Договор в Труа

Договор в Труа — договор, заключённый между французами и англичанами в период Столетней войны 21 мая 1420 года во французском городе Труа. Он был следствием битвы при Азенкуре, где победили англичане, и гласил, что Генрих V, король Англии, объявляется наследником Карла VI Безумного, короля Франции, в обход законного наследника дофина (будущего Карла VII), что фактически означало присоединение Франции к Англии. Традиционно пишут, что этим договором дофин объявлялся незаконнорождённым, тем не менее, в пунктах договора прямых упоминаний этого нет.

История

В 1415 году Генрих V после завершения внутренней междоусобицы в Англии вернулся к вопросу войны во Франции. Он высадился с войсками на французском побережье и нанёс своим противникам сокрушительное поражение в битве при Азенкуре. Три года спустя сторонники дофина убили Жана Бесстрашного, герцога Бургундского. Его сын и наследник Филипп Добрый в отместку вступил в альянс с англичанами.

Договор в Труа был подготовлен сторонниками бургиньонов (бургундцев). Инициаторами заключения договора с французской стороны стали королева Изабелла Баварская (жена Карла VI) и бургундский герцог Филипп Добрый. Значительную роль в подготовке этого договора сыграл епископ Пьер Кошон, впоследствии вошедший в историю как главный палач Орлеанской Девы.

В мае 1420 года герцог Филипп и его сообщница Изабелла привезли невменяемого Карла VI в подвластный бургундцам город Труа. «Там король подписал документ, значение которого он вряд ли понимал до конца». Народная молва считала, что рукой Карла VI «водила» королева Изабелла, и нарекла её погубительницей французского королевства.

14 июня состоялось венчание английского короля Генриха V и Екатерины Валуа в церкви святого Иоанна в Труа. 6 декабря 1421 года родился их первый сын, будущий Генрих VI.

После того, как Генрих в июле 1420 года вступил (со своей армией) в Париж, французские Генеральные штаты ратифицировали этот договор.

Условия

Этот договор являлся попыткой лишить наследства дофина, единственного оставшегося в живых сына Карла VI Безумного. Согласно договору, Генрих V женится на сестре дофина, принцессе Екатерине Валуа, и он (вместе с их будущими сыновьями) объявлялись в будущем преемниками Карла VI.

Договор в Труа фактически объединял короны Англии и Франции. Франция утрачивала свою независимость и становилась частью объединённого англо-французского королевства. До конца своей жизни по договору Карл VI и его супруга Изабелла Баварская сохраняли титулы короля и королевы Франции. С их кончиной самое понятие французского королевства как самостоятельной политической единицы отменялось, а династии объединялись. («В западноевропейской историографии широко распространено мнение о том, что этот договор привел к образованию сложного в статусно-правовом отношении государственного образования, обычно называемого двуединой монархией», но в русской историографии этот термин обычно не используется). Стороны надеялись прекратить Столетнюю войну и оставить Францию в руках энергичного и способного английского короля.

Договор

Сам договор по форме представляет собой указ французского короля. Договор написан на латыни, состоит из преамбулы, 31 статьи, текста клятвы и заключения. Логически он делится на две части: до и после текста клятвы. В первой части содержатся статьи, которые с позиций того времени, вероятно, считались наиболее важными: это общие положения, определяющие статус королевства, и частные положения, затрагивающие интересы монарших особ. Клятва является своеобразным итогом, в котором обобщаются идеи первых 13 статей.

• Английский король Генрих женится на принцессе Екатерине. Ей предоставлялось приданое — бывшие земли покойной королевы Бланки Наваррской, супруги Филиппа VI (пункт № 1).
• Генрих обязывается почитать Карла VI и Изабеллу Баварскую как отца и мать согласно их высокому положению (пункты № 2-5).
• Он оставляет Карлу VI его корону и пожизненное право пользования доходами с королевства.
• После смерти короля французская «корона и королевство Франция останутся и будут у сына нашего короля Генриха и наследника нашего в будущем» и его наследников (будущих сыновей французской принцессы) (пункт № 6).
• «Если жестокий недуг будет препятствовать» Карлу VI «должным образом принимать решения или окажемся лишены возможности исполнять обязанности в королевстве, в этом случае в течение всей нашей жизни право и исполнение обязанностей по правлению и управлению государством вышеупомянутого королевства Франции будут принадлежать и останутся во веки у вышеупомянутого Сына нашего короля Генриха» (пункт № 9). Исследователи отмечают: если принять во внимание, что жестокий недуг мешал французскому королю выполнять свои обязанности постоянно, то очевидно, что данный пункт фактически означал передачу власти Генриху на правах регента с момента подписания договора. Пункт 22 прямо предписывает английскому королю до конца жизни Карла VI именоваться и подписываться регентом Франции. Чтобы не произошло путаницы в терминах, в договоре новый титул Генриха V прописан на французском (heritier) и на латинском (haeres) языках. Вместе с тем, статья 21 запрещала Генриху до смерти Карла VI именоваться французским королём.
• Специальная статья поручала английскому королю привести в повиновение города и провинции, сохранившие верность «самозванному» дофину (№ 12).
• Французские принцы, вельможи, коммуны и простые граждане принимают присягу Генриху V как регенту и клянутся после смерти Карла VI признать его законным королём Франции (№ 13).
• Герцогство Нормандия переходило до смерти Карла VI в прямое владение Англии, в то время как другие земли, которые захватил или захватит Генрих V, должны будут считаться частью французской территории (№ 14)
• Филипп Добрый и его вассалы сохраняли свои феоды во всех частях Франции, в том числе и в Нормандии. Статья 27 прямо предписывает Генриху V править в союзе с герцогом Бургундским (№ 15). (Подобная формулировка даже позволила К.Фаулеру говорить, что двуединая монархия должна была стать англо-бургундским кондоминиумом).
• Карл Валуа (дофин) объявляется мятежником и убийцей и лишается всех прав и владений, исключаясь из линии престолонаследия («При рассмотрении страшных и удивительных преступлений и злодеяний, совершенных против королевства Франции Карлом, так называемого „дофином“, мы согласились с тем, что мы (король Карл VI), наш сын (то есть, зять) Генрих, а также наш дражайший сын (тоже зять) Филипп, герцог Бургундии, никогда не будем стремиться к миру или дружбе с вышеупомянутым Карлом»). Никаких замечаний о его незаконнорожденности нет; единственное, что Карл VI (вернее, составитель документа), не использует в отношении него слово «сын», в отличие от своих зятьев Генриха и Филиппа Доброго.

Последствия

Сотрудничество бургундцев с англичанами позволило арманьякам выступить в обличье защитников национальных интересов. Патриотическая реакция сделала партию арманьяков, которую до этого «поносил любой парижанин», представительницей национального дела.

Договор не оказался настолько успешным, как этого ожидали, поскольку, Генрих V внезапно скончался в 1422 году в возрасте всего 36 лет от «антонова огня», а Карл VI умер спустя два месяца. Генрих V, таким образом, не смог принять наследство и короноваться короной Франции. Это обстоятельство стало в 1435 году для Филиппа Доброго предлогом для выхода из договора в Труа и перехода на сторону Карла VII. Номинальным правителем обеих стран оказался 10-месячный Генрих VI, сын Екатерины Валуа, за которого стал править его дядя герцог Бедфорд. Для того чтобы совершить над ним обряд коронования, нужно было ждать целых девять лет. Дофин Карл отказывался признать договор, согласно которому его лишили престола, и провозгласил себя наследником отца.

Он взял под контроль регион во Франции с центром в городе Бурже, благодаря чему заслужил насмешливую кличку «буржский королёк» от своих оппонентов. Однако дофин Карл, невзирая на условия мира, провозгласил себя королём Франции Карлом VII и начал борьбу за трон. Его власть признали некоторые провинции, расположенные в центре страны, на юге (Лангедок), юго-востоке (Дофине) и юго-западе (Пуату). Не уступая по размерам областям, занятым англичанами, эти земли, однако, были менее плодородными и населёнными. Они не составляли компактной территории, окружённые и разорванные владениями англичан и герцога Бургундского.

Итогом труасского договора стало возникновение и существование, на протяжении 1420-40-х гг., трёх Франций: ланкастерской, включавшей Нормандию, ряд центральных областей Франции и Гиень; Франции бургиньонов, куда входили Бургундия, Ниверне, Пикардия и ряд прилегающих территорий, и Франции дофина, куда входили, в основном, земли южнее Луары.

Для Франции начался новый этап войны — борьба за независимость. Затем дофину удалось одержать ряд военных побед над англичанами и их французскими сторонниками и вернуть себе власть. Англичане, тем не менее, продолжали утверждать, что имеют право на французскую корону вплоть до 1802 года — признании Французской республики в соответствии с амьенским договором.

Литература

• [www.informika.ru/text/magaz/science/vys/HISTOR/NUM_03/HTML/page013.html В. А. Земляницин Труасский договор как юридическая основа двуединой англо-французской монархии XV века]
• Curry, Anne (2008) Two kingdoms, one king: the Treaty of Troyes (1420) and the creation of a double monarchy of England and France. In, Richardson, Glenn (ed.) 'The Contending Kingdoms': France and England 1420—1700. Aldershot, UK, Ashgate, 23-42.

Ссылки

• [www.fordham.edu/halsall/source/1420troyes.html Выдержки из договора] (англ.)
• [www.culture.gouv.fr/public/mistral/caran_fr?ACTION=CHERCHER&FIELD_1=REF&VALUE_1=03581 Фотографии оригинала договора] (лат.)

Отрывок, характеризующий Договор в Труа

– Где ж он?
– Да я его взял сперва наперво на зорьке еще, – продолжал Тихон, переставляя пошире плоские, вывернутые в лаптях ноги, – да и свел в лес. Вижу, не ладен. Думаю, дай схожу, другого поаккуратнее какого возьму.
– Ишь, шельма, так и есть, – сказал Денисов эсаулу. – Зачем же ты этого не пг'ивел?
– Да что ж его водить то, – сердито и поспешно перебил Тихон, – не гожающий. Разве я не знаю, каких вам надо?
– Эка бестия!.. Ну?..
– Пошел за другим, – продолжал Тихон, – подполоз я таким манером в лес, да и лег. – Тихон неожиданно и гибко лег на брюхо, представляя в лицах, как он это сделал. – Один и навернись, – продолжал он. – Я его таким манером и сграбь. – Тихон быстро, легко вскочил. – Пойдем, говорю, к полковнику. Как загалдит. А их тут четверо. Бросились на меня с шпажками. Я на них таким манером топором: что вы, мол, Христос с вами, – вскрикнул Тихон, размахнув руками и грозно хмурясь, выставляя грудь.
– То то мы с горы видели, как ты стречка задавал через лужи то, – сказал эсаул, суживая свои блестящие глаза.
Пете очень хотелось смеяться, но он видел, что все удерживались от смеха. Он быстро переводил глаза с лица Тихона на лицо эсаула и Денисова, не понимая того, что все это значило.
– Ты дуг'ака то не представляй, – сказал Денисов, сердито покашливая. – Зачем пег'вого не пг'ивел?
Тихон стал чесать одной рукой спину, другой голову, и вдруг вся рожа его растянулась в сияющую глупую улыбку, открывшую недостаток зуба (за что он и прозван Щербатый). Денисов улыбнулся, и Петя залился веселым смехом, к которому присоединился и сам Тихон.
– Да что, совсем несправный, – сказал Тихон. – Одежонка плохенькая на нем, куда же его водить то. Да и грубиян, ваше благородие. Как же, говорит, я сам анаральский сын, не пойду, говорит.
– Экая скотина! – сказал Денисов. – Мне расспросить надо…
– Да я его спрашивал, – сказал Тихон. – Он говорит: плохо зн аком. Наших, говорит, и много, да всё плохие; только, говорит, одна названия. Ахнете, говорит, хорошенько, всех заберете, – заключил Тихон, весело и решительно взглянув в глаза Денисова.
– Вот я те всыплю сотню гог'ячих, ты и будешь дуг'ака то ког'чить, – сказал Денисов строго.
– Да что же серчать то, – сказал Тихон, – что ж, я не видал французов ваших? Вот дай позатемняет, я табе каких хошь, хоть троих приведу.
– Ну, поедем, – сказал Денисов, и до самой караулки он ехал, сердито нахмурившись и молча.
Тихон зашел сзади, и Петя слышал, как смеялись с ним и над ним казаки о каких то сапогах, которые он бросил в куст.
Когда прошел тот овладевший им смех при словах и улыбке Тихона, и Петя понял на мгновенье, что Тихон этот убил человека, ему сделалось неловко. Он оглянулся на пленного барабанщика, и что то кольнуло его в сердце. Но эта неловкость продолжалась только одно мгновенье. Он почувствовал необходимость повыше поднять голову, подбодриться и расспросить эсаула с значительным видом о завтрашнем предприятии, с тем чтобы не быть недостойным того общества, в котором он находился.
Посланный офицер встретил Денисова на дороге с известием, что Долохов сам сейчас приедет и что с его стороны все благополучно.
Денисов вдруг повеселел и подозвал к себе Петю.
– Ну, г'асскажи ты мне пг'о себя, – сказал он.


Петя при выезде из Москвы, оставив своих родных, присоединился к своему полку и скоро после этого был взят ординарцем к генералу, командовавшему большим отрядом. Со времени своего производства в офицеры, и в особенности с поступления в действующую армию, где он участвовал в Вяземском сражении, Петя находился в постоянно счастливо возбужденном состоянии радости на то, что он большой, и в постоянно восторженной поспешности не пропустить какого нибудь случая настоящего геройства. Он был очень счастлив тем, что он видел и испытал в армии, но вместе с тем ему все казалось, что там, где его нет, там то теперь и совершается самое настоящее, геройское. И он торопился поспеть туда, где его не было.
Когда 21 го октября его генерал выразил желание послать кого нибудь в отряд Денисова, Петя так жалостно просил, чтобы послать его, что генерал не мог отказать. Но, отправляя его, генерал, поминая безумный поступок Пети в Вяземском сражении, где Петя, вместо того чтобы ехать дорогой туда, куда он был послан, поскакал в цепь под огонь французов и выстрелил там два раза из своего пистолета, – отправляя его, генерал именно запретил Пете участвовать в каких бы то ни было действиях Денисова. От этого то Петя покраснел и смешался, когда Денисов спросил, можно ли ему остаться. До выезда на опушку леса Петя считал, что ему надобно, строго исполняя свой долг, сейчас же вернуться. Но когда он увидал французов, увидал Тихона, узнал, что в ночь непременно атакуют, он, с быстротою переходов молодых людей от одного взгляда к другому, решил сам с собою, что генерал его, которого он до сих пор очень уважал, – дрянь, немец, что Денисов герой, и эсаул герой, и что Тихон герой, и что ему было бы стыдно уехать от них в трудную минуту.
Уже смеркалось, когда Денисов с Петей и эсаулом подъехали к караулке. В полутьме виднелись лошади в седлах, казаки, гусары, прилаживавшие шалашики на поляне и (чтобы не видели дыма французы) разводившие красневший огонь в лесном овраге. В сенях маленькой избушки казак, засучив рукава, рубил баранину. В самой избе были три офицера из партии Денисова, устроивавшие стол из двери. Петя снял, отдав сушить, свое мокрое платье и тотчас принялся содействовать офицерам в устройстве обеденного стола.
Через десять минут был готов стол, покрытый салфеткой. На столе была водка, ром в фляжке, белый хлеб и жареная баранина с солью.
Сидя вместе с офицерами за столом и разрывая руками, по которым текло сало, жирную душистую баранину, Петя находился в восторженном детском состоянии нежной любви ко всем людям и вследствие того уверенности в такой же любви к себе других людей.
– Так что же вы думаете, Василий Федорович, – обратился он к Денисову, – ничего, что я с вами останусь на денек? – И, не дожидаясь ответа, он сам отвечал себе: – Ведь мне велено узнать, ну вот я и узнаю… Только вы меня пустите в самую… в главную. Мне не нужно наград… А мне хочется… – Петя стиснул зубы и оглянулся, подергивая кверху поднятой головой и размахивая рукой.
– В самую главную… – повторил Денисов, улыбаясь.
– Только уж, пожалуйста, мне дайте команду совсем, чтобы я командовал, – продолжал Петя, – ну что вам стоит? Ах, вам ножик? – обратился он к офицеру, хотевшему отрезать баранины. И он подал свой складной ножик.
Офицер похвалил ножик.
– Возьмите, пожалуйста, себе. У меня много таких… – покраснев, сказал Петя. – Батюшки! Я и забыл совсем, – вдруг вскрикнул он. – У меня изюм чудесный, знаете, такой, без косточек. У нас маркитант новый – и такие прекрасные вещи. Я купил десять фунтов. Я привык что нибудь сладкое. Хотите?.. – И Петя побежал в сени к своему казаку, принес торбы, в которых было фунтов пять изюму. – Кушайте, господа, кушайте.
– А то не нужно ли вам кофейник? – обратился он к эсаулу. – Я у нашего маркитанта купил, чудесный! У него прекрасные вещи. И он честный очень. Это главное. Я вам пришлю непременно. А может быть еще, у вас вышли, обились кремни, – ведь это бывает. Я взял с собою, у меня вот тут… – он показал на торбы, – сто кремней. Я очень дешево купил. Возьмите, пожалуйста, сколько нужно, а то и все… – И вдруг, испугавшись, не заврался ли он, Петя остановился и покраснел.
Он стал вспоминать, не сделал ли он еще каких нибудь глупостей. И, перебирая воспоминания нынешнего дня, воспоминание о французе барабанщике представилось ему. «Нам то отлично, а ему каково? Куда его дели? Покормили ли его? Не обидели ли?» – подумал он. Но заметив, что он заврался о кремнях, он теперь боялся.
«Спросить бы можно, – думал он, – да скажут: сам мальчик и мальчика пожалел. Я им покажу завтра, какой я мальчик! Стыдно будет, если я спрошу? – думал Петя. – Ну, да все равно!» – и тотчас же, покраснев и испуганно глядя на офицеров, не будет ли в их лицах насмешки, он сказал:
– А можно позвать этого мальчика, что взяли в плен? дать ему чего нибудь поесть… может…
– Да, жалкий мальчишка, – сказал Денисов, видимо, не найдя ничего стыдного в этом напоминании. – Позвать его сюда. Vincent Bosse его зовут. Позвать.
– Я позову, – сказал Петя.
– Позови, позови. Жалкий мальчишка, – повторил Денисов.
Петя стоял у двери, когда Денисов сказал это. Петя пролез между офицерами и близко подошел к Денисову.
– Позвольте вас поцеловать, голубчик, – сказал он. – Ах, как отлично! как хорошо! – И, поцеловав Денисова, он побежал на двор.
– Bosse! Vincent! – прокричал Петя, остановясь у двери.
– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.


От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.