Добунны

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Историческое племя
Добунны
самоназв. — ?
Этноиерархия
Группа народов

кельты

Подгруппа

бритты † (также возможно белги †)

Общие данные
Язык

бриттской группы

Религия

традиционализм с выраженным партикуляризмом (кельтская мифология)

Современное расселение
×
Историческое расселение

Континентальная Европа (первоначально)
Британия (после переселения в кон. 1-го тыс. до н. э.): Юго-Западная Англия (современные графства Глостершир, Херефордшир, Оксфордшир, Уэст-Мидлендс), юго-восточный Уэльс (современное графство Монмутшир)

Государственность
Добунны на Викискладе

Добунны (лат. Dobunni) — название, данное античными авторами одному из кельтских племён (входили в группу бриттов, а также, возможно, белгов), переселившихся с континентальной Европы на остров Британия, где они стали известны античному миру в конце 1-го тыс. до н. э. К середине 1-го тысячелетия вытеснены и частично ассимилированы пришлым населением.





Область расселения

В Британии они проживали в верховьях долины реки Темза и низовьях долины реки Северн (территория современных графств Юго-Западной Англии — Глостершир, Херефордшир, Оксфордшир, Уэст-Мидлендс и юго-востока Уэльса — графство Монмутшир).[1]

Доримский период

Кельтские племена — соседи добуннов.

Переселение добуннов на остров Британию с материка произошло, вероятно, в середине III века до н. э., когда сюда проникали многие кельтские племена — носители Латенской культуры. Культура этих племён в Британии обозначается современными исследователями как «железный век B»[2]. Также, иногда эту культуру называют «Marnians», так как существует гипотеза, что пришли они с территорий соответствующих современному департаменту Марна во Франции[3].

Перед римским завоеванием (в I в.) племена юго-восточной Британии находились на стадии разложения первобытнообщинных отношений. У добуннов, как и у других кельтов этого региона, земля сконцентрировалась в руках знати, появилось рабство. Крупные племенные союзы начинают распадаться, дробясь на более мелкие постоянно воюющие между собой царства. Власть в племени разделяют между собой правители местных династий и служители культа — друиды[4]

.
Монета добуннов.

Из хозяйственной деятельности добуннов известно об их занятии соледобычей.[1] Также мастерами племени со временем осваивается чеканка (штемпельная чеканка) и литьё монет (около I в. до н. э.).

Поселения добуннов, как и у большинства кельтских племён, представляли из себя укрепления на холмах, имевшие каменные стены и прямоугольный план, римляне называли такие посёлки-крепости оппидумами (лат. оppidum).

При торговле, на всей территории Британии, денежным эквивалентом выступало золото — ожерелья, браслеты, а также более мелкие золотые колечки, иногда описываемые как «деньги-кольца». Могли применяться в качестве денег железные бруски, выкованные определёнными сериями весов и размеров. Постепенно (возможно во второй половине II в. до н. э.) с материка начинают проникать в обращение золотые, серебряные и бронзовые монеты, способствуя активизации торговли.

Римское завоевание

В I веке римляне покорили часть острова Британия, что привело к включению территории проживания добуннов в провинцию Британия (лат. Britanniae, с 197 года вошли в состав провинции Британия Верхняя, а в 293410 годах в провинцию Первая Британия в составе Британского Диоцеза). Одним из римских легионов участвовавших во вторжении в Британию, и частично базировавшийся в землях добуннов, был II Августов легион.

Фрагмент одной из мозаик римской виллы Чедворт вблизи Гливума.

Исследователи предполагают, что, в отличие от других бриттских племён, завоевание не встретило среди добуннов большого сопротивления, а приход римлян ускорило у них процессы разложения первобытнообщинного строя. Способствовало этому введение римлянами системы хозяйствования, основанной на повсеместном строительстве вилл — сельскохозяйственных объектов, благодаря которым развивался товарообмен и рост связей с городом. На территории племени обнаружено около 80—90 вилл, половина из которых возникла в конце III — начале IV веков, в основном на месте более скромных построек I века. Завоеватели, таким образом, интегрировали местное население в социальную и экономическую систему римского мира, активно романизируя его[4].

Одно из центральных городищ добуннов — их центр административной, политической и экономической жизни при римлянах, был Кориний (лат. Corinnium Dobunnorum, в 293410 годах — административный центр римской провинции Первая Британия), ныне это город Сайренсестер в графстве Глостершир[1]. Также римлянами около 48 года здесь был построен каструм, позже немного перенесённый и разрастающийся в колонию Гливум (лат. Glevum, официально — Колония Нервия Гливинсиум лат. Colonia Nervia Glevensium), сейчас это центр графства Глостершир — город Глостер.

Правители племени

По надписям на монетах, изготовляемых добуннами, исследователями восстановлены некоторые имена (или части имени) правителей племени:[5]

  • Anted[…]
  • Bodvoc
  • Catti[…]
  • Comux[…]
  • Corio
  • Eisu[…]
  • Inam[…]

См. также

Напишите отзыв о статье "Добунны"

Примечания

  1. 1 2 3 [www.celtarmy.ru/content/view/106/69/ Добунны]
  2. Монгайт А. Л. Археология Западной Европы. Бронзовый и железный века (Том 2). — М.: «Наука», 1974. — С. 245.
  3. Piggott S. British Prehistory. — Oxford, 1949.
  4. 1 2 Т. Б. Перфилова. [mp3.mixzona.ru/referat/referat/76335/ Романо-британская вилла.]
  5. [www.cymraeg.ru/rhufeinig.html Население римского Уэльса в эпоху принципата (пер. пол. I в. н. э.)]

Отрывок, характеризующий Добунны

– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.
Не прошло и двух минут, как князь Василий, в своем кафтане с тремя звездами, величественно, высоко неся голову, вошел в комнату. Он казался похудевшим с утра; глаза его были больше обыкновенного, когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к нему, взял руку (чего он прежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел испытать, крепко ли она держится.
– Courage, courage, mon ami. Il a demande a vous voir. C'est bien… [Не унывать, не унывать, мой друг. Он пожелал вас видеть. Это хорошо…] – и он хотел итти.
Но Пьер почел нужным спросить:
– Как здоровье…
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.


Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.
Сзади его стоял адъютант, доктора и мужская прислуга; как бы в церкви, мужчины и женщины разделились. Всё молчало, крестилось, только слышны были церковное чтение, сдержанное, густое басовое пение и в минуты молчания перестановка ног и вздохи. Анна Михайловна, с тем значительным видом, который показывал, что она знает, что делает, перешла через всю комнату к Пьеру и подала ему свечу. Он зажег ее и, развлеченный наблюдениями над окружающими, стал креститься тою же рукой, в которой была свеча.
Младшая, румяная и смешливая княжна Софи, с родинкою, смотрела на него. Она улыбнулась, спрятала свое лицо в платок и долго не открывала его; но, посмотрев на Пьера, опять засмеялась. Она, видимо, чувствовала себя не в силах глядеть на него без смеха, но не могла удержаться, чтобы не смотреть на него, и во избежание искушений тихо перешла за колонну. В середине службы голоса духовенства вдруг замолкли; духовные лица шопотом сказали что то друг другу; старый слуга, державший руку графа, поднялся и обратился к дамам. Анна Михайловна выступила вперед и, нагнувшись над больным, из за спины пальцем поманила к себе Лоррена. Француз доктор, – стоявший без зажженной свечи, прислонившись к колонне, в той почтительной позе иностранца, которая показывает, что, несмотря на различие веры, он понимает всю важность совершающегося обряда и даже одобряет его, – неслышными шагами человека во всей силе возраста подошел к больному, взял своими белыми тонкими пальцами его свободную руку с зеленого одеяла и, отвернувшись, стал щупать пульс и задумался. Больному дали чего то выпить, зашевелились около него, потом опять расступились по местам, и богослужение возобновилось. Во время этого перерыва Пьер заметил, что князь Василий вышел из за своей спинки стула и, с тем же видом, который показывал, что он знает, что делает, и что тем хуже для других, ежели они не понимают его, не подошел к больному, а, пройдя мимо его, присоединился к старшей княжне и с нею вместе направился в глубь спальни, к высокой кровати под шелковыми занавесами. От кровати и князь и княжна оба скрылись в заднюю дверь, но перед концом службы один за другим возвратились на свои места. Пьер обратил на это обстоятельство не более внимания, как и на все другие, раз навсегда решив в своем уме, что всё, что совершалось перед ним нынешний вечер, было так необходимо нужно.