- 2014 — Дедушка моей мечты — Михаил Белкин / победитель «Поле чудес» по телевизору
- 2014 — Копы из Перетопа — Николай Петрович Заботин, участковый капитан полиции
- 2015 — Родина — генерал Максимов
- 2015 — Орлова и Александров — Леонид Утёсов
- 2015 — Алхимик. Эликсир Фауста — Григорий Распутин (1916 год)
- 2015 — Людмила Гурченко — Марк Гаврилович Гурченко, отец Людмилы Гурченко
- 2015 — Маргарита Назарова — Борис Эдер
Озвучивание
- 2006 — Чемоданы Тульса Люпера. Часть 2 — Гюнтер Зелоти (Стивен Макинтош)
- 2003 — Чемоданы Тульса Люпера: Моавитская история — Гюнтер Зелоти (Стивен Макинтош)
Напишите отзыв о статье "Добрынин, Николай Николаевич"
Примечания
- ↑ 1 2 [document.kremlin.ru/doc.asp?ID=015316 Почётное звание присвоено Указом Президента России № 1429 от 19 декабря 2002 года]
- ↑ [www.vokrug.tv/person/show/Nikolai_Dobrynin/ Николай Добрынин] // Вокруг ТВ
- ↑ [www.zbulvar.ru/?c=article&id=477209 Николай Добрынин ждёт, когда снесут его хрущобу в Медведкове] // Звёздный бульвар № 13 (174)
- ↑ 1 2 3 [fakty.ua/74954-nikolaj-dobrynin-quot-moya-pervaya-zhena-ochen-izvestnaya-telezhurnalistka-vtoraya----doch-margarity-terehovoj-anna-a-tretya----pomrezh-romana-viktyuka-quot Николай Добрынин: «Моя первая жена очень известная тележурналистка, вторая — дочь Маргариты…»] // Газета «ФАКТЫ и комментарии»
- ↑ [www.tvcenter.ru/programm/serial/Nikolai-Dobrynin-snova-stal-otcom/ Николай Добрынин снова стал отцом]
Ссылки
- Николай Добрынин (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.ruskino.ru/art/268 Николай Добрынин на Рускино]
- [www.rg.ru/2005/10/26/dobrynin.html Николай Добрынин — интервью] // Российская газета
Отрывок, характеризующий Добрынин, Николай Николаевич
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…
Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.
Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других, более соответственных ему, цвета и семени, чем те, которые оно производит, точно так же невозможно придумать других двух людей, со всем их прошедшим, которое соответствовало бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей тому назначению, которое им предлежало исполнить.
