История Карелии

История Карелии — история региона Карелия.

Доисторический период

См. также: Корела (племя) и Корела

См. также: Доисторическая Фенноскандия

См. также: Оленеостровский могильник (Онежское озеро)

Территория Карелии начала заселяться после схода ледниковых покровов в послеледниковое время — в VII—VI тысячелетии до н. э. Основными занятиями древнейших жителей являлись охота и рыболовство. Мезолитические памятники района островов Кижи и Южного Оленьего острова являются частью обонежской культуры и датируются VI — серединой V тыс. до н. э. К культуре сперрингс в южном Заонежье относится 11 поселений, которые датируются V — серединой IV тыс. до н. э. Памятники культуры ямочно-гребенчатой керамики датируются IV тыс. до н. э.

В I тыс. до н. э. было освоено производство железа, появились зачатки земледелия и животноводства.

Этнический состав населения известен с конца I тыс. н. э. К этому времени на территории края проживали племена финно-угорской группы: на Карельском перешейке и в Северном Приладожье — корелы, между Ладожским и Онежским озёрами — вепсы, и далее на север — саами (лопь). В начале II тыс. н. э. часть карелов продвинулась к берегам Ботнического залива и Белого моря. Одновременно в северное и восточное Обонежье и на побережье Белого моря проникло славянское население, содействовавшее развитию земледелия, солеварения и морских промыслов.

Существует гипотеза, что самое раннее упоминание карел встречается в датированной VI веком книге Иордана «О происхождении и деяниях гетов», где в списке покорённых королём остготов Германарихом народов присутствует «Thiudos in Aunxis» (по версии Ф. Брауна «чудь олонецкая»).

Карелия в эпоху викингов

См. также: Викинги

• VII век — во «Фрагменте о конунгах», основанном на утраченной «Саге о Скьёлдунгах» созданной в конце XII века сообщается, что конунг данов Ивар Широкие Объятья приходит с войском «на восток в Кирьялаботнар» (то есть «Карельские заливы»), где «начиналось государство конунга Радбарда» и там погибает.

Конунг Ивар был тогда очень стар; и когда он привел то войско на восток в Кирьялаботнар и думает сойти с корабля с дружиной; — там начиналось государство конунга Радбарда; была ночь, и конунг спал на возвышении на своем боевом корабле (драконе)

• X век — В «Саге о Хальвдане, сыне Эйстейна» упоминается Кирьялаботнар, где правит некий Грим.

зовут того [человека] Грим, и правит [он] на востоке в Кирьялаботнаре и захватил там государство, и не знают люди, откуда он родом.

• 1015 год — в «Саге об Олаве Святом» упоминается о посещении норвежским королём Карелии и карельского валита

И осенью он был на востоке в Кирьялаланде, отправился оттуда вверх в Гардарики6, опустошая страну. Заболел там и умер там осенью.

• 1065—1085 годы — первый новгородский письменный источник, упоминающий о кореле — новгородская берестяная грамота № 590, в которой говорится о нападении литовцев на Карелию

Литва встала на Коре-лоу

• 1187 год. Карелы совместно с новгородскими ушкуйниками напали на древнюю столицу Швеции — город Сигтуну (примерно в 30 км на север от современного Стокгольма). Они основательно разорили и разграбили город, который после этого нападения навсегда утратил свои столичные функции.

Существует поддержанная некоторыми местными краеведами гипотеза кандидата географических наук В. И. Паранина, что в эпоху викингов Карельский перешеек на севере и юге прорезало две протоки из Ладожского озера в Балтийское море и он соответствовал острову Рус арабских источников.

Корельская земля

См. также: Корельские дети

См. также: Обонежская пятина

См. также: Шведско-новгородские войны

Корельская земля (Карельская земля) — этно-территориальное и хозяйственно-культурное образование, которое сформировалось вдоль Вуоксы.

Карельская земля — с XIV века автономия в составе Обонежской и Вотской пятин Новгородской республики, существовавшая с XI века по 1338 год.

В середине XIII века Обонежская, Вотская и Ижорская земля прочно входили в состав Новгородского государства.

В 1277—1278 годах, почти сразу же после вокняжения, новгородский князь Дмитрий Александрович, которому поначалу пришлось приложить немало усилий для укрепления своего положения в Новгороде, пошёл с войском в Корельскую землю и «казни корелу, и взя землю их на щит». Причин карательной экспедиции могло быть несколько: самостоятельность корельской племенной знати и в сборе дани, и в торговых делах, и в контактах с западными соседями и участие в антикняжеской борьбе в Новгороде в рядах противников Дмитрия.

Военный поход повлек за собой некоторые административные меры. Племенная территория корелы, состоявшая из 10 погостов, стала называться Корельской землей, центром которой в начале XIV века стал городок Корела. Впервые термин «Корельская земля» встречается в русских летописях под 1278 и 1293 годы. Управление осуществлялось русской администрацией (возможно, при некотором участии корелы). Во главе Корельской земли были поставлены служилый князь и воевода.

Первым князем стал стал Борис Константинович из тверской княжеской семьи. Но он оказался недальновидным политиком и правителем. В результате притеснений князя часть корелы восстала и приняла сторону шведов. Приговор новгородцев звучал сурово: пусть выезжает из новгородской волости, и больше его новгородским хлебом не кормить.

Антифеодальные выступления в Корельской земле осложнялись шведской агрессией. Следующее восстание произошло в 1314—1315 годах. В Кореле были перебиты русские горожане, а затем впущены в город шведы. Но как только новгородцы под руководством наместника Фёдора подступили к городу, карелы перешли на сторону новгородцев. Шведы и карелы-«переветники» (изменники) были казнены.

Восстание в Кореле — не случайное явление. Ему предшествовали крестьянские движения в Финляндии. Прокатившаяся волна восстаний заставила официальные круги Швеции и Новгорода поторопиться с мирными переговорами в 1323 году. В 1323 году у истока Невы из Ладожского озера новгородцами была построена крепость Орехов. В том же году в новопостроенной крепости был заключен мирный договор, по которому новгородцы уступили шведам три прихода в западной Карелии. Договор в сущности зафиксировал захват, произведённый постройкой Выборга.

В 1337—1338 годах произошло новое восстание. О нём существуют две версии. По новгородской летописи, восставшие с помощью шведов перебили много новгородских и ладожских купцов и других живущих в Короле христиан, затем бежали в Выборг, где от их рук тоже пострадали христиане. Софийская летопись излагает события несколько иначе. Подступили шведы к Короле, и воевода Валит Корелянин сдал город шведам. Новгородцы лишь в начале июля подошли к крепости, и Валит перешёл на сторону сильных, в данном случае — новгородцев. Шведы были наказаны.

Оказавшись между двух огней (Новгородом и Швецией), карелы пытались играть на противоречиях враждующих сторон для достижения максимально выгодного положения (например подчинение иностранных купцов в Карелии местной юрисдикции, а не новгородской). Эпизодически карелы даже предпринимали попытки добиться политической независимости.

С 1333 по 1335 годы Ладога, Орешек, вся карельская земля и половина Копорья находились в кормлении у литовского князя Наримонта, но наместники князя были до 1348 года. Новгородцы давали земли литовским князьям по причине конфликта с московским князем. С этого времени и до начала XV века потомки Наримонта и его литовские родственники неоднократно получали эти земли в кормление.

Зимой 1338/39 новгородцы отправляли послов в к шведам Выборг для переговоров о мире, не увенчавшихся, однако, успехом. В 1339 году послы нашли шведского короля в Мурманской земле, «в городе Людовли» (вероятно Лёдёсе) и заключили мир по старым грамотам.

Корельская половина, Корельский уезд

В конце 1530 — х — начале 1550 — х гг. правительство провело реформу местного управления, названную «губной». Губы — полицейско — следственные округа. В Новгородской земле реформа проводилась на основе военно — пятинного устройства. Орешковский, Ладожский и Корельский уезды образовали единый губной округ — Корельскую половину Водской пятины Новгородской земли. Заонежские погосты вошли в Заонежскую половину Обонежской пятины .

Карельское герцогство

См. также: Столбовский мир

Карельское герцогство — герцогство, разделённое на лены и графства, в составе Шведского королевства.

Российская империя

После создания Ингерманладской губернии в 1708 году территория Карелии вошла в её состав. С 1710 года — в составе Санкт-Петербургской губернии.

В 1721 году по Ништадскому миру, завершившему Северную войну, вся Карелия была присоединена к России. При выделении в 1727 году отдельной Новгородской губернии, Олонецкий уезд стал частью её Новгородской провинции.

В 1743 году после русско-шведской войны 1741—1743 годов по Абоскому миру российско-шведская граница отодвинулась западнее — к России был присоединён Кюменигордский лен с крепостью Нейшлот. Именным указом от 24 августа (4 сентября) 1776 года образовано Новгородское наместничество в составе которого была создана Олонецкая область, в которую вошли пять уездов: Олонецкий, Петрозаводский (бывшее Петрозаводское ведомство), Вытегорский, Паданский уезд (бывшее Лопское Паданское комиссарство) и Каргопольский уезд. В 1780 году, из Турчасовского стана Каргопольского уезда был создан Онежский уезд, вошедший в Вологодское наместничество.

11(22) декабря 1781 года Олонецкая область была перечислена из Новгородского наместничества в Петербургскую губернию. 12(23) мая 1782 года административным центром области утверждён город Петрозаводск (вместо Олонца). Центр Паданского уезда перенесён из Паданы в Повенец, а Паданский уезд был переименован в Повенецкий.

Именным указом от 22 мая (2 июня) 1784 года Олонецкая область выделена из состава Санкт-Петербургской губернии и преобразована в самостоятельное Олонецкое наместничество.

Именным указом от 16(27) мая 1785 года в составе наместничества дополнительно образованы Лодейнопольский, Кемский и Пудожский уезды. Одновременно в состав Олонецкого наместничества передана часть территории Онежского уезда Архангельского наместничества, в результате чего Олонецкое наместничество получило выход к Белому морю.

Именным указом от 12 декабря 1796 года Олонецкое наместничество было упразднено.

XIX век

Именным указом от 9(21) сентября 1801 года была образована Олонецкая губерния. Сенатским указом от 10(22) октября 1802 года определён административный центр губернии — город Петрозаводск.

В 1809 году, после Русско-шведской «Финской» войны, в состав Российской империи вошла вся Финляндия, получив статус Великого княжества Финляндского. В 1812 году, в качестве жеста доброй воли, Александр I присоединил к княжеству «Старую Финляндию».

По данным 1875 года, карелы проживали в южной части Финляндии и северо-западных губерниях России: в Олонецкой губернии — повсеместно, сплошными массами в уездах: Повенецком, Петрозаводском, Олонецком, Лодейнопольском и Вытегорском, в Тверской губернии — повсеместно, в Новгородской губернии — повсеместно, в Архангельской губернии в Кемском уезде, в Санкт-Петербургской губернии — в уездах Санкт-Петербургском и Шлиссельбургском. Кроме того, поселения карел были в Калужской губернии (Медынский уезд), Ярославской губернии (Мологский уезд), Владимирской губернии (Суздальский уезд), Тамбовской губернии (Моршанский уезд), Вологодской губернии (Вологодский уезд) и Смоленской губернии (Гжатский уезд).

XX век

По переписи 1902 года, 67 % всей земли Карелии принадлежало казне, монастырям, церквам и помещикам, большая часть остальных 33 % земли принадлежала кулакам; грамотных карел было всего 14,5 %, а среди женщин ещё меньше.

В 1914 году Россия вступила в Первую мировую войну. Поскольку Чёрное и Балтийское моря оказались заблокированы неприятелем, в России было решено построить железную дорогу от Петрозаводска на Мурман и одновременно порт на незамерзающем Кольском заливе, чтобы иметь возможность бесперебойно доставлять военные грузы от союзников по Антанте.

Революционные годы (1917—1920)

Февральская революция (1917)

27 февраля (12 марта) в Петрограде началось вооружённое восстание. 2 (15) марта царь Николай II, находясь во Пскове, отрёкся от престола за себя и своего сына Алексея.

Лишь в начале марта власти Олонецкой губернии решились сказать населению о революционных событиях в стране. Вечером 3 марта во время концерта в здании Общественного собрания Петрозаводска группа балтийских матросов объявила манифест об отречении царя. Наутро матросы и солдаты приступили к разоружению полиции и жандармерии. Рабочие Александровского завода, солдаты железнодорожного батальона и учащиеся устроили митинг и манифестацию. В уезды губернии было отправлено извещение о падении самодержавия и образовании Временного правительства.

3 марта в Петрозаводске был собран временный комитет общественной безопасности (КОБ) из представителей городской думы, духовенства, интеллигенции, солдат и рабочих города. Президиум КОБа возглавил социал-демократ-интернационалист железнодорожный инженер Л. В. Никольский. КОБ был единственной властью в городе, в его составе действовало несколько комиссий. Они добились от заводской администрации повышения зарплаты, введения 8-часового рабочего дня, приступили к учёту продуктов и предметов первой необходимости (была установлена норма отпуска продуктов из торг. заведений города). Из добровольцев, рабочих и гимназистов, создавалась милиция.

В начале марта в уездном городе Кемь Архангельской губернии образовался КОБ из представителей старой администрации и трудящихся, в городе Лодейное Поле Олонецкой губернии исполнительный комитет по охране общественного порядка из деятелей земства и представителей местной буржуазии, были созданы КОБы в Пудоже, Повенце, Холмогорах. Председатели уездных земских управ стали уездными комиссарами правительства.

Октябрьская революция (1917)

Состоявшееся 26 октября (8 ноября) 1917 года в Петрозаводске объединённое заседание Олонецкого губернского Совета, Главного дорожного комитета Мурманской железной дороги и представителей солдатских комитетов петрозаводского гарнизона приняло резолюцию в которой выразило поддержку низвержению Временного правительства в Петрограде и создающемуся новому правительству. Одновременно резолюция выразила требование о проведении Учредительного собрания. На следующий день состоялось второе объединённое заседание, на котором было принято «Положение об организации правительственной власти в Олонецкой губернии», согласно которому высшая правительственная власть в губернии передавалась Олонецкому губернскому Совету. Председателем совета был избран В. М. Куджиев, заместителями председателя — Н. В. Комаров и М. А. Каплан.

В ноябре 1917 года в Олонецкой губернии прошли выборы во Всероссийское учредительное собрание на которых победили меньшевик М. Д. Шишкин и эсер А. Ф. Максимов.

Представители солдатских комитетов петрозаводского гарнизона и рабочие Александровского завода в декабре 1917 года потребовали отставки всех руководителей Олонецкого губсовета. 5 января 1918 года губсовет возглавил большевик В. М. Парфёнов. Олонецкий губсовет приступил к активной и поледовательной реализации декретов ВЦИК и Совнаркома в Олонецкой губернии.

Гражданская война (1918—1920)

См. также: Гражданская война в России и Иностранная военная интервенция на севере России

См. также: Первая советско-финская война

В 1919 году белогвардейским войскам Северной армии противостояла 6-я армия (РККА), на Онежском и Ладожском озёрах действовала со стороны большевиков — Онежская военная флотилия.

Карельская трудовая коммуна (1920—1923)

См. также: Вторая советско-финская война

8 июня 1920 года была создана Карельская трудовая коммуна — национальная автономия в составе РСФСР. Она была создана вдоль границы с Финляндией на территории части Олонецкой и Архангельской губерний. При этом Петрозаводск стал «двойной» столицей — главным губернским городом и центром карельской автономии. Правительство трудовой коммуны возглавил бывший член Совета народных уполномоченных Финляндии Эдвард Гюллинг.

Осенью 1921 года началось Карельское восстание. Настроенные против большевиков и Советской власти карелы получили поддержку со стороны Финляндии. К концу декабря 1921 года повстанческие силы, поддерживаемые финскими добровольцами, контролировали значительную часть Северо-Восточной Карелии, и лишь тогда советское руководство приняло решение об образовании Карельского фронта во главе с А. И. Седякиным, куда были переброшен ряд подразделений РККА численностью до 20 тыс. человек. К середине февраля 1922 года, когда красными был занят последний оплот восставших — село Ухта — сопротивление карело-финнов было окончательно сломлено. Около 30 тыс. карельских беженцев ушли в Финляндию.

Автономная Карельская ССР (АКССР) (1923—1936)

25 июля 1923 года ВЦИК и Совет народных комиссаров РСФСР принял декрет о преобразовании Карельской Трудовой Коммуны (КТК) в Автономную Карельскую Советскую Социалистическую Республику (АКССР). Аппарат управления формировался из карелов и финнов. Прибывшие после поражения рабочей революции в Финляндии финны заняли руководящие должности в правительстве, экономике и культуре.

В Карелию начали зазывать на постоянное жительство финнов-эмигрантов со всего мира, в том числе из США и Канады, — они приезжали в КТК строить Советскую Финляндию как альтернативу соседней буржуазной Финляндии.

В 1925 году на пустующих землях по соседству с Олонцом группой рабочих финнов-эмигрантов из Канады было основано одно из первых в Карелии сельскохозяйственных производственных объединений коммуна «Сяде» («Луч»).

В 1928 году был принят первый пятилетний план развития народного хозяйства. Он требовал значительного увеличения числа рабочих. Решение данной проблемы виделось руководством в активной вербовке рабочих извне пределов малонаселенной Карелии, что обусловило их пёстрый национальный состав. Так, на строительстве в Кондопоге трудились уроженцы СССР, Прибалтики, Италии и Китая. Большую диаспору составили и финны-иммигранты из Северной Америки и Канады, активная вербовка которых развернулась с 1931 года.

Раскулачивание (1930—1931)

В ходе насильственной коллективизации сельского хозяйства, проведённой в СССР в 1928—1932 гг., одним из направлений государственной политики стало подавление антисоветских выступлений крестьян и связанная с этим «ликвидация кулачества как класса» — «раскулачивание», предполагавшее насильственное и бессудное лишение зажиточных крестьян, использующих наёмный труд, всех средств производства, земли и гражданских прав, и выселение в отдалённые районы страны. Таким образом, государство уничтожало основную социальную группу сельского населения, способную организовать и материально поддержать сопротивление проводившимся мероприятиям.

30 января 1930 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло Постановление «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации».

На 1 апреля 1931 года в Карелии насчитывалось 592 «кулацких» хозяйства. Из 19 районов республики только в четырёх (Олонецком, Заонежском, Пряжинском, Пудожском) количество условных «кулацких» хозяйств составило от 55 до 136. Причём большинство из них были середняцкими и даже бедняцкими, а валовой доход хозяйства не превышал 1 тыс. рублей. В начале 1931 года в Карелии было раскулачено около 20 % так называемых «кулацких» хозяйств. Но уже и тогда на начальном этапе раскулачивания основные репрессии были обрушены на середняцкие или бедняцкие хозяйства. Весной и летом 1931 г. репрессивная волна раскулачивания прокатилась по всем районам Карелии. Она проводилась в жесткой форме и охватила все группы «кулачества»: от «антисоветских элементов», «земледельцев, торговцев, чиновников царского режима» до бедняков. Раскулаченных по первой категории выселяли за пределы Карелии.

Карельская Автономная ССР(КАССР) (1936—1940)

См. также: Советско-финская война (1939—1940)

В апреле 1938 года Кандалакша получила статус города, а в мае 1938 года из состава Карельской АССР был выделен Кандалакшский район и передан в состав Мурманской области.

В конце ноября 1939 года началась советско-финская «зимняя» война.

Массовые репрессии (1937—1938)

См. также: Красный бор (Карелия)

См. также: Сандармох

В 1937—1938 годах по Советскому Союзу прошла волна массовых репрессий, в том числе в КАССР.

«Репрессии в Карелии проходили по общим планам Центра, на основе решений ЦК ВКП(б) и приказов НКВД СССР». Как и всем республикам и областям СССР, Карелии сверху был спущен свой специальный «лимит», который было необходимо выполнить. В 1937 году «лимит» в общей сложности предполагал репрессировать 3700 человек (2800 — I категория, расстрел; 900 — II категория, лишение свободы).

В эти годы были арестованы и расстреляны: партийные и хозяйственные руководители Карелии — Эдвард Гюллинг, Густав Ровио, Пётр Ирклис, Павел Бушуев, Николай Архипов, сотрудники Карельского научно-исследовательского института. С. А. Макарьев, Э. А. Хаапалайнен, Н. Н. Виноградов, Н. В. Хрисанфов, Е. П. Ошевенская и многие другие.

В 1990-е в окрестностях Петрозаводска (в районах п. Бесовец и Сулажгорского кирпичного завода) при проведении земляных работ были обнаружены групповые захоронения. Останки более двухсот репрессированных были перезахоронены в братской могиле на Зарецком кладбище.

В июле 1997 года в урочище Сандармох под Медвежьегорском были обнаружены захоронения жертв политических репрессий. Здесь были тайно расстреляны и захоронены свыше 9500 человек..

В 1997 году в лесном массиве «Красный бор» под Петрозаводском были обнаружены захоронения жертв политических репрессий. Здесь были тайно расстреляны и захоронены 1196 человек.

Карело-Финская ССР (1940—1956)

См. также: Советско-финская война (1941—1944)

См. также: Карело-Финская ССР во время Великой Отечественной войны

См. также: Партизанское движение в Карелии во время Великой Отечественной войны

Карело-Финская Советская Социалистическая Республика — союзная республика в составе СССР.

Карельская Автономная ССР (КАССР) (1956—1991)

Карельская Автономная Советская Социалистическая Республика — автономия в составе РСФСР/СССР существовавшая в периоды 1936—1940 гг. и 1956—1991 гг.

1960—1980 гг.

• 31 декабря 1965 года — Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении КАССР орденом Ленина.
• 5 июня 1970 года — Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении КАССР орденом Октябрьской революции.
• 29 декабря 1972 года — в ознаменование 50-летия образования СССР Карельская АССР награждена орденом Дружбы народов.

1980—1990 гг.

См. также: Перестройка

См. также: Парад суверенитетов, Августовский путч и Распад СССР

В апреле 1984 года первый секретарь Карельского обкома КПСС Иван Сенькин был избран председателем Президиума Верховного Совета Карельской АССР. Карельский обком КПСС возглавил Владимир Степанов. В январе 1986 года Президиум Верховного Совета КАССР возглавил Кузьма Филатов.

В марте 1985 года СССР возглавил Михаил Горбачёв, в СССР началась реализовываться политика перестройки, направленная на реформирование политической и экономической системы СССР. В этот период, впервые с 1947 года, в связи с резко выросшим товарным дефицитом, была введена карточная система распределения продовольственных и промышленных товаров для населения.

12 июня 1990 года первый Съезд народных депутатов РСФСР принял Декларацию о государственном суверенитете России. Начался «парад суверенитетов». На территории СССР разгорелся ряд межнациональных конфликтов. Союзные и автономные республики СССР (в том числе — КАССР) объявили о приоритете своих республиканских законов над союзными и заявили о прекращении отчисления налогов в союзный бюджет.

9 августа 1990 года Верховный Совет КАССР принял Декларацию о государственном суверенитете КАССР.

4 июля 1991 года Верховный Совет КАССР принял решение об участии в подписании Договора о Союзе Суверенных Государств.

18 августа 1991 года группой высших государственных руководителей СССР была предпринята безуспешная попытка сохранения советского государственного строя.

23 августа 1991 года Б. Н. Ельцин подписал Указ о приостановлении действия КПСС на территории Российской Федерации.

26 августа 1991 года Президиум Верховного Совета Карелии приостановил деятельность органов и организаций Коммунистической партии и объявил её имущество государственной собственностью Карельской АССР.

13 ноября 1991 года Верховный Совет КАССР принял решение о переименовании Карельской Автономной Советской Социалистической Республики в Республику Карелия.

Республика Карелия

Республика Карелия (Карелия, Карьяла) (карел. Karjalan tazavaldu, также возможен вариант Karjalan respubliekku) — административно-территориальная единица с 13 ноября 1991 года (изначально — в составе РСФСР/СССР, 25 декабря 1991 года — в составе РФ/СССР, с 26 декабря 1991 года — в составе Российской Федерации).

• 31 марта 1992 года — делегация Карелии подписала Федеративный договор. В соответствии с Федеративным договором и Декларацией о государственном суверенитете РСФСР Карелия получила статус суверенного государства в составе Российской Федерации.
• 28 ноября 1992 года — Верховный Совет РК утвердил новую редакцию первой статьи Конституции Карелии: «Республика Карелия — суверенное государство в составе Российской Федерации, обладающее всей полнотой государственной (законодательной, исполнительной, судебной) власти на своей территории, кроме тех полномочий, которые переданы в ведение федеральных органов государственной власти Российской Федерации в соответствии с Федеративным договором»
• 16 февраля 1993 года — учреждён новый (трёхцветный) Государственный флаг Республики Карелия.
• 6 апреля 1993 года — утверждён Государственный гимн Республики Карелия.
• 28 сентября 1993 года — учреждён новый Государственный герб Республики Карелия.
• 24 декабря 1993 года — принята новая редакция Конституции Республики Карелия. Действующим представительным и единственным законодательным органом власти в Карелии стало Законодательное собрание Республики Карелия, состоящее из двух палат: Палаты Республики, где депутаты работали на постоянной основе, и Палаты Представителей. Вводился пост Председателя правительства РК.
• 12 февраля 2001 года — принята новая редакция Конституции Республики Карелия. Вводится пост Главы Республики Карелия; Законодательное Собрание РК становится однопалатным.
• В соответствии с последней редакцией Конституции Республики Карелия от 5 июня 2006 года
  • Республика Карелия есть республика (государство) в составе Российской Федерации с республиканской формой правления.
  • Статус Республики Карелия определяется Конституцией Российской Федерации и Конституцией Республики Карелия.
  • Граница территории Республики Карелия не может быть изменена без согласия населения Республики Карелия, выраженного путём референдума.
  • Наименования «Республика Карелия», «Карелия», «Карьяла» равнозначны.
  • Исторические и национальные особенности Республики Карелия определяются проживанием на её территории карелов.
  • Республика Карелия обладает на своей территории всей полнотой государственной власти, за исключением тех полномочий, которые находятся в исключительном ведении Российской Федерации или совместном ведении Российской Федерации и и её субъектов.
  • Республика Карелия самостоятельно решает вопросы административно-территориального устройства.
  • Административно-территориальными единицами Республики Карелия являются районы и города республиканского значения.
  • Государственным языком в Республике Карелия является русский. Республика Карелия вправе устанавливать другие государственные языки на основании прямого волеизъявления населения Республики Карелия, выраженного путём референдума.
  • В Республике Карелия народам, проживающим на её территории, гарантируется право на сохранение родного языка, создание условий для его изучения и развития.
  • Столицей Республики Карелия является город Петрозаводск.
  • Законодательное Собрание Республики Карелия состоит из 50 депутатов, избираемых на основе всеобщего равного и прямого избирательного права при тайном голосовании. Срок полномочий депутатов Законодательного Собрания Республики Карелия одного созыва составляет пять лет.
  • Исполнительную власть в Республике Карелия осуществляют: Глава Республики Карелия, возглавляемое им Правительство Республики Карелия и иные органы исполнительной власти.
  • В соответствии с федеральным законодательством гражданин Российской Федерации наделяется полномочиями высшего должностного лица Республики Карелии по представлению Президента Российской Федерации Законодательным Собранием Республики Карелия в порядке, предусмотренном федеральным законом и Конституцией Республики Карелия.
  • Срок полномочий Главы Республики Карелия составляет пять лет.

Литература

• Неволин К. А. [www.reglib.natm.ru/book/book_10/ О пятинах и погостах новгородских в XVI веке, с приложением карты. — Санкт-Петербург: Тип. императорской Академии Наук, 1853]
• Мулло И. М. Памятники истории и культуры Карелии. — Петрозаводск: Карелия, 1984. — 240 с.: ил.
• Шаскольский И. П. Борьба Руси против шведской экспансии в Карелии, конец XIII — начало XIV в. — Петрозаводск: «Карелия», 1987—141 с.: ил.
• Акты социально-экономической истории Севера России конца XV—XVI в.: Акты Соловецкого монастыря, 1572—1584 гг. / АН СССР. Ин-т истории. Ленингр. отд. Сост. И. З. Либерзон; Редкол.: А. И. Копанев (отв. ред.) и др. — Л.: Наука. Ленингр. отд. 1990. — 328 с.
• Акты социально-экономической истории Севера России конца XV—XVI в.: Акты Соловецкого монастыря, 1479—1571 гг. / АН СССР. Ин-т истории СССР. Ленингр. отд. Сост. И. З. Либерзон; Редкол.: А. И. Копанев (отв. ред.) и др. — Л.: Наука. Ле-нингр. отд. 1988. — 274 с.
• История Карелии XVI—XVII вв. в документах: Asiakirjoja Karjalan Historiasta 1500- ja 1600-luvuilta. Т. 1. / подгот. к печ. И. А. Чернякова, Г. М. Коваленко, В. Салохеймо; под ред. А. И. Копанева, А. Г. Манькова. — Петрозаводск ; Йоэнсуу, 1987. — 625 с.
• История Карелии XVI—XVII вв. в документах. Ч. 2. Поземельная книга Кексгольмского лена 1637 г.: Asiakirjoja Karjalan Historiasta 1500- ja 1600-luvuilta. Т. II Käkisalmen läänin maakirja vuodelta 1637 / подгот. к печ. и ред. И. А. Черняковой, К. Катаяла. — Петрозаводск ; Йоэнсуу, 1991.—758 с.
• История Карелии XVI—XVII вв. в документах. Ч. 3. [Писцовая книга Заонежской половины Обонежской пятины 1582—83 гг.; Переписная книга Тиурольского погоста 1629 г.] : Asiakirjoja Karjalan Historiasta 1500- ja 1600-luvuilta. Т. III / подгот. к печ. и ред. И. А. Черняковой, К. Катаяла / КНЦ РАН. Ин-т яз., лит. и истории. — Петрозаводск, Йоенсуу, 1993—510 с.: ил.
• Пашков А. М. Гербы и флаги Карелии — Петрозаводск: Карэко, 1994. — 351 с.: ил.
• Писцовые книги Новгородской земли. Т.1. Составитель Баранов К. В. — М., «Древнехранилище», «Археографический центр», 1999
• Карельская АССР в одиннадцатой пятилетке. — «Карелия», 1981
• История Карелии с древнейших времён до наших дней / Науч. ред. Н. А. Кораблёв, В. Г. Макуров, Ю. А. Савватеев, М. И. Шумилов. — Петрозаводск: Периодика, 2001. — 944 с.: ил. ISBN 5-88170-049-X

Ссылки

• [gov.karelia.ru/gov/Different/History/index.html Портал Карелия официальная. История]
• [gov.karelia.ru/Video/ Портал Карелия официальная. Видеоархив]
• [heninen.net/old_map/ Карелия на карте средневековой Европы]
• [www.aroundspb.ru/history/wricorela/scand.php Письменные известия о карелах (X—XVI в). Древнескандинавские письменные источники.]
• [gov.karelia.ru/Karelia/1623/23.html Население Карелии в XV—XVII вв. Историко-демографический анализ]
• [heninen.net/sortavala/1785/ Н. Я. Озерецковский «Путешествие по озёрам Ладожскому и Онежскому», 1785]
• [heninen.net/korela/derzhavin.htm Г. Р. Державин Фрагменты из «Поденной записки»]
• [www.dissercat.com/content/drevnyaya-kareliya-vo-vtoroi-polovine-i-pervoi-polovine-ii-tysyacheletiya-ne-proiskhozhdenie Древняя Карелия во второй половине I — первой половине II тысячелетия н. э. происхождение, история и культура населения летописной карельской земли тема диссертации и автореферата по ВАК 07.00.06, доктор исторических наук Сакса, Александр Иванович]
• [www.kirjazh.spb.ru/biblio/shask_13/shask0.htm Борьба Руси против шведской экспансии в Карелии конец XIII — начало XIV в.]
• [elena-kircanova.narod.ru/str9.html Карелия в письменных источниках]
• [norse.ulver.com/articles/kochkurkina/karel.html С. И. Кочкуркина, А. М. Спиридонов, Т. Н. Джаксон Письменные известия о карелах (X—XVI в.в.)]
• [www.etnocenter.ru/life/kul-turno-dosugovye-uchrezhdenija/ Центр национальных культур и народного творчества Республики Карелия]
• [knk.karelia.ru/ Сайт «Коренные народы Карелии»]
• [imperiatritza.narod.ru/map/novgorod.html Новгородская земля в XII-начале XIII века]
• [blacksearcher.ru/forum/viewtopic.php?t=65 Списки населенных мест Олонецкой губернии[1879,1907, JPG]
• [oldbooks.ax3.net/BookLibrary/27000-Olonetskaya-gub.html Библиотека Царское Село, книги по истории Олонецкой губернии (Памятные книжки), PDF]
• [new.runivers.ru/maps/podratlas/38 Карта Олонецкой губернии из «Атласа» А. А. Ильина 1876 года] (просмотр на движке Google на сайте runivers.ru)
• [elibrary.karelia.ru/book.shtml?levelID=022003&id=7510&cType=1 Отчет Областных учреждений Карельской Трудовой Коммуны СНК и СТО на 1 октября 1921 года. — Петрозаводск, 1922] (электронная копия книги)
• История Карелии // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
• [kirjazh.spb.ru/karel/karel1.htm Карелы. Рождение народа.]
• [kirjazh.spb.ru/karel/karel3.htm Под властью Швеции. Исход.]
• [www.kirjazh.spb.ru/map.htm Карты.]
• [gov.karelia.ru/Leader/Document/050419.html Доклад Главы Республики Карелия С. Л. Катанандова «60 лет Великой Победы».]
• [www.gov.karelia.ru/Leader/Document/day.html 80 лет Республике Карелия]
• [elibrary.karelia.ru/rare.shtml?section_id=5 История государственности Карелии]
• [www.museums.karelia.ru/museum/list.shtml Список музеев Карелии]
• [archives.karelia.ru/ Национальный архив Республики Карелия]
• [monuments.karelia.ru/ Объекты историко-культурного наследия Карелии]
• [heninen.net/folder.htm?C=1&F=postcard&L=0&M=photo&S=all&search=%D0%9F%D1%80%D0%B8%D0%BC%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D1%82%D1%8C&I=0 Фотогалерея «Старые открытки»]
• [gov.karelia.ru/Karelia/2261/20.html Столыпинская реформа в Карелии]
• [gov.karelia.ru/Karelia/1504/22.html Промышленность Карелии при Петре I]
• [gov.karelia.ru/Karelia/539/42.html Гражданская война в Карелии]
• [gov.karelia.ru/Karelia/1546/30.html Денежная реформа 1947 года в Карелии]
• [www.gov.karelia.ru/Karelia/1663/27.html Строительное дело в Карелии (XIV—XVII в. в.)]

См. также

• Краеведение Карелии
• Национальный архив Республики Карелия
• Олонецкие губернские ведомости
• Градоначальники Петрозаводска

Отрывок, характеризующий История Карелии

Ростов остановился.
– Вот как! – сказал он. – Ну что?
– Отбили! – оживленно сказал Борис, сделавшийся болтливым. – Ты можешь себе представить?
И Борис стал рассказывать, каким образом гвардия, ставши на место и увидав перед собой войска, приняла их за австрийцев и вдруг по ядрам, пущенным из этих войск, узнала, что она в первой линии, и неожиданно должна была вступить в дело. Ростов, не дослушав Бориса, тронул свою лошадь.
– Ты куда? – спросил Борис.
– К его величеству с поручением.
– Вот он! – сказал Борис, которому послышалось, что Ростову нужно было его высочество, вместо его величества.
И он указал ему на великого князя, который в ста шагах от них, в каске и в кавалергардском колете, с своими поднятыми плечами и нахмуренными бровями, что то кричал австрийскому белому и бледному офицеру.
– Да ведь это великий князь, а мне к главнокомандующему или к государю, – сказал Ростов и тронул было лошадь.
– Граф, граф! – кричал Берг, такой же оживленный, как и Борис, подбегая с другой стороны, – граф, я в правую руку ранен (говорил он, показывая кисть руки, окровавленную, обвязанную носовым платком) и остался во фронте. Граф, держу шпагу в левой руке: в нашей породе фон Бергов, граф, все были рыцари.
Берг еще что то говорил, но Ростов, не дослушав его, уже поехал дальше.
Проехав гвардию и пустой промежуток, Ростов, для того чтобы не попасть опять в первую линию, как он попал под атаку кавалергардов, поехал по линии резервов, далеко объезжая то место, где слышалась самая жаркая стрельба и канонада. Вдруг впереди себя и позади наших войск, в таком месте, где он никак не мог предполагать неприятеля, он услыхал близкую ружейную стрельбу.
«Что это может быть? – подумал Ростов. – Неприятель в тылу наших войск? Не может быть, – подумал Ростов, и ужас страха за себя и за исход всего сражения вдруг нашел на него. – Что бы это ни было, однако, – подумал он, – теперь уже нечего объезжать. Я должен искать главнокомандующего здесь, и ежели всё погибло, то и мое дело погибнуть со всеми вместе».
Дурное предчувствие, нашедшее вдруг на Ростова, подтверждалось всё более и более, чем дальше он въезжал в занятое толпами разнородных войск пространство, находящееся за деревнею Працом.
– Что такое? Что такое? По ком стреляют? Кто стреляет? – спрашивал Ростов, ровняясь с русскими и австрийскими солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.
– А чорт их знает? Всех побил! Пропадай всё! – отвечали ему по русски, по немецки и по чешски толпы бегущих и непонимавших точно так же, как и он, того, что тут делалось.
– Бей немцев! – кричал один.
– А чорт их дери, – изменников.
– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.


Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.


На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.
Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарте, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.
– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!
Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.


В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
– А я то, не знал… Николушка… друг мой!
– Вот он… наш то… Друг мой, Коля… Переменился! Нет свечей! Чаю!
– Да меня то поцелуй!
– Душенька… а меня то.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.
– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
– Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
– Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport'a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.


Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.