Доисторическая Центральная Европа

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск





Средний палеолит

В эпоху среднего палеолита территория Центральной Европы не была покрыта ледником и представляла собой один из центров развития неандертальцев.

Верхний палеолит

В конце верхнего палеолита (20-15 тыс. до н. э.) Центральная Европа находилась на границе мадленской и граветтской культур.

Мезолит

Неолит

В раннем неолите через территорию Центральной Европы с востока на запад происходила миграция культуры линейно-ленточной керамики. Позднее с юго-востока произошло вторжение культур анатолийского происхождения (Лендьел, Гумельница), которые, однако, были вскоре отброшены волной мигрантов с севера. На северо-западе находится область влияния культуры воронковидных кубков, произошедшей в результате смешения местных мезолитических культур с пришлыми аграрными.

Медный век

В медном веке в Центральную Европу с севера проникают культуры предположительно индоевропейского происхождения (Баден-Болераз). Здесь развивается один из локальных центров культуры колоколовидных кубков.

Бронзовый век

Унетицкая культура

В Центральной Европе унетицкая культура раннего бронзового века XVIII—XVI вв. состояла из большого числа культурных групп, таких, как Штраубингская культура, Адлербергская культура и Хатванская культура. Весьма богатые погребения, такие, как найденное под Лёйбингеном (ныне — часть г. Зёммерда) с ювелирными изделиями, указывают на рост социального расслоения, которое в унетицкой культуре было уже заметным. Тем не менее, некрополи указанного периода достаточно редки и малы по размеру.

Унетицкая культура сформировалась на базе Культуры колоколовидных кубков. Эволюционировала в лужицкую культуру[1] и культуру курганных погребений.

Носители Унетицкой культуры являлись носителями гаплогруппы R1b[2], в настоящее время широко распространённой в Западной Европе.

Культура курганных погребений

За унетицкой последовала культура курганных погребений среднего бронзового века (XVI—XII вв. до н. э.), которая характеризовалась трупоположением в курганах. На берегах притоков реки Криш, на востоке Венгрии, бронзовый век связан с появлением культуры Мако, за которой последовали отоманская культура и культура Дьюлаваршанд.

Культура полей погребальных урн

Культура полей погребальных урн (финальный бронзовый век, 1300—700 г. до н. э.) характеризуется кремацией мёртвых. Её локальным вариантом была лужицкая культура, просуществовавшая на территории Восточной Германии и Польши до начала железного века (1300—500 г. до н. э.).

Культура полей погребений возникла в бронзовом веке и существовала на протяжении длительного времени (свыше 700 лет). Поля распространены по всей Европе. В ранний железный век в могильниках уже начинают встречаться погребения сожжённого праха в ямках без урн и трупоположения.

Одни исследователи считают, что народы лужицкой культуры говорили на языках кельто-италийской группы[3]. Так академик Седов утверждает, что лужицкое, допшеворское население Польши было кельтским[4]. Другие считают их германцами, но никак не славянами. Третьи полагают, что они были предками иллирийцев[5] или кельто-иллирийцами[6].

По обобщающей большой массив разнообразных исследований оценке академика Б. А. Рыбакова: «Лужицкая культура была, очевидно, разноэтническим комплексом, охватившим половину праславян, часть прагерманцев и какую-то часть итало-иллирийских племен на юге, где бронзолитейное дело стояло высоко».[7]. Там же он справедливо отметил, что «лужицкое единство ученые нередко называют венетским (венедским), по имени древней группы племен, некогда широко расселявшихся по Центральной Европе».

На большей части центральной Европы культуры бронзового века сменила гальштатская культура железного века (700—450 гг. до н. э.), в которой доминировали кельты и иллирийцы.

Памятники бронзового века

Среди важных памятников бронзового века Центральной Европы:

См. также

Напишите отзыв о статье "Доисторическая Центральная Европа"

Примечания

  1. [historic.ru/books/item/f00/s00/z0000016/st062.shtml Племена Европы и Азии во II тысячелетии до н. э.]
  2. [www.eupedia.com/europe/origins_haplogroups_europe.shtml#R1b Haplogroup R1b (Y-DNA)]
  3. Иванов А. М. Заратустра говорил не так
  4. [vivovoco.astronet.ru/VV/JOURNAL/VRAN/03_07/SEDOV.HTM Седов В. В. Этногенез ранних славян]
  5. [ama.sgu.ru/ama05/ama0508.html Малеваный А. М. Этнические и исторические связи славян и иллирийцев // АМА. Вып. 5. Саратов, 1983. С. 103—114]
  6. [paganism.msk.ru/liter/rybakov06.htm Рыбаков Б. А. Язычество древних славян]
  7. [paganism.msk.ru/liter/rybakov06.htm historic.ru/books/item/f00/s00/z0000031/st005.shtml Рыбаков Б. А. Язычество древних славян / М.: Издательство 'Наука', 1981 г. Часть вторая. Древнейшие славяне. Глава 5. Истоки славянской культуры ]

Отрывок, характеризующий Доисторическая Центральная Европа

Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».