Доватур, Аристид Иванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Аристи́д Ива́нович Дова́тур
Место смерти:

Ленинград, СССР

Научная сфера:

классическая филология, история Древней Греции

Место работы:

Ленинградский государственный университет
Саратовский университет

Учёная степень:

доктор филологических наук

Учёное звание:

профессор

Альма-матер:

Саратовский университет

Научный руководитель:

С. А. Жебелёв

Известные ученики:

Н. Н. Казанский
Е. Г. Рабинович

Известен как:

филолог-классик, историк

Аристи́д Ива́нович Дова́тур (23 октября 1897, Рени Бессарабской губернии — 17 марта 1982, Ленинград) — советский филолог-классик, историк. Доктор филологических наук (тема диссертации — «Политика и политии Аристотеля»), профессор ЛГУ.





Биография

Окончил историко-филологический факультет Саратовского университета (1921), где учился с 1917 г., когда перевёлся туда из Киевского университета. За выпускную работу «Личность и деятельность Солона в греческом историческом предании» был удостоен университетской золотой медали. В 1920—1922 гг. там же работал помощником заведующего кабинетом классической филологии. В 1922 г. был командирован в Петроград для продолжения учёбы в Петроградском университете[1].

В 1924—1935 гг. преподавал в вузах Ленинграда, в частности в ЛИФЛИ и ЛГУ. В 1920-е входил в переводческий кружок АБДЕМ (А. Н. Егунов и др.).

В 1935 г. в Ленинграде был арестован в первый раз и «в порядке очистки города от социально чуждых элементов» был выслан в Саратов на 5 лет, где работал ассистентом кафедры иностранных языков в Саратовском медицинском институте и ассистентом кафедры истории древнего мира и археологии исторического факультета Саратовского государственного университета. 1 октября 1937 г. был арестован и приговорён к 10 годам лишения свободы; освобождён 2 октября 1947 г. с запретом жить в Москве, Ленинграде и ещё шести крупных городах СССР (в 1955 г. полностью реабилитирован). В 1954 г. вернулся в Ленинград[1]. В 1952 г. в ЛГУ защитил канд. дисс. «Научный и фольклорный стиль у Геродота»[1].

С 1955 г. до конца жизни преподавал в Ленинградском государственном университете на кафедре классической филологии, которой заведовал с 1957 по 1971 г.

К области научных интересов Доватура относились исследование греческой эпиграфики, исследование истории Северного Причерноморья, римская историография и источники по истории Рима, переводы текстов древних авторов.

Двоюродный брат (по отцовской линии) — советский астроном Александр Николаевич Дейч.

Библиография

Монографии

Статьи

Напишите отзыв о статье "Доватур, Аристид Иванович"

Примечания

  1. 1 2 3 www.intelros.ru/pdf/RES_COGITANS/2009_6/10.pdf

Ссылки

  • [annales.info/sbo/bibliogr/dovatur.htm Список научных трудов А. И. Доватура]
  • [www.nlr.ru/ar/staff/dovatur.htm Статья о Доватуре]
  • Кривоноженко А. Ф., Ростовцев Е. А. [bioslovhist.history.spbu.ru/component/fabrik/details/1/55.html Доватур Аристид Иванович // Биографика СПбГУ]

Литература

  • Боровский Я. М. Аристид Иванович Доватур // Боровский Я. М. Opera philologica / Изд. подгот. А. К. Гаврилов, В. В. Зельченко, Т. В. Шабурина. — СПб.: Bibliotheca classica Petropolitana; Дмитрий Буланин, 2009. С. 416—420. ISBN 978-5-86007-618-1
  • Шишова И. А. А. И. Доватур и источниковедение античности // Вспомогательные исторические дисциплины. Л., 1984. Т. 14.
  • Левинская И. А. I и II Доватуровские чтения в Ленинградском отделении Института истории СССР АН СССР // Вестник древней истории. 1986. № 2.
  • Кожокару В. М. История одной семьи // Придунайская искра. 1987. 26 дек.
  • Аверинцев С. С. Попытки объясниться. М., 1988.
  • К 80-летию А. И. Доватура // Вестник древней истории, 1978. № 2.


Отрывок, характеризующий Доватур, Аристид Иванович

– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.
– Я очень жалею бедного графа, – проговорила гостья, – здоровье его и так плохо, а теперь это огорченье от сына, это его убьет!
– Что такое? – спросила графиня, как будто не зная, о чем говорит гостья, хотя она раз пятнадцать уже слышала причину огорчения графа Безухого.
– Вот нынешнее воспитание! Еще за границей, – проговорила гостья, – этот молодой человек предоставлен был самому себе, и теперь в Петербурге, говорят, он такие ужасы наделал, что его с полицией выслали оттуда.
– Скажите! – сказала графиня.
– Он дурно выбирал свои знакомства, – вмешалась княгиня Анна Михайловна. – Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в солдаты, а сын Безухого выслан в Москву. Анатоля Курагина – того отец как то замял. Но выслали таки из Петербурга.
– Да что, бишь, они сделали? – спросила графиня.
– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.