Догерманский субстрат
Догерма́нский субстра́т — лингвистическая гипотеза, согласно которой особенности лексики, морфологии и синтаксиса германских языков, отличающие их от прочих индоевропейских языков, объясняются наличием слоя лексики доиндоевропейского происхождения. Прагерманский язык, согласно данной гипотезе, родился в ходе неолитической креолизации носителей языков разных семей — индоевропейской и доиндоевропейского субстрата.
Гипотезу выдвинул в 1932 году немецкий лингвист Зигмунд Файст, который считал, что около трети лексических элементов прагерманского языка происходят из субстрата доиндоевропейского происхождения, и что предполагаемое упрощение системы индоевропейских флексий возникло в результате контакта языков различного происхождения[1].
До настоящего времени остаётся под вопросом культурная принадлежность носителей доиндоевропейского германского субстрата. Среди кандидатов в субстратные культуры исследователи в разные годы рассматривали культуру Эртебёлле, культуру ямочной керамики, культуру воронковидных кубков и культуру шнуровой керамики. По современным представлениям, культуру Эртебёлле можно несомненно отнести к доиндоевропейскому субстрату, культуру ямочной керамики — к носителям палеоевропейских или финно-угорских языков, тогда как культура шнуровой керамики с большой вероятностью была индоевропейской по языку. Языковая принадлежность культуры воронковидных кубков остаётся под вопросом.
В начале XXI века теорию догерманского субстрата существенно развил немецко-австралийский лингвист Роберт Майлхаммер[2], показавший в своей работе «Германские сильные глаголы», что сильные глаголы германских языков не имеют индоевропейской этимологии, и что сама система сильных глаголов также, по-видимому, имеет неиндоевропейское происхождение[3].
Теория догерманского субстрата не является общепризнанной среди лингвистов.
Содержание
Характеристики прагерманского языка и объясняющие гипотезы
Германские языки представляют собой группу с ярко выраженными собственными характеристиками в рамках индоевропейской семьи: первая ротация согласных по закону Гримма представляет собой существенное изменение, затронувшие все смычные согласные в словах, унаследованных из праиндоевропейского языка; впрочем, если справедлива глоттальная теория, то прагерманская система согласных как раз более консервативна, чем таковая в большинстве других индоевропейских языков.
Кроме того, в германских языках отмечаются и другие инновации (по сравнению с протоиндоевропейским) в сфере грамматики. По мнению Файста, часть падежей, отмеченных в наиболее консервативных индоевропейских языках, таких, как санскрит или литовский, отсутствуют в германских. Эта характеристика, однако, стала предметом споров: лингвист Эдуард Прокош[4] считал, что общеиндоевропейские элементы преобладали и в германских языках. Кроме того, в ряде других древних индоевропейских языков (например, в хеттском и древнегреческом) также отмечается уменьшение числа падежей по сравнению с праиндоевропейским.
По мнению Эдгара Поломе[5], отсутствие некоторых падежей, реконструированных лингвистами для протоиндоевропейского, вовсе не обязательно объясняется упрощением языков в ходе контактов с инородными языками. Ведь существует, например, достаточно заметное структурное сходство между глагольной системой современных германских языков и хеттского языка, однако сходство исчезает, если сравнивать с хеттским языком не современное, а более древнее состояние германских языков, засвидетельствованное, например, в современном исландском языке.
Согласно гипотезе, прагерманский язык возник как гибрид (креольский язык) двух индоевропейских диалектов, один из которых относился к группе кентум, а другой — сатем, однако к моменту гибридизации взаимопонимание между ними сохранялось. Эта гипотеза является попыткой объяснить сложность причисления германских языков к одной из двух групп и связанные с этим затруднения в определении места германских языков на древе индоевропейских. Согласно традиционной точке зрения, германские языки причисляются к группе «кентум».
В германских языках ряд слов не подчиняются правилу консонантной ротации: ūp = «up» является аналогом санскритского upa- и ведийского upári: обычно, где в германских языках встречается «p», ему соответствует общеиндоевропейский b, однако в данном случае, когда «p» имеется также и в санскрите, можно предположить, что и в праиндоевропейском имелся «p», который, однако, в германских языках должен был иметь в качестве параллели «ūf».
Теория Хокинса
Британский лингвист Джон Хокинс внёс дальнейший вклад в развитие теории германского субстрата[6]. По его мнению, носители прагерманского языка встретились с носителями некоего неиндоевропейского языка, из которого были заимствованы многочисленные элементы. Хокинс предполагает, что трансформации, описываемые законом Гримма, являются результатом попытки людей, говоривших на неиндоевропейском языке, выговорить звуки, опираясь на фонетику собственного языка. Хокинс связывает этих людей с носителями культуры шнуровой керамики, которая, согласно некоторым гипотезам, сложилась в результате влияния индоевропейских мигрантов на носителей доиндоевропейской культуры воронковидных кубков.
Как полагал Тео Феннеманн, ряд культурных терминов, характерных для германских языков, встречаются только в северной Европе и не встречаются в других индоевропейских языках — это, например, название ash для пепла[7].
Хокинс, в дополнение к этому, утверждает, что более 1/3 исконного лексикона германских языков имеет доиндоевропейское происхождение, и считает причиной этого наличие субстратного языка. К доиндоевропейской лексике Хокинс относит мореплавательную, земледельческую, технологическую, военную лексику, названия животных и рыб, общинных и социальных институтов. Ниже приведена выдержка из списка Хокинса (все примеры взяты из английского языка):
| Мореплавание | Война, оружие | Животные, рыбы | Общество | Разное |
|---|---|---|---|---|
|
|
|
|
|
Для некоторых из терминов, предложенных Хокинсом, другими исследователями предлагалась индоевропейская этимология. В частности, слово helmet пытались связать с реконструируемым индоевропейским *kel- («скрывать», «охватывать»), а east — с праиндоевропейским *h₂eus-ro- («белый»). Возможно, кроме того, что ряд праиндоевропейских корней просто не сохранились в других современных индоевропейских словах: предполагалось, к примеру, что слово wife (англ. «жена») могло быть связано с тохарским B kwipe («вульва»), из реконструируемого ПИЕ *gʷíh₂bʰo-.
В целом, если перечень индоевропейских корней, который составил Калверт Уоткинс, приведенный в словаре The American Heritage Dictionary of the English Language, опубликованном в 1969 г., содержал ряд слов, которые, как считал составитель списка, существовали лишь в германских языках, то по современным данным, список этих «исключительно германских слов» существенно сократился.
Некоторые из недавних исследований по прагерманскому языку прямо отрицают гипотезу догерманского субстрата[8].
С другой стороны, гипотезу догерманского субстрата поддерживает школа исторической лингвистики в Лейдене. Точка зрения школы изложена, например, в 1-м томе Этимологического словаря нидерландского языка, выпущенного в 2003 г.[9]
Теория Виика
Финский фонолог Калеви Виик предложил спорную гипотезу, согласно которой германский субстрат мог представлять собой один из финно-угорских языков. По мнению Виика, существует сходство между типичными ошибками финноговорящих в английском произношении и фонетическими мутациями, которые засвидетельствованы при переходе от праиндоевропейского к протогерманскому языку. Аргументация Виика основывается на гипотезе о том, что во время оледенения в древней Европе существовали изолированные группы населения, относящиеся к трём языковым семьям — финно-угорской, индоевропейской и баскской. Согласно Виику, носители финно-угорских языков якобы раньше всех распространились по Европе и оказали влияние на более поздних вторженцев, говоривших на индоевропейских языках, в том числе и на прагерманских[10].
Большинство лингвистов отвергают теорию Виика[11]. Существование в древней Европе других неиндоевропейских языков, таких, как тирренские языки, усложняет ситуацию, поскольку гипотеза Виика игнорирует их существование.
Генетические данные
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этом разделе не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 22 мая 2011 года. |
Новый свет на гипотезу догерманского субстрата пролила генетическая генеалогия. Если среди большинства индоевропейских народов по мужской линии доминируют различные субклады Y-хромосомной гаплогруппы R, то среди носителей германских языков отмечен исключительно высокий, по сравнению с прочими народами, процент гаплогрупп I1 и I2b, предположительно преобладавших среди доиндоевропейского населения Европы. С другой стороны, данный факт находится в прямом противоречии с гипотезой Виика, поскольку среди современных финно-угорских народов, независимо от места их обитания, доминирующей Y-гаплогруппой является N, тогда как I представлена относительно редко.
См. также
Напишите отзыв о статье "Догерманский субстрат"
Примечания
- ↑ Sigmund Feist, «The Origin of the Germanic Languages and the Europeanization of North Europe», in Languages, 8, 1932, pagine 245—254 ([www.jstor.org/pss/408831 prima pagina] su JSTOR.org]).
- ↑ [archive.is/20120804001304/www.lrz-muenchen.de/~mailhammer/ Robert Mailhammer]
- ↑ Mailhammer R. (2005) The Germanic Strong Verbs.
- ↑ Eduard Prokosch, A Comparative Germanic Grammar, University of Pennsylvania, Linguistic Society of America, Philadelphia 1939 ISBN 9-991-03485-4
- ↑ Edgar C. Polomé, «Types of Linguistic Evidence for Early Contact: Indo-Europeans and Non-Indo-Europeans», in Markey-Greppin (a cura di), When Worlds Collide, 1990, pp. 267-89.
- ↑ John A. Hawkins «Germanic Languages», in The Major Languages of Western Europe, Bernard Comrie, ed., Routledge 1990. ISBN 0-415-04738-2.
- ↑ Theo Vennemann, «Languages in prehistoric Europe north of the Alps», in Alfred Bammesberger, Theo Vennemann (a cura di), Languages in Prehistoric Europe, C. Winter editore, Heidelberg 2003, pagine 319—332.
- ↑ Например, Джозеф Б. Войлс (en:Joseph B. Voyles) (Early Germanic Grammar, Academic Press, 1992. ISBN 0-12-728270-X) вообще не упоминает данную гипотезу.
- ↑ Marlies Philippa et al. (a cura di), Etymologisch woordenboek van het Nederlands, Amsterdam University press, vol. 1, 2003.
- ↑ Kalevi Wiik Eurooppalaisten juuret, 2002 («Radici degli Europei», (фин.)); Suomalaisten juuret, 2004 («Radici dei Finlandesi», (фин.)).
- ↑ [www.tsv.fi/ttapaht/983/kallioym.html Confutawione di Petri Kallio, Jorma Koivulehto, Asko Parpola] sul sito della Federation of Finnish Learned Societies ( (фин.)); [homepage.univie.ac.at/Johanna.Laakso/joens.html Confutazione di Johanna Laakso] sulle pagine personali nel sito dell’università di Vienna; [webfu.univie.ac.at/texte/hasselblatt.pdf Cornelius Hasselblatt, «Wo die wahre Revolution ist»], in Wiener elektronische Beiträge des Instituts für Finno-Ugristik, 2002, pagine 1-15 (ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=1609-882X&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 1609-882X], università di Vienna; (нем.)).
Литература
- Кузьменко Ю. К. [iling.spb.ru/pdf/kuzmenko/kuzmenko_2011.pdf Ранние германцы и их соседи: Лингвистика, археология, генетика.] СПб.: Нестор-История, 2011.
Отрывок, характеризующий Догерманский субстрат
– Ah! Oh! – сказали разные голоса.– Capital! [Превосходно!] – по английски сказал князь Ипполит и принялся бить себя ладонью по коленке.
Виконт только пожал плечами. Пьер торжественно посмотрел поверх очков на слушателей.
– Я потому так говорю, – продолжал он с отчаянностью, – что Бурбоны бежали от революции, предоставив народ анархии; а один Наполеон умел понять революцию, победить ее, и потому для общего блага он не мог остановиться перед жизнью одного человека.
– Не хотите ли перейти к тому столу? – сказала Анна Павловна.
Но Пьер, не отвечая, продолжал свою речь.
– Нет, – говорил он, все более и более одушевляясь, – Наполеон велик, потому что он стал выше революции, подавил ее злоупотребления, удержав всё хорошее – и равенство граждан, и свободу слова и печати – и только потому приобрел власть.
– Да, ежели бы он, взяв власть, не пользуясь ею для убийства, отдал бы ее законному королю, – сказал виконт, – тогда бы я назвал его великим человеком.
– Он бы не мог этого сделать. Народ отдал ему власть только затем, чтоб он избавил его от Бурбонов, и потому, что народ видел в нем великого человека. Революция была великое дело, – продолжал мсье Пьер, выказывая этим отчаянным и вызывающим вводным предложением свою великую молодость и желание всё полнее высказать.
– Революция и цареубийство великое дело?…После этого… да не хотите ли перейти к тому столу? – повторила Анна Павловна.
– Contrat social, [Общественный договор,] – с кроткой улыбкой сказал виконт.
– Я не говорю про цареубийство. Я говорю про идеи.
– Да, идеи грабежа, убийства и цареубийства, – опять перебил иронический голос.
– Это были крайности, разумеется, но не в них всё значение, а значение в правах человека, в эманципации от предрассудков, в равенстве граждан; и все эти идеи Наполеон удержал во всей их силе.
– Свобода и равенство, – презрительно сказал виконт, как будто решившийся, наконец, серьезно доказать этому юноше всю глупость его речей, – всё громкие слова, которые уже давно компрометировались. Кто же не любит свободы и равенства? Еще Спаситель наш проповедывал свободу и равенство. Разве после революции люди стали счастливее? Напротив. Mы хотели свободы, а Бонапарте уничтожил ее.
Князь Андрей с улыбкой посматривал то на Пьера, то на виконта, то на хозяйку. В первую минуту выходки Пьера Анна Павловна ужаснулась, несмотря на свою привычку к свету; но когда она увидела, что, несмотря на произнесенные Пьером святотатственные речи, виконт не выходил из себя, и когда она убедилась, что замять этих речей уже нельзя, она собралась с силами и, присоединившись к виконту, напала на оратора.
– Mais, mon cher m r Pierre, [Но, мой милый Пьер,] – сказала Анна Павловна, – как же вы объясняете великого человека, который мог казнить герцога, наконец, просто человека, без суда и без вины?
– Я бы спросил, – сказал виконт, – как monsieur объясняет 18 брюмера. Разве это не обман? C'est un escamotage, qui ne ressemble nullement a la maniere d'agir d'un grand homme. [Это шулерство, вовсе не похожее на образ действий великого человека.]
– А пленные в Африке, которых он убил? – сказала маленькая княгиня. – Это ужасно! – И она пожала плечами.
– C'est un roturier, vous aurez beau dire, [Это проходимец, что бы вы ни говорили,] – сказал князь Ипполит.
Мсье Пьер не знал, кому отвечать, оглянул всех и улыбнулся. Улыбка у него была не такая, какая у других людей, сливающаяся с неулыбкой. У него, напротив, когда приходила улыбка, то вдруг, мгновенно исчезало серьезное и даже несколько угрюмое лицо и являлось другое – детское, доброе, даже глуповатое и как бы просящее прощения.
Виконту, который видел его в первый раз, стало ясно, что этот якобинец совсем не так страшен, как его слова. Все замолчали.
– Как вы хотите, чтобы он всем отвечал вдруг? – сказал князь Андрей. – Притом надо в поступках государственного человека различать поступки частного лица, полководца или императора. Мне так кажется.
– Да, да, разумеется, – подхватил Пьер, обрадованный выступавшею ему подмогой.
– Нельзя не сознаться, – продолжал князь Андрей, – Наполеон как человек велик на Аркольском мосту, в госпитале в Яффе, где он чумным подает руку, но… но есть другие поступки, которые трудно оправдать.
Князь Андрей, видимо желавший смягчить неловкость речи Пьера, приподнялся, сбираясь ехать и подавая знак жене.
Вдруг князь Ипполит поднялся и, знаками рук останавливая всех и прося присесть, заговорил:
– Ah! aujourd'hui on m'a raconte une anecdote moscovite, charmante: il faut que je vous en regale. Vous m'excusez, vicomte, il faut que je raconte en russe. Autrement on ne sentira pas le sel de l'histoire. [Сегодня мне рассказали прелестный московский анекдот; надо вас им поподчивать. Извините, виконт, я буду рассказывать по русски, иначе пропадет вся соль анекдота.]
И князь Ипполит начал говорить по русски таким выговором, каким говорят французы, пробывшие с год в России. Все приостановились: так оживленно, настоятельно требовал князь Ипполит внимания к своей истории.
– В Moscou есть одна барыня, une dame. И она очень скупа. Ей нужно было иметь два valets de pied [лакея] за карета. И очень большой ростом. Это было ее вкусу. И она имела une femme de chambre [горничную], еще большой росту. Она сказала…
Тут князь Ипполит задумался, видимо с трудом соображая.
– Она сказала… да, она сказала: «девушка (a la femme de chambre), надень livree [ливрею] и поедем со мной, за карета, faire des visites». [делать визиты.]
Тут князь Ипполит фыркнул и захохотал гораздо прежде своих слушателей, что произвело невыгодное для рассказчика впечатление. Однако многие, и в том числе пожилая дама и Анна Павловна, улыбнулись.
– Она поехала. Незапно сделался сильный ветер. Девушка потеряла шляпа, и длинны волоса расчесались…
Тут он не мог уже более держаться и стал отрывисто смеяться и сквозь этот смех проговорил:
– И весь свет узнал…
Тем анекдот и кончился. Хотя и непонятно было, для чего он его рассказывает и для чего его надо было рассказать непременно по русски, однако Анна Павловна и другие оценили светскую любезность князя Ипполита, так приятно закончившего неприятную и нелюбезную выходку мсье Пьера. Разговор после анекдота рассыпался на мелкие, незначительные толки о будущем и прошедшем бале, спектакле, о том, когда и где кто увидится.
Поблагодарив Анну Павловну за ее charmante soiree, [очаровательный вечер,] гости стали расходиться.
Пьер был неуклюж. Толстый, выше обыкновенного роста, широкий, с огромными красными руками, он, как говорится, не умел войти в салон и еще менее умел из него выйти, то есть перед выходом сказать что нибудь особенно приятное. Кроме того, он был рассеян. Вставая, он вместо своей шляпы захватил трехугольную шляпу с генеральским плюмажем и держал ее, дергая султан, до тех пор, пока генерал не попросил возвратить ее. Но вся его рассеянность и неуменье войти в салон и говорить в нем выкупались выражением добродушия, простоты и скромности. Анна Павловна повернулась к нему и, с христианскою кротостью выражая прощение за его выходку, кивнула ему и сказала:
– Надеюсь увидать вас еще, но надеюсь тоже, что вы перемените свои мнения, мой милый мсье Пьер, – сказала она.
Когда она сказала ему это, он ничего не ответил, только наклонился и показал всем еще раз свою улыбку, которая ничего не говорила, разве только вот что: «Мнения мнениями, а вы видите, какой я добрый и славный малый». И все, и Анна Павловна невольно почувствовали это.
Князь Андрей вышел в переднюю и, подставив плечи лакею, накидывавшему ему плащ, равнодушно прислушивался к болтовне своей жены с князем Ипполитом, вышедшим тоже в переднюю. Князь Ипполит стоял возле хорошенькой беременной княгини и упорно смотрел прямо на нее в лорнет.
– Идите, Annette, вы простудитесь, – говорила маленькая княгиня, прощаясь с Анной Павловной. – C'est arrete, [Решено,] – прибавила она тихо.
Анна Павловна уже успела переговорить с Лизой о сватовстве, которое она затевала между Анатолем и золовкой маленькой княгини.
– Я надеюсь на вас, милый друг, – сказала Анна Павловна тоже тихо, – вы напишете к ней и скажете мне, comment le pere envisagera la chose. Au revoir, [Как отец посмотрит на дело. До свидания,] – и она ушла из передней.
Князь Ипполит подошел к маленькой княгине и, близко наклоняя к ней свое лицо, стал полушопотом что то говорить ей.
Два лакея, один княгинин, другой его, дожидаясь, когда они кончат говорить, стояли с шалью и рединготом и слушали их, непонятный им, французский говор с такими лицами, как будто они понимали, что говорится, но не хотели показывать этого. Княгиня, как всегда, говорила улыбаясь и слушала смеясь.
– Я очень рад, что не поехал к посланнику, – говорил князь Ипполит: – скука… Прекрасный вечер, не правда ли, прекрасный?
– Говорят, что бал будет очень хорош, – отвечала княгиня, вздергивая с усиками губку. – Все красивые женщины общества будут там.
– Не все, потому что вас там не будет; не все, – сказал князь Ипполит, радостно смеясь, и, схватив шаль у лакея, даже толкнул его и стал надевать ее на княгиню.
От неловкости или умышленно (никто бы не мог разобрать этого) он долго не опускал рук, когда шаль уже была надета, и как будто обнимал молодую женщину.
Она грациозно, но всё улыбаясь, отстранилась, повернулась и взглянула на мужа. У князя Андрея глаза были закрыты: так он казался усталым и сонным.
– Вы готовы? – спросил он жену, обходя ее взглядом.
Князь Ипполит торопливо надел свой редингот, который у него, по новому, был длиннее пяток, и, путаясь в нем, побежал на крыльцо за княгиней, которую лакей подсаживал в карету.
– Рrincesse, au revoir, [Княгиня, до свиданья,] – кричал он, путаясь языком так же, как и ногами.
Княгиня, подбирая платье, садилась в темноте кареты; муж ее оправлял саблю; князь Ипполит, под предлогом прислуживания, мешал всем.
– Па звольте, сударь, – сухо неприятно обратился князь Андрей по русски к князю Ипполиту, мешавшему ему пройти.
– Я тебя жду, Пьер, – ласково и нежно проговорил тот же голос князя Андрея.
Форейтор тронулся, и карета загремела колесами. Князь Ипполит смеялся отрывисто, стоя на крыльце и дожидаясь виконта, которого он обещал довезти до дому.
– Eh bien, mon cher, votre petite princesse est tres bien, tres bien, – сказал виконт, усевшись в карету с Ипполитом. – Mais tres bien. – Он поцеловал кончики своих пальцев. – Et tout a fait francaise. [Ну, мой дорогой, ваша маленькая княгиня очень мила! Очень мила и совершенная француженка.]
Ипполит, фыркнув, засмеялся.
– Et savez vous que vous etes terrible avec votre petit air innocent, – продолжал виконт. – Je plains le pauvre Mariei, ce petit officier, qui se donne des airs de prince regnant.. [А знаете ли, вы ужасный человек, несмотря на ваш невинный вид. Мне жаль бедного мужа, этого офицерика, который корчит из себя владетельную особу.]
Ипполит фыркнул еще и сквозь смех проговорил:
– Et vous disiez, que les dames russes ne valaient pas les dames francaises. Il faut savoir s'y prendre. [А вы говорили, что русские дамы хуже французских. Надо уметь взяться.]
Пьер, приехав вперед, как домашний человек, прошел в кабинет князя Андрея и тотчас же, по привычке, лег на диван, взял первую попавшуюся с полки книгу (это были Записки Цезаря) и принялся, облокотившись, читать ее из середины.
