Доисторическая Австралия

История Австралии

Хронология Доисторическая Австралия 1606 — 1787 гг. 1788 — 1850 гг. 1851 — 1900 гг. 1901 — 1945 гг. С 1945 года Основные статьи Монархия • Исследование Конституция • Федерация Экономика • Железные дороги Иммиграция • Аборигены Военная история • Дипломатика Штаты, территории и города Новый Южный Уэльс • Сидней Виктория • Мельбурн Квинсленд • Брисбен Западная Австралия • Перт Южная Австралия • Аделаида Тасмания • Хобарт АСТ • Канберра Северная территория • Дарвин Портал • Проект

Доисторическая эпоха Австралии — временной отрезок с момента прибытия в Австралию первых людей и до их первой встречи с европейцами в 1606 г., когда начинается письменная история Австралии. По различным оценкам, праистория Австралии продолжалась от 40 до 70 тысяч лет.

Прибытие людей в Австралию

См. также: Ранние миграции человека

См. также: Окаменелости озера Мунго

По общему мнению историков, человек прибыл в Австралию не позднее 40 тысяч лет назад — к этому времени относятся следы обитания человека, обнаруженные в верховьях реки Суон в Западной Австралии. В Тасманию, которая в то время соединялась с материком сухопутным мостом, человек попал не менее 30000 лет назад.

Существуют и более смелые прогнозы по поводу времени появления в Австралии первых людей. Так, анализ древней пыльцы из юго-восточной Австралии свидетельствует об увеличении пожаров, начиная примерно с 120000 лет назад. Отдельные исследователи связывали эти пожары с человеческой деятельностью, ставя при этом под сомнение их датировку. Чарльз Дорч (Charles Dortch) датирует каменные орудия, найденные в Ротнесте (Rottnest), около 70000 лет назад. В целом исследователи относятся к датировкам, превышающим 40000 лет, со скептицизмом.

Миграция человека в Австралию произошла на завершающих этапах плейстоцена, когда уровень моря был намного ниже современного. Неоднократные оледенения в эпоху плейстоцена привели к тому, что уровень моря во время последнего ледникового максимума в Австралазии был более чем на 100 метров ниже нынешнего. В это время континентальное побережье простиралось намного далее, покрывало Тиморское море, так что Австралия и Новая Гвинея образовывали единый материк, известный под названием Сахул, соединяясь сухопутным перешейком, проходившим по акватории нынешних Арафурского моря, залива Карпентария и Торресова пролива. Несмотря на это, море и в те времена представляло собой значительную преграду для путешественников, поэтому предполагается, что первые люди попали в Австралию, переплывая на короткие дистанции с острова на остров. Предлагались два гипотетических маршрута данной миграции: один — по цепи мелких островов между Сулавеси и Новой Гвиней, и второй — на северо-запад Австралии через Тимор.

Свидетельством существования перемычек между Австралией, Новой Гвинеей и ближайшими к последней островами Индонезии, в том числе в более древние периоды, является общность флоры и фауны этого региона. Лишь около 4000 г. до н. э. уровень моря в регионе окончательно стабилизировался на современном уровне.

Неизвестно, сколько именно разнородных популяций селилось в Австралии до прихода европейцев. К началу 21 в. примерно одинаковый вес имеют гипотезы «тройного гибрида» и происхождения из единой популяции.

Некоторые данные Y-хромосом указывают на относительно недавний приток населения с Индийского субконтинента.

Огонь и исчезновение мегафауны

См. также: Мегафауна Австралии

Археологические свидетельства (остатки древесного угля) показывают, что огонь стал использоваться чаще по мере того, как австралийские аборигены стали использовать его, чтобы загонять дичь, и/или чтобы на сожжённой почве возникла новая зелёная поросль, привлекающая новых животных, а также для расчистки непроходимого леса. Густо заросшие некогда территории превратились в более открытые склерофитовые заросли, а открытый лес превратился в луга. В растительности постепенно возобладали огнеустойчивые растения, в частности, казуарина, эвкалиптовые, акация и травы.

Изменения в фауне были даже более драматичными. Австралийская мегафауна, то есть виды существенно более крупные, чем люди, вымерли, а вместе с ними — и многие мелкие виды. В целом почти одновременно вымерло около 60 различных видов, включая семейство дипротодонов (сумчатых, внешне напоминающих бегемотов), несколько крупных бескрылых птиц (например, гениорниса), хищных кенгуру, сумчатого льва, мегаланию, а также миоланию — черепаху размером с небольшой автомобиль.

Непосредственная причина массового вымирания остаётся неясной. Это могли быть пожары, охота, климатические изменения или сочетание всех или некоторых факторов (когда-то популярная климатическая версия сейчас не считается основной). При отсутствии крупных травоядных, которые могли бы удержать рост низкой растительности и одновременно удобрять почву своим навозом, пожары становились всё более крупными и всё сильнее изменяли ландшафт.

Период около 18000 — 15000 лет назад характеризуется повышенной засушливостью на всём континенте при более низких температурах и меньших дождевых осадках, чем в настоящее время. В конце плейстоцена, около 13000 лет назад, в связи с подъёмом уровня моря постепенно стали исчезать крупные участки суши: перемычка с Новой Гвинеей на месте современного Торресова пролива, Бассова равнина между Викторией и Тасманией, а также мост с островом Кенгуру.

С этого времени тасманийские аборигены были географически изолированы. Около 9000 лет назад население небольших островов в Бассовом проливе и на острове Кенгуру погибло.

Как показывают лингвистические и генетические данные, существовали длительные контакты между австралийскими аборигенами на крайнем севере Австралии и австронезийским населением Новой Гвинеи и прилегающих островов, однако эти контакты ограничивались лишь торговлей, число смешанных браков было крайне невелико, массовой колонизации не было. Макасарские лодки — проа — также упоминаются в сказаниях аборигенов от Брума до залива Карпентария. Существовали временные поселения, известны случаи, когда австралийские аборигены переселялись в Индонезию.

Культура и технологии

См. также: Аборигены Австралии и en:Indigenous Australian art

Последние 5000 лет характеризуются относительным улучшением климата, повышением температуры и осадков и усложнением социальной структуры племён. Основными предметами торговли были кремень, поделочные камни, раковины, семена, копья, продукты питания и др.

Языки пама-ньюнга распространились почти по всей территории Австралии, за исключением севера и Арнхема. Наблюдается также относительная близость религиозных представлений и мифов по всей Австралии. Некоторые сюжетные линии песен известны по всему континенту.

Инициация юношей и девушек (обряд перехода во взрослую жизнь, нередко связанный с испытаниями) отмечалась церемониями и праздниками. Поведение регламентировалось строгими правилами, определяющими отношения с многочисленными родственниками и ответственность перед ними. Весьма сложной была австралийская система родства и связанные с ней ограничения на вступление в брак с определёнными линиями родства.

Описывая культуру австралийских аборигенов в своей Бойеровской лекции в 1999 г., историк и антрополог Инга Клендиннен говорила:

"Они […] разработали настолько сложную систему представлений о мире, что в ней находится место для любого существа, для любого растения. Они путешествовали налегке, но сами по себе были ходячими атласами, ходячими энциклопедиями естественной истории. […] Подробные наблюдения за природой возвышались до уровня драмы путём создания множественных, многоуровневых сказаний, которые делали легко запоминаемыми сложные отношения между наблюдаемыми феноменами.

Политическая власть находилась в руках скорее старейшин общин, чем наследственных вождей. Споры разрешались на общинном собрании в соответствии со сложной системой племенных законов (пример показан в современном фильме «Десять лодок»). Нередкими были кровная месть и межплеменная вражда. Племена нередко вступали в альянсы посредством браков, имели представления о происхождении от общих героев.

Кремация покойников вошла в практику около 25000 лет назад, намного раньше, чем где-либо на земле. Ранние образцы искусства аборигенов в пещере Кунальда на равнине Наларбор датируются около 20000 лет назад.

В наиболее плодородных и населённых регионах аборигены жили в полупостоянных поселениях. В плодородном бассейне реки Муррей рыболовство и земледелие во многом вытеснило охоту и собирательство, доминирующие в остальных регионах. Экспедиция Стёрта вдоль реки Муррей пришла к ложному выводу, что аборигены Австралии практиковали земледелие, поскольку её участники видели крупные копны сена, используемые для долговременного хранения семян.

• Образцы искусства аборигенов Австралии
• Yankee Hat art-MJC.jpg

  Петроглифы аборигенов в национальном парке Намаджи, Австралийская столичная территория.

• TerreyHillsRockCarving.jpg

  Наскальное изображение в Терри-Хилс, Новый Южный Уэльс

Культурное и языковое разнообразие

По оценкам, в 1788 г. общая численность аборигенов Австралии составляла не менее полумиллиона. Их население состояло из сотен разрозненных, различных по культуре и языкам групп. Большинство аборигенов занималось охотой и собирательством, имело богатые устные предания, разработало собственную систему землепользования.

Белые колонисты до недавнего времени проявляли мало интереса к культуре и наследию австралийских аборигенов, поэтому многие знания об их обычаях и языках безвозвратно утрачены. Когда Джеймс Кук впервые заявил претензии Британии на Новый Южный Уэльс в 1770 г., аборигенное население состояло из носителей примерно 500 различных австралийских языков.

Контакты за пределами Австралии

См. также: en:Macassan contact with Australia и Аборигены островов Торресова пролива

Обитатели северного побережья — Кимберли, Арнем-Ленда, окрестностей залива Карпентария и мыса Кейп-Йорк — в течение тысячелетий поддерживали контакты с соседними народами (в основном носителями австронезийских языков). Даже после окончательного исчезновения сухопутного моста на месте Торресова пролива в результате подъёма уровня моря существовало активное перемещение людей и товаров между северным побережьем Австралии и Новой Гвинеей. Промежуточными остановками во время навигации на лодках служили коралловые рифы. Около 2500 лет назад острова Торресова пролива заселили носители морской меланезийской культуры, в результате чего появились аборигены островов Торресова пролива, говорящие на австралийских и папуасских языках. Они продолжали поддерживать контакты с аборигенами северо-восточной Австралии.

С другой стороны, в течение многих сотен лет индонезийские рыболовы-«бугисы», выходцы с Молуккских островов (например, Банда) ловили рыбу вдоль побережья Австралии. Макасарские торговцы с острова Сулавеси регулярно посещали побережье северной Австралии, где ловили трепанга, который был у них предметом торговли с китайцами как минимум до начала XVIII века.

О культурном и технологическом обмене свидетельствуют отдельные мотивы в аборигенном искусстве, появление таких предметов, как каноэ-долблёнки, табак и трубки для курения, наличие макассарских слов в аборигенных языках (например, Balanda как обозначение белого человека), наличие потомков малайской субрасы среди австралийских аборигенов в результате смешанных браков и миграций.

См. также

• Аборигены Австралии
• Австралийские языки
• Ранние миграции человека
• «Десять лодок», фильм 2006 г. из жизни аборигенов Австралии до прихода европейцев
• en:Mungo Man — Человек из Мунго
• en:Dreamtime — Время сновидений, в мифологии аборигенов — незапамятные времена
• en:Australian archaeology — Археология в Австралии

Литература

• Lourandos, H., Continent of Hunter-Gatherers: New Perspectives in Australian Prehistory (Cambridge University Press, 1997)
• Isaacs, Jennifer (ed.), Australian Dreaming: 40,000 Years of Aboriginal History (New Holland Publishers, 2005, pp. 304, ISBN 1741102588)
• Blainey, Geoffrey, Triumph of the Nomads: A History of Aboriginal Australia (The Overlook Press, 1976, pp. 285, ISBN 0-87951-084-6)

Отрывок, характеризующий Доисторическая Австралия

– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.


Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.


Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.