Дождь над нашей любовью

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Дождь над нашей любовью (фильм)»)
Перейти к: навигация, поиск
Дождь над нашей любовью
Det regnar på vår kärlek
Жанр

Драма

Режиссёр

Ингмар Бергман

Продюсер

Лоренс Мармстедт

Автор
сценария

Ингмар Бергман, Херберт Гревениус

В главных
ролях

Барбро Колльберг, Биргер Мальмстен, Еста Седерлюнд

Оператор

Хильдинг Блад, Еран Стриндберг

Композитор

Эрланд фон Кох

Кинокомпания

Народные кинотеатры Швеции, Нурдиск Тунефильм

Длительность

95 мин

Страна

Швеция Швеция

Язык

шведский язык

Год

1946

IMDb

ID 0038468

К:Фильмы 1946 годаК:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

«Дождь над нашей любовью» (швед. Det regnar på vår kärlek) — второй фильм Ингмара Бергмана по пьесе Оскара Бротена «Хорошие люди».





Сюжет

Магги и Давид случайно сталкиваются на вокзале, они опоздали на поезд и им некуда пойти. Но у Давида есть нз, последние пять крон, а у Магги чемодан — без него в гостиницу нельзя, — и они отправляются в гостиницу армии спасения. Одна ночь любви и их дороги должны снова разойтись, но Давид хочет начать новую жизнь с Магги. Одна проблема — у них нет денег, им некуда идти и Магги подвернула ногу, и вот, взломав дверь, они забираются в пустующий летний домик.

Но и тут их ждала беда — вскоре в домик нагрянул хозяин домика господин Хоканссон. Давида хватает полиция и ему грозит два года тюрьмы, где он, как выяснилось перед этим, бывал неоднократно. Но Хоканссон передумал, он разрешает нежданным гостям остаться, не бесплатно разумеется, он и дает совет где заработать денег на оплату — зеленщику нужен помощник.

Жизнь потихоньку налаживается: Давид работает у господина Андерсона, Магги обустраивает домик, у них появились друзья — пара бродяг и суровая почтальонша. Давид считает, что пора узаконить их отношения, но Магги гложут неясные сомнения. Хоканссон предлагает Давиду купить домик за каких-то тысячу крон. Дорого, однако Давид хочет ударить по рукам, но Магги снова против. В чем же дело? Магги сообщает Давиду, что она ждет прибавления. Кто отец? Случайный встречный, каким был и Давид. Давида это совсем не устраивает. Но одиночество пугает его, ведь он никому не нужен на всем белом свете, кроме Магги. Все решено — они поженятся и купят домик. «Добродушный» пастор же другого мнения. «Нет, молодые люди, вы не готовы заключить брак — вы слишком бедны и ребенок не может жить в летнем домике». Магги отправляют рожать в приют для беременных. Но заботы государства прошли даром, ребенок родился мертвым.

Потихоньку жизнь возвращается в прежнее русло. Магги и Давид греются в лучах солнца, пока их покой не нарушает господин Пюрман. Пустая формальность — «Подпишите бумаги», «Вы должны уехать», «Муниципалитет построит здесь теплицы». «А как же мы?» — «Меня это не касается». Давид в ярости и отвешивает господину пару оплеух. Давид оказывается в суде. Молодых людей пригвоздили словно мух к лабораторному стеклу, каждый миг их жизни извлечен наружу и ему дана соответствующая оценка. «Нет, это не благонадежные граждане, они не достойны нашего общества». И тут на сцену выходит господин с зонтиком. Кто он и как его зовут, неизвестно — он появляется в самом начале фильма и выступает рассказчиком на протяжении всего фильма. Здесь в суде он будет адвокатом Давида.

Он сумел защитить Давида и его оправдывают. Господин Хоканссон снова проворачивает удачную сделку. Давиду не надо вносить последний платеж за домик, Господин Хоканссон аннулирует сделку. Давид согласен, а Хоканссон сообщает, что получит триста крон компенсации. Но Магги и Давиду уже все равно, они отправляются в путь. Главное, что они вместе.

В ролях

  • Барбро Колльберг — Магги[1]
  • Биргер Мальмстен (швед. Birger Malmsten) — Давид
  • Еста Седерлюнд (швед. Gösta Cederlund) — господин с зонтиком
  • Людде Енцель (швед. Ludde Gentzel) — Хоканссон
  • Дуглас Хоге (швед. Douglas Håge) — Андерссон
  • Ердис Петтерсон (швед. Hjördis Petterson) — фру Андерссон
  • Бенкт-Оке Бенктссон (швед. Benkt-Åke Benktsson) — прокурор
  • Стюре Эриксон (швед. Sture Ericson) — «Шнурок»
  • Ульф Юханссон (швед. Ulf Johansson) — «Взбивалка»
  • Юлиа Сесар (швед. Julia Cæsar) — Ханна Ледин
  • Гуннар Бьернстранд — господин Пюрман
  • Эрик Русен (швед. Erik Rosén) — судья
  • Магнус Кесстер (швед. Magnus Kesster) — Фольке Тернберг
  • Оке Фриделль (швед. Åke Fridell) — пастор Берг

Не указанные в титрах

История создания

После провала дебютного фильма «Кризис» Бергман и не надеялся, что его родная студия «Свенск Фильминдастри» даст ему снять ещё один фильм, но судьба преподнесла подарок в лице свободного кинопродюсера Лоренса Мармстедта, у которого был заказ от объединения «Народные кинотеатры Швеции» на съёмки двух фильмов. Один из них по пьесе «Хорошие люди» норвежца Оскара Бротена Мармстедт поручил снять Бергману.

Уже написанный сценарий Херберта Гревениуса Бергман переписал в течение выходных, и вскоре съёмочная группа приступила к работе. Лоренс Мармстедт сам пригласил актёров и установил жёсткие сроки съёмок, а потом принимал самое непосредственное участие в создании картины.

Премьера состоялась 11 сентября 1946 года в кинотеатре «Астория». Фильм получил «умеренно-хвалебные отзывы критиков»[2].

Напишите отзыв о статье "Дождь над нашей любовью"

Примечания

  1. Упорядочено согласно заглавным титрам фильма
  2. Вся информация раздела основана на книге Ингмара Бергмана «Картины»

Литература

  • И. Бергман. «Травля» — «Портовый город» // [zmiersk.ru/ingmar-bergman/kartini.html Картины] / Перевод со шведского А. Афиногеновой. — М.- Таллин: Музей кино, Aleksandra, 1997. — 440 с. — ISBN 9985-827-27-9.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Дождь над нашей любовью

– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.