История Крыма

Крымский полуостров в силу своего географического положения и уникальных природных условий с античных времён являлся перекрёстком морских транзитных путей.

С этого периода за полуостровом закрепилось название Таврика, произошедшее от имени древнейших племён тавров, населявших южную часть Крыма. Современное название «Крым» стало широко использоваться только после XIII века, предположительно по названию города «Къырым», который после захвата Северного Причерноморья монголами являлся резиденцией наместника хана Золотой Орды. Возможно также, что название «Крым» произошло от Перекопского перешейка (русское слово «перекоп» — это перевод тюркского слова «qirim», которое означает «ров»). С XV века Крымский полуостров стали называть Таврией, а после его присоединения в 1783 году к России — Тавридой. Такое название получило и всё Северное Причерноморье — северное побережье Чёрного и Азовского морей с прилегающими степными территориями.

Первые люди появились на крымской земле около ста тысяч лет назад. Короткая тёплая зима и продолжительное солнечное лето, богатый растительный и животный мир Крыма позволяли племенам и народам, с древности оседавшим на его землях, заниматься охотой, пчеловодством и рыболовством, скотоводством и земледелием. Наличие на полуострове большого количества месторождений железной руды способствовало развитию ремёсел, металлургии, горного дела. В Крыму в разные исторические периоды жили тавры и киммерийцы, скифы и греки, сарматы и римляне, готы, гунны, авары, болгары, хазары, славяне, печенеги, половцы, караимы, монголы и крымские татары, итальянцы и турки.

С конца XV века приморские города и горная часть Крыма вошли в состав Османской империи. Остальной территорией полуострова владело Крымское ханство — вассал Османской империи. Русско-турецкая война 1768—1774 годов положила конец османскому господству над Крымом, и по Кючук-Кайнарджийскому мирному договору 1774 года османы отказались от претензий на полуостров.

В 1783 году Крымский полуостров был присоединён к Российской империи. Во время Гражданской войны в России (1917—1922) Крымский полуостров стал последним оплотом Белого движения. В советское время Крым входил в состав РСФСР, в 1954 году по решению советского руководства был передан Украинской ССР. С 1992 года находился в составе Украины. В марте 2014 года Крым стал частью Российской Федерации, что не признаётся Украиной и большинством стран-членов ООН.

Доисторический период

Палеолит и мезолит

Древнейшие следы обитания гоминид на территории Крыма относятся к среднему палеолиту — это стоянка неандертальцев в пещере Киик-Коба возрастом в 100 тысяч лет. Много позже в эпоху мезолита в Крыму обосновываются кроманьонцы (Мурзак-Коба).

Согласно гипотезе Райана-Питмена, вплоть до VI тысячелетия до н. э. территория Крыма не представляла собой полуострова, а была фрагментом более крупного массива суши, включавшего, в частности, территорию современного Азовского моря. Около 5500 года до н. э., в результате прорыва вод из Средиземного моря и образования Босфорского пролива, за довольно краткий период были затоплены значительные территории, и образовался Крымский полуостров. Затопление Чёрного моря примерно совпадает с финалом мезолитических культур и наступлением неолита.

Неолит и энеолит

Крым в эпоху неолита не затронула волна неолитических культур, пришедшая из Анатолии через Балканы. Местный неолит был иного происхождения, связанный с культурами циркумпонтийской зоны (степи и равнины между Чёрным и Каспийским морями).

В 4-3 тысячелетиях до н. э. через территории к северу от Крыма происходили миграции на запад племён, предположительно носителей индоевропейских языков. В 3 тысячелетии до н. э. на территории Крыма существовала Кеми-Обинская культура.

Бронзовый и ранний железный век

Первыми жителями Крыма, известными нам по античным источникам, были киммерийцы (XII в. до н. э.). Пребывание их в Крыму подтверждается античными и средневековыми историками, а также информацией, которая дошла до нас в виде топонимов восточной части Крыма: «Киммерийские переправы», «Киммерик».

В середине VII в. до н. э. часть киммерийцев была вытеснена скифами из степной части полуострова в предгорья и горы Крыма, где они создавали компактные поселения.

В предгорном и горном Крыму, а также на Южном берегу жили тавры, связанные с Кизил-Кобинской археологической культурой. О возможном кавказском происхождении тавров говорят следы влияния Кобанской культуры. От тавров происходит древнее название горной и прибережной части Крыма — Таврика, Таврия, Таврида. До наших дней сохранились и были исследованы остатки укреплений и жилищ тавров, их кольцеподобные ограды из вертикально поставленных камней и таврские гробницы «каменные ящики» (см. Таврика).

Новый период истории Таврики начинается с захвата Крыма скифами. Этот период характеризуется качественными изменениями в составе самого населения. Данные археологии показывают, что после этого основу населения северо-западного Крыма составляли народности, пришедшие из Приднепровья.

Античность

В VI—V вв. до Рождества Христова, когда в степях господствовали скифы, на побережье Крыма основывали свои торговые колонии выходцы из Эллады. Пантикапей или Боспор (современный город Керчь) и Феодосия были построены колонистами из древнегреческого города Милет; Херсонес, расположенный в пределах нынешнего Севастополя, сооружён греками из Гераклеи Понтийской.

В первой половине V в. до н. э. на берегах Чёрного моря возникают два самостоятельных греческих государства. Одно из них — демократическая рабовладельческая республика Херсонес Таврический, в состав которого входили земли западного Крыма (Керкинитида (современная Евпатория), Калос-Лимени, Черноморское). Херсонес находился за могучими каменными стенами. Он был основан на месте таврского поселения греками из Гераклеи Понтийской. Другое — Боспорское, автократическое государство, столицей которого стал Пантикапей. Акрополь этого города находился на горе Митридат, недалеко от него раскопаны курганы Мелек-Чесменский и Царский. Здесь найдены каменные склепы, уникальные памятники боспорской архитектуры.

Греческие колонисты привезли на берега Киммерии-Таврики кораблестроение, виноградарство, выращивание оливковых деревьев и других культур, строили храмы, театры, стадионы. В Крыму возникают сотни греческих поселений — полисов. Античные греки создают великие историко-литературные памятники о Крыме. Еврипид на крымском материале написал драму «Ифигения в Тавриде». Греки, которые жили в Херсонесе Таврическом и в Боспоре Киммерийском, знают «Илиаду» и «Одиссею», в которых Киммерия безосновательно характеризуется как «грустная область, покрытая вечно влажным туманом и тучами». Геродот в V в. до н. э. писал о религиозных верованиях скифов, о таврах.

До конца III в. до н. э. государство скифов значительно сократилось под натиском сарматов. Скифы были вынуждены перенести свою столицу на речку Салгир (вблизи Симферополя), где возник Неаполь Скифский, он же Неаполис (греческое название).

Римский протекторат

К середине I века н. э. Крыму обосновались и римляне. Боспорское царство попало в зависимость от Рима. Они строят крепость Харакс, которая была оставлена в III веке. Они же прокладывают через Крымские горы дорогу Виа Милитарис/Via Militaris (Календская тропа), соединившую Херсонес с мысом Ай-Тодор на ЮБК. В римский период в Крыму начинает распространятся христианство. Одним из первых христиан в Крыму был ссыльный Климент I — 4-й Папа Римский.

Поздняя античность в Крыму

Скифское государство в Крыму просуществовало до второй половины III в. н. э. и было уничтожено готами. Пребывание готов в крымских степях продолжалось сравнительно недолго. В 370 году в Крым с Таманского полуострова вторглись гунны Баламбера. Готы закрепились в горном Крыму до VII века (крымские готы). К концу IV века в Крыму оставался лишь один античный город Херсонес Таврический, который стал форпостом византийского влияния в регионе. При императоре Юстиниане в Крыму закладываются крепости Алустон, Гурзуф, Симболон и Судак, а также возрождается Боспор.

Средневековье

В VI веке по Крыму прошлись тюрки. В VII веке здесь отметились кочевые болгары. В начале VIII века Крым разделили между собой Византия и Хазария. В VIII веке в Византии началось движение иконоборчества, уничтожались иконы и росписи в храмах. Монахи, спасаясь от преследований, переселялись на окраины империи, в том числе в Крым. Здесь, в горах они основали пещерные храмы и монастыри: Успенский, Качи-Кальон, Шулдан, Челтер и другие.

В VI—XII веках в Юго-западном Крыму происходит развитие феодальных отношений и формирование укрепленных поселений на куэстах Внутренней гряды — «пещерных городов».

В IX веке в Крыму появляются печенеги и венгры. В начале X века Крым становится ареной сражения армий русов (Хельгу) и хазар (Песах). После гибели Хазарского каганата хазарская часть Крыма переходит под влияние древнерусского Тмутараканского княжества. Значимым городом в этот период становится Корчев. В 988 году киевский князь Владимир после нескольких месяцев осады взял Херсонес Таврический. Это позволило Владимиру выдвинуть свои условия императору Василию II и жениться на византийской царевне Анне.

В XII веке на полуострове появляются первые археологически зафиксированные следы пребывания караимов, предположительно потомков хазар, национальная религия которых — караимизм — зародилась намного раньше в VIII веке в Вавилоне.

После ослабления Византии в её бывших крымских владениях готаланами (крымскими готами) было основано православное христианское княжество Феодоро со столицей в крупнейшем «пещерном городе» городе Мангуп.

В 1223 году в Крым вторгаются татаро-монгольские отряды Джэбэ, но вскоре его покидают. Степной Крым становится владением Золотой Орды — улуса Джучи — не ранее 1250 года. Административным центром полуострова становится город Крым. Другим крупным городом Крымского улуса был Карасубазар. Первые монеты, выпущенные в Крыму ханом Менгу-Тимуром, датируются 1267 годом. Благодаря бурному расцвету генуэзской торговли и находившейся рядом Кафы Крым быстро превращается в крупный торговый и ремесленный центр.

В XIV веке часть территорий Крыма приобрели генуэзцы (Газария, Каффа). К этому времени в Крыму уже широко был распространен половецкий язык, о чём свидетельствует Кодекс Куманикус. В 1367 году Крым подчинялся Мамаю, власть которого также опиралась на генуэзские колонии.

В 1397 году литовский князь Витовт вторгается в Крым и доходит до Каффы. После погрома Едигея Херсонес превращается в развалины (1399 год).

Крымское ханство и Османская империя

После распада Золотой Орды в 1441 год в Крыму образуется крымскотатарский народ и его государство Крымское ханство. Помимо степной и предгорной части собственно Крыма занимало земли между Дунаем и Днепром, Приазовье и большую часть современного Краснодарского края России. На этот момент Крым разделён между степным Крымским ханством, горным княжеством Феодоро и генуэзскими колониями на южном побережье. Столицей княжества Феодоро был Мангуп — одна из крупнейших крепостей средневекового Крыма (90 га), которая при необходимости принимала под защиту значительные массы населения.

Летом 1475 года турки-османы, захватившие до этого Константинополь и территорию бывшей Византийской империи, высадили большой десант Гедик Ахмед-паши в Крыму и Приазовье, захватив все генуэзские крепости (в том числе Тана на Дону) и греческие города. В июле был осаждён Мангуп. Ворвавшись в город, турки уничтожили почти всех жителей, разграбили и сожгли постройки. Приморские города и горная часть Крыма вошли в состав Османской империи. На землях княжества и завоёванных генуэзских колоний капитанства Готия был создан турецкий пашалык Кефе, позднее пробразованный в эялет; османы содержали там свои гарнизоны, чиновничий аппарат и взимали налоги. Крымское ханство с 1478 года стало вассалом Османской империи. На три последовавших столетия Чёрное море стало турецким «внутренним озером».

К XVI веку Османская империя перешла к стратегической обороне, основными компонентами которой было строительство крепостей в устьях рек, создание своего рода буферной зоны — безлюдной территории «Дикого поля», перенос вооружённой борьбы с северными соседями — Польшей и Россией — вглубь польских и российских владений, используя для этого зависимое от неё Крымское ханство. В XVI веке турки с помощью итальянских специалистов строят на Перекопе крепость Ор-Капу. С этого времени у Перекопского вала появляется другое имя — Турецкий. С конца XV века татары в Крыму постепенно переходят от кочевых форм хозяйства к оседлому земледелию. Основным занятием крымских татар (так их стали называть намного позднее) на юге становится садоводство, виноградарство, выращивание табака. В степных районах Крыма было развито животноводство, в первую очередь разведение овец и коней.

С конца XV века Крымское ханство совершало постоянные набеги на Русское государство и Речь Посполитую. Основная цель набегов — захват рабов и их перепродажа на турецких рынках. Общее число рабов, прошедших через крымские рынки, оценивается в три миллиона человек. Как только русское государство избавилось от ига Золотой Орды, перед ним вновь встала задача выхода к Чёрному морю, осуществлённая в эпоху Киевской Руси. Разгромив Казанское и Астраханское ханства, Россия направила вектор экспансии на юг, навстречу турецко-татарской угрозе. Засечные черты, сооружаемые на русских границах, надвигались на Дикое поле. Отвоёванные земли осваивались земледельцами, застраивались городами, что оказывало давление на оборонительные рубежи Османской империи, несмотря на неудачные крымские походы русских войск в XVI и XVII веках. Неуспешность этих военных предприятий заставила осознать место и роль Крыма как ключевой территории, обеспечивающей господство в Северном Причерноморье. Азовские походы Петра I (1695—1696), не решившие черноморской проблемы, ещё раз подчеркнули значение крымского направления. Овладение Крымским полуостровом стало одной из важнейших внешнеполитических задач Российской империи в XVIII столетии.

XVIII век

В ходе Русско-турецкой войны (1735—1739) российская днепровская армия, насчитывавшая 62 тысячи человек и состоявшая под командованием генерал-фельдмаршала Бурхарда Христофора Миниха, 20 мая 1736 года взяла штурмом османские укрепления у Перекопа, а 17 июня заняла Бахчисарай. Однако недостаток продовольствия, а также вспышки эпидемий в армии заставили Миниха отступить в Россию. В июле 1737 года в Крым вторглась армия под предводительством генерал-фельдмаршала Петра Ласси, нанеся армии крымского хана ряд поражений и захватив Карасубазар. Но и она была вскоре вынуждена покинуть Крым из-за недостатка снабжения. Единственным итогом вторжений русских армий стало опустошение полуострова, поскольку разрыв между уже освоенной русскими территорией Дикого поля и занятыми в ходе военных экспедиций землями был слишком велик, чтобы обеспечить их хозяйственное освоение и эффективную оборону и таким образом рассчитывать на включение Крыма в состав русских владений. Такая практическая возможность появилась лишь после того, как на вновь освоенных пространствах был подготовлен необходимый плацдарм. Несмотря на попытки Крымского ханства и Османской империи воспрепятствовать русской колонизации Северного Причерноморья вооружённой силой, она фактически началась ещё до того, как в 1771 году армия генерал-аншефа В. М. Долгорукова овладела Крымом, за что он впоследствии получил от императрицы Екатерины II шпагу с алмазами, алмазы к ордену св. Андрея Первозванного и титул Крымского. Князь Долгоруков вынудил крымского хана Селима бежать в Турцию и возвёл на его место сторонника России, хана Сахиба II Гирея, который подписал договор с Россией о союзе, получив обещание русской военной и финансовой помощи.

Русско-турецкая война 1768—1774 годов положила конец османскому господству над Крымом, и по Кючук-Кайнарджийскому мирному договору 1774 года османы официально отказались от претензий на полуостров. К России отошли крепости Керчь и Еникале, запиравшие выход из Азовского в Чёрное море. Керченский пролив стал российским, что имело большое значение для южной торговли России. Крымское ханство было объявлено независимым от Турции. К Крымскому ханству перешли бывшие османские владения на полуострове (Южный и Юго-Восточный Крым). Историческая задача выхода России в Чёрное море наполовину была решена.

Потребовалось, однако, немало времени, средств и усилий (как военных, так и дипломатических), прежде чем Турция смирилась с выходом Крыма и Северного Причерноморья из-под своего влияния. Турецкий султан, являясь верховным халифом, сохранял в своих руках религиозную власть и право утверждения новых ханов, что оставляло ему возможность реального давления на Крымское ханство. В итоге крымская знать разделилась на две группы — русской и турецкой ориентации, столкновения между которыми доходили до настоящих сражений, а попытки новоутверждённых ханов утвердиться на крымском престоле приводили к вмешательству русских войск на стороне российских ставленников.

Добившись объявления независимости Крыма, Екатерина II не отказалась от мысли о присоединении его к России. Этого требовали жизненные интересы России, ибо Крым имел большое военно-политическое и экономическое значение для русского государства. Без Крыма нельзя было иметь свободного выхода к Чёрному морю. Но султанская Турция, в свою очередь, не думала отказаться от Таврического полуострова. Она прибегала к разным ухищрениям, чтобы восстановить своё влияние и господство в Крыму. Таким образом, несмотря на наличие Кючук-Кайнарджийского мирного договора, борьба между Россией и Турцией из-за Крыма не ослабевала. Последним крымским ханом стал Шахин Гирей, получивший престол в 1777 году благодаря российской поддержке. Обучавшийся в Салониках и Венеции, знавший несколько языков, Шахин Гирей правил, не считаясь с национальными татарскими обычаями, пытался провести в государстве реформы и реорганизовать управление по европейскому образцу, уравнять в правах мусульманское и немусульманское население Крыма, и скоро превратился для своего народа в изменника и вероотступника.

В марте 1778 года командующим русскими войсками Крыма и Кубани был назначен Александр Суворов, который коренным образом укрепил оборону полуострова от турецкого нападения и вынудил турецкий флот покинуть крымские воды.

В 1778 году Суворов по указанию князя Потёмкина, в то время занимавшего пост наместника (генерал-губернатора) Новороссийской, Азовской, Астраханской и Саратовской губерний, содействовал переходу в российское подданство и переселению христианского населения Крыма (армян, греков, волохов, грузин) на новые земли побережья Азовского моря и устья Дона (проект был изначально предложен Екатерине II в марте 1778 года генерал-фельдмаршалом графом Румянцевым). С одной стороны, это было вызвано необходимостью ускоренного заселения плодородных земель Северного Причерноморья (в первую очередь земель ликвидированной Запорожской сечи, опустевших в связи с уходом части запорожских казаков за Дунай и выселением остальных на Кубань). С другой стороны, вывод из Крыма армян и греков имел целью экономическое ослабление Крымского ханства и усиление его зависимости от России. Действия Суворова вызвали ярость Шахин Гирея и местной татарской знати, поскольку с уходом экономически активной части населения казна лишилась значительных источников доходов. В качестве компенсации «за утрату подданных» хану, его братьям, беям и мурзам из русской казны было выплачено 100 тыс. рублей. С мая по сентябрь 1778 года из Крыма в Приазовье и в Новороссию были переселены 31 тыс. человек. Греков, которые населяли главным образом западное и южное побережье Крыма, Суворов расселил на северном берегу Азовского моря, где они основали город Мариуполь и 20 селений. Армян, которые населяли в основном восточные и юго-восточные районы Крыма (Феодосия, Старый Крым, Сурхат и т. д.), расселили в низовьях Дона, возле крепости Дмитрия Ростовского, где они основали город Нахичевань-на-Дону и 5 селений вокруг него (на месте современного Ростова-на-Дону). С исходом христиан ханство оказалось обескровлено и разорено.

10 марта 1779 года Россия и Турция подписали Айналы-Кавакскую конвенцию, по которой Россия должна была вывести свои войска с Крымского полуострова и, как и Турция, не вмешиваться во внутренние дела ханства. Турция признала Шахин Гирея крымским ханом, подтвердила независимость Крыма и право свободного прохода через Боспор и Дарданеллы для русских торговых судов. Российские войска, оставив шеститысячный гарнизон в Керчи и Еникале, в середине июня 1779 года ушли из Крыма и Кубани.

Оттоманская Порта, однако, не смирилась с потерями по Кючук-Кайнарджийскому мирному договору и стремилась вернуть в свою сферу влияния и Крымское ханство, и земли Северного Причерноморья. Осенью 1781 года в Крыму произошло очередное восстание, спровоцированное Турцией. Летом 1782 года Екатерина II поручила князю Потёмкину направить русские войска на помощь свергнутому хану Шахин Гирею, рискуя при этом пойти на открытый конфликт с Турцией. В сентябре с помощью русских войск хан Шахин Гирей вернул себе престол.

Присоединение к Российской империи

Сохраняющаяся, однако, угроза со стороны Турции (для которой Крым являлся возможным плацдармом в случае нападения на Россию) вынуждала строить мощные укреплённые линии на южных рубежах страны и отвлекала силы и средства от хозяйственного освоения пограничных губерний. Потёмкин как наместник этих областей, видя сложность и нестабильность политического положения в Крыму, пришёл к окончательному выводу о необходимости присоединения его к России, что завершило бы территориальное расширение империи на юг до естественных границ и создало единую экономическую область — Северное Причерноморье. В декабре 1782 года, возвратившись из Херсона, Потёмкин обратился к Екатерине II с меморандумом, в котором подробно высказал свою точку зрения.

База для осуществления этого плана, лежавшего в русле так называемого Греческого проекта, предусматривавшего восстановление Византийской империи со столицей в Константинополе и русским ставленником на троне, была подготовлена всей предыдущей работой Потёмкина по заселению Новороссии, устройству крепостей и хозяйственному развитию. Именно ему, таким образом, принадлежала главная и решающая роль в присоединении полуострова к России.

14 декабря 1782 года императрица направила Потёмкину «секретнейший» рескрипт, в котором объявила ему свою волю «на присвоение полуострова». Весной 1783 года было решено, что Потёмкин отправится на юг и будет лично руководить присоединением Крымского ханства к России. 8 (21) апреля императрица подписала манифест «О принятии полуострова Крымского, острова Тамана и всей Кубанской стороны под Российскую державу», над которым она работала совместно с Потёмкиным. Этот документ должен был храниться в тайне, пока присоединение ханства не станет свершившимся фактом. В тот же день Потёмкин отправился на юг, но ещё в пути получил неожиданное известие об отречении Шахин Гирея от ханства. Причиной тому стали открытая ненависть подданных в отношении проводимых им реформ и политики Шахин Гирея, фактическое финансовое банкротство государства, взаимное недоверие и непонимание с русскими властями.

Полагая, что наибольшие трудности могут возникнуть на Кубани, Потёмкин отдал распоряжения Александру Суворову и своему родственнику П. С. Потёмкину выдвинуть войска на правобережную Кубань. Получив приказания князя, Суворов занял войсками укрепления бывшей Кубанской линии и стал готовиться привести ногайцев к присяге в назначенный Потёмкиным день — 28 июня, день восшествия Екатерины II на престол. Одновременно командующий Кавказским корпусом П. С. Потёмкин должен был принимать присягу в верховьях Кубани.

На территорию Крыма также были введены русские войска под командованием генерал-поручика графа Де Бальмена. В июне 1783 года в Карасубазаре князь Потёмкин принял присягу на верность России крымской знати и представителей всех слоёв крымского населения. Крымское ханство перестало существовать, однако его верхушка (свыше 300 родов) влилась в состав российского дворянства и принимала участие в местном самоуправлении вновь созданной Таврической области.

По распоряжению Екатерины II, были предприняты срочные меры по выбору гавани для будущего Черноморского флота на юго-западном побережье. Капитан II ранга И. М. Берсенев на фрегате «Осторожный» рекомендовал использовать бухту у посёлка Ахтиар, недалеко от развалин Херсонеса-Таврического. Екатерина II своим указом от 10 февраля 1784 года повелела основать здесь «военный порт с адмиралтейством, верфью, крепостью и сделать его военным городом». В начале 1784 года был заложен порт-крепость, которому Екатерина II дала имя Севастополь.

На первых порах обустройством российского Крыма ведал князь Потемкин, получивший титул «таврического».

В 1783 году население Крыма насчитывало 60 тыс. человекК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан), занятых преимущественно скотоводством (крымские татары). Вместе с тем под российской юрисдикцией начало расти русское, а также греческое население из числа отставных солдат. Приезжают осваивать новые земли болгары и немцы.

В 1787 году императрица Екатерина совершила своё знаменитое путешествие в Крым. Во время очередной русско-турецкой войны в крымско-татарской среде начались волнения, из-за которых территория их обитания была существенно сокращена. В 1796 году область вошла в состав Новороссийской губернии, а в 1802 году опять выделена в самостоятельную административную единицу. В начале XIX века в Крыму развивается виноградарство (Магарач) и судостроение (Севастополь), прокладываются дороги. При князе Воронцове начинает обустраиваться Ялта, закладывается Воронцовский дворец, а южный берег Крыма превращается в курорт.

Крымская война

В июне 1854 года англо-французская флотилия начала обстреливать российские береговые укрепления в Крыму, а уже в сентябре в Евпатории началась высадка десанта союзников (Великобритания, Франция, Османская империя). Вскоре произошло Сражение на Альме. В октябре началась осада Севастополя, в ходе которой на Малаховом кургане погиб Корнилов. В феврале 1855 года русские неудачно пытались штурмовать Евпаторию. В мае англо-французский флот захватывают Керчь. В июле 1855 года в Севастополе гибнет главный вдохновитель обороны адмирал Нахимов. 11 сентября 1855 года Севастополь пал, однако был возвращен России по окончании войны в обмен на определенные уступки.

Крым в конце XIX — начале XX вв

В 1874 году Симферополь был соединён с Александровском (нынешним Запорожьем) железной дорогой. Курортный статус Крыма повысился после того, как в Ливадии появилась летняя царская резиденция Ливадийский дворец.

По переписи населения 1897 года в Крыму жило 546 700 человек. Из них 35,6 % крымских татар, 33,1 % великороссов, 11,8 % малороссов, 5,8 % немцев, 4,4 % евреев, 3,1 % греков, 1,5 % армян, 1,3 % болгар, 1,2 % поляков, 0,3 % турок.

В ноябре 1905 года произошло Севастопольское восстание во главе с лейтенантом Шмидтом.

Крым в Гражданской войне

Накануне революции в Крыму проживало 800 тыс. человек, в том числе 400 тыс. русских и 200 тыс. татар, а также 68 тыс. евреев и 40 тыс. немцев. После Февральских событий 1917 года крымские татары организовались в партию Милли Фирка, которые попытались захватить власть на полуострове. 16 декабря 1917 года в Севастополе был учрежден большевистский Военно-революционный комитет, который взял власть в свои руки. 4 января 1918 года большевики взяли власть в Феодосии, выбив оттуда крымско-татарские соединения, а 6 января — в Керчи. В ночь с 8 на 9 января Красная гвардия вступила в Ялту. В ночь на 14 января взяли Симферополь. 19 марта 1918 года в Крыму была провозглашена Советская социалистическая республика Тавриды.

22 апреля 1918 года украинские войска под командованием полковника Болбочана заняли Евпаторию и Симферополь, вслед за ними пришли германские войска генерала фон Коша. По соглашению между Киевом и Берлином 27 апреля украинские части покинули Крым, отказавшись от претензий на полуостров. Восстали и крымские татары, заключив союз с новыми захватчиками. К 1 мая 1918 года германские войска оккупировали весь Крымский полуостров. 1 мая — 15 ноября 1918 — Крым де-факто под германской оккупацией, де-юре под управлением автономного Крымского краевого правительства (с 23 июня) Сулеймана Сулькевича. 25 ноября 1918 года в Севастопольский порт вошла союзническая эскадра, и в город вступили французские войска.

• 15 ноября 1918 — 11 апреля 1919 — Второе Крымское краевое правительство (Соломон Крым) под патронатом союзников;
• апрель—июнь 1919 — Крымская Советская Социалистическая Республика в составе РСФСР;
• 1 июля 1919 — 12 ноября 1920 — правительства Юга России при главнокомандующих ВСЮР А. И. Деникине (до 4 апреля 1920) и П. Н. Врангеле (с 4 апреля 1920).

В январе-марте 1920 года 4 тыс. бойцов 3-го армейского корпус ВСЮР генерала Я. А. Слащёва успешно обороняли Крым от атак двух советских армий общей численностью в 40 тыс. бойцов при помощи остроумной тактики своего командира, раз за разом отдавая большевикам Перекоп, громя их уже в Крыму, и затем изгоняя из него обратно в степи. 4 февраля белогвардейский капитан Орлов и 300 бойцов подняли мятеж и захватили Симферополь, арестовав нескольких генералов Добровольческой армии и губернатора Таврической губернии. В конце марта остатки белых армий, сдав Дон и Кубань, эвакуировались в Крым. Ставка Деникина оказалась в Феодосии.

5 апреля Деникин заявил о своей отставке и передаче своего поста генералу Врангелю. В Севастополе был сформирован Совет при главкоме ВСЮР, получивший в августе официальное название «Правительство Юга России». 15 мая состоялся налет врангелевского флота на Мариуполь, в ходе которого был произведен обстрел города и увод некоторых судов в Крым. 6 июня части Слащёва начали быстро продвигаться на север, заняв 10 июня столицу Северной Таврии — Мелитополь. 24 июня врангелевский десант на два дня занял Бердянск, а в июле десантная группа капитана Кочетова высадилась у Очакова. 3 августа белые заняли Александровск, но на следующий день вынуждены были оставить город.

Красная армия 12 ноября 1920 прорвала оборону на Перекопе и ворвалась в Крым. 13 ноября 2-я Конная армия под командованием Ф. К. Миронова заняла Симферополь. Основные врангелевские войска через портовые города покинули полуостров. В захваченном Крыму большевики учинили массовый террор, в результате которого погибло, по разным данным, от 20 до 120 тысяч человек

В конце Гражданской войны в Крыму проживало 720 тыс. человек.

Крым в составе СССР

Автономная Крымская Социалистическая Советская Республика в составе РСФСР была образована 18 октября 1921 года на части территории бывшей Таврической губернии. На основании декрета ВЦИК и СНК об автономии Крымской Советской Социалистической Республики она была образована «в границах Крымского полуострова из существующих округов: Джанкойского, Евпаторийского, Керченского, Севастопольского, Симферопольского, Феодосийского и Ялтинского»; вопрос о северных границах республики подлежал отдельному рассмотрению.

Голод 1921—1922 годов унёс жизни более 75 тыс. крымчан. Общее число погибших на весну 1923 года, возможно, превысило 100 тыс. человек.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан). Последствия голода удалось ликвидировать лишь к середине 1920-х годов.

16 июня 1925 создан пионерский лагерь Артек.

Голодомор в Крыму 1932—1933 г.

В 1932—1933 годах от голодомора погибло 20 % населения Крыма.

Крым в Великой Отечественной войне

18 августа 1941 года по приказу Сталина с полуострова было депортировано 60 тыс. крымских немцев.

В ноябре 1941 года Красная Армия была вынуждена оставить Крым за исключением Севастопольского оборонительного района, отступив на Таманский полуостров. В конце декабря оттуда было предпринято контрнаступление. Несмотря на первоначальный успех, войска Крымского фронта в мае 1942 года были отброшены за Керченский пролив. Некоторые соединения не смогли покинуть Крым и заняли Аджимушкайские каменоломни. Оборона Аджимушкайских каменоломен продолжалась до конца октября 1942, несмотря на отсутствие запасов пищи, воды, медикаментов, оружия и боеприпасов.

Оборона Севастополя продолжалась до начала июля 1942 года.

Оккупационными властями в составе рейхскомиссариата Украина был образован генеральный округ Крым (полуокруг Таврия), однако фактически власть в Крыму принадлежала военной администрации. В соответствии с нацистской политикой, на оккупированной территории уничтожались коммунисты и «расово неполноценные элементы» (евреи, цыгане, крымчаки, причём вместе с крымчаками убивали также караимов). В Крыму против оккупантов действовало партизанское движение. 31 октября 1943 года началась Керченско-Эльтигенская десантная операция с целью освобождения Керченского полуострова. Добиться поставленной задачи не удалось, однако был захвачен плацдарм на участке от Азовского моря до предместья Керчи, который удерживался до начала Крымской операции 1944 года.

11 апреля 1944 года Советская армия начала операцию по освобождению Крыма, были отбиты Джанкой и Керчь. К 13 апреля были освобождены Симферополь и Феодосия. 9 мая — Севастополь. Дольше всего немецкие войска держались на мысе Херсонес, однако их эвакуация была сорвана гибелью конвоя «Патрия».

Война резко обострила межнациональные противоречия в Крыму, и в мае-июне 1944 года с территории полуострова были выселены крымские татары (183 тыс. человек), армяне, греки и болгары. Указ Президиума Верховного Совета СССР № 493 от 5 сентября 1967 года «О гражданах татарской национальности, проживавших в Крыму» признавал, что «после освобождения в 1944 году Крыма от фашистской оккупации факты активного сотрудничества с немецкими захватчиками определённой части проживающих в Крыму татар были необоснованно отнесены ко всему татарскому населению Крыма».

4-11 февраля 1945 состоялась Ялтинская конференция лидеров трёх великих держав антигитлеровской коалиции.

В результате войны, оккупации и депортации население Крыма уменьшилось втрое. В октябре 1944 года в Крыму насчитывалось 379 000 жителей против 1 126 426 в 1939 году. Некоторые районы (горы и Южный берег Крыма, населённые до того в основном крымскими татарами) остались практически без населения.

1945—1953 годы

25 июня 1946 года Верховный Совет РСФСР утвердил преобразование Крымской АССР в Крымскую область и внёс соответствующие изменения в российскую Конституцию.

После войны происходило восстановление экономики Крыма, получило развитие машиностроение. В 1952 году объём промышленного производства в Крыму составил 108 % от уровня 1940 года, был восстановлен довоенный уровень посевных площадей.

Несмотря на активную кампанию по заселению Крыма переселенцами из России и с Украины, хозяйство полуострова смогло оправиться только к 1960-м годам.

В составе УССР: 1954—1991

В 1954 году, «учитывая общность экономики, территориальную близость и тесные хозяйственные и культурные связи между Крымской областью и Украинской ССР», советское руководство передало Крым в состав Украинской ССР.

20 января 1991 года в Крымской области Украинской Советской Социалистической Республики состоялся общекрымский референдум. На всеобщее голосование был вынесен вопрос: «Вы за воссоздание Крымской Автономной Советской Социалистической республики как субъекта Союза ССР и участника Союзного договора?» Референдум поставил под вопрос решения Президиума Верховного Совета СССР от 1954 года (о передаче Крымской области в состав УССР), и от 1945 года (об упразднении КрАССР, и о создании вместо неё Крымской области). В референдуме приняли участие 1 миллион 441 тысяча 19 человек, что составляет 81,37 % от общего числа граждан, внесенных в списки для участия в референдуме. За воссоздание Крымской АССР проголосовало 93,26 % жителей Крыма от общего числа принимавших участие в голосовании.

12 февраля 1991 года на основании результатов общекрымского референдума Верховный Совет УССР принял закон «О восстановлении Крымской Автономной Советской Социалистической Республики», а через 4 месяца внёс соответствующие изменения в конституцию Украинской ССР 1978 года. Тем не менее, вторая часть вопроса, вынесенного на референдум — о повышении статуса Крыма до уровня субъекта СССР и участника Союзного договора — в данном законе не была учтена.

Постсоветский Крым

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)24 августа 1991 года Верховный Совет УССР принял постановление и Акт о Независимости Украины, подтверждённый впоследствии на всеукраинском референдуме 1 декабря 1991 года.

4 сентября 1991 года чрезвычайная сессия Верховного совета Автономной Республики Крым приняла Декларацию о государственном суверенитете республики, где говорится о стремлении создать правовое демократическое государство в составе Украины.

1 декабря 1991 года на Всеукраинском референдуме жители Крыма участвовали в голосовании о независимости Украины. 54 % крымчан высказались за сохранение независимости Украины — государства-учредителя ООН. Однако при этом была нарушена статья 3 Закона СССР «О порядке решения вопросов, связанных с выходом союзной республики из СССР», согласно которой в Крымской АССР должны были провести отдельный (общекрымский) референдум по вопросу её пребывания в составе СССР или в составе выходящей союзной республики — Украинской ССР.

5 мая 1992 года Верховный Совет Автономной Республики Крым принял декларацию «Акт о провозглашении государственной самостоятельности Республики Крым».

В это же время и российский парламент проголосовал за отмену решения о передаче Крыма в состав УССР от 1954 года.

6 мая 1992 года седьмой сессией Верховного Совета Автономной Республики Крым была принята Конституция Республики Крым. Эти документы противоречили тогдашнему законодательству Украины, они были отменены Верховной Радой Украины только 17 марта 1995 года. Впоследствии ставший в июле 1994 года президентом Украины Леонид Кучма подписал ряд указов, которые определяли статус органов власти АРК.

Также 6 мая 1992 года решением Верховного Совета Автономной Республики Крым была введена должность президента Автономной Республики Крым

30 января 1994 года (второй тур выборов) Президентом Республики Крым избран Юрий Мешков.

27 марта 1994 в Крыму прошёл референдум одновременно с выборами в региональный парламент (англ.) и с выборами в украинский парламент.

5 декабря 1994 года Будапештским договором зафиксирован отказ Украины от ядерного оружия. Страны гаранты, в том числе РФ, обязываются, согласно действующему договору, уважать и защищать территориальную целостность Украины, т.е. РФ официально не имела территориальных претензий к Украине.

В марте 1995 года решением Верховной Рады Украины и Президента Украины Конституция Республики Крым от 1992 года отменена, упразднено президентство в Крыму.

21 октября 1998 года на второй сессии Верховной Рады Республики Крым была принята новая Конституция.

23 декабря 1998 года Президент Украины Л. Кучма подписал закон, в первом пункте которого Верховная Рада Украины постановила: «Утвердить Конституцию Автономной Республики Крым», в Крыму усилились пророссийские настроения.

В феврале—марте 2014 года было осуществлено присоединение Крыма к Российской Федерации. Этому событию непосредственно предшествовали многомесячные антипрезидентские и антиправительственные акции на Украине («Евромайдан»). Начиная с декабря 2013 года в Крыму проходили демонстрации противников Евромайдана и в целом немногочисленные протесты сторонников Майдана. Гражданское противостояние обострилось после смены власти на Украине в феврале 2014 года: ряд решений новой власти (голосование Верховной рады об отмене закона об основах государственной языковой политики, подготовка закона о люстрации) способствовал мобилизации значительного количества этнических русских против новых органов власти Украины, что усиливалось информационным освещением происходящих событий и радикальными призывами ряда политических деятелей. Особую позицию занял Меджлис крымскотатарского народа, претендующий на роль представительного органа крымских татар. 21-23 февраля он организовал массовые акции в поддержку новой украинской власти.

В ночь с 22 на 23 февраля по распоряжению президента РФ Владимира Путина была проведена спецоперация по эвакуации президента Украины Виктора Януковича и членов его семьи в безопасное место на территории Крыма. Утром 23 февраля Путин, по собственным словам, поставил перед руководителями задействованных силовых ведомств задачу «начать работу по возвращению Крыма в состав России».

23—24 февраля под давлением пророссийских активистов была осуществлена смена исполнительных органов власти Севастополя. 26 февраля сторонники Меджлиса и новой украинской власти попытались занять здание крымского парламента и заблокировать его работу. Рано утром 27 февраля российский спецназ занял здания органов власти АР Крым, после чего депутаты Верховного Совета АР Крым, собравшиеся в здании парламента, отправили в отставку правительство Анатолия Могилёва и приняли решение о проведении 25 мая общекрымского референдума о расширении автономии полуострова в составе Украины. Новое правительство Крыма возглавил лидер партии «Русское единство» Сергей Аксёнов, заявивший о непризнании нового руководства Украины и обратившийся к руководству России за «содействием в обеспечении мира и спокойствия на территории Автономной Республики Крым».

1 марта Совет Федерации РФ удовлетворил официальное обращение президента Владимира Путина о разрешении на использование российских войск на территории Украины, хотя к этому времени они там уже фактически использовались. Российскими военнослужащими совместно с отрядами добровольцев были блокированы все объекты и воинские части ВС Украины на территории полуострова, командование которых отказалось подчиниться правительству Крыма.

6 марта формулировка вопроса, выносившегося на референдум, была изменена. В обход украинской Конституции, на голосование был вынесен вопрос о присоединении Крыма к России. 11 марта Верховным Советом Автономной Республики Крым и Севастопольским городским советом была принята Декларация о независимости. 16 марта был проведён референдум о статусе Крыма, на основании результатов которого была в одностороннем порядке провозглашена независимая Республика Крым, подписавшая с Россией договор о вхождении в состав РФ. 11 апреля Республика Крым и город федерального значения Севастополь были включены в перечень субъектов РФ в Конституции России.

Украина (см.) и большинство других стран — членов ООН не признали присоединение Крыма к Российской Федерации, продолжив рассматривать полуостров как часть Украины (см. Крымский кризис § В мире).

Население Крыма в XVIII—XXI веках

После присоединения Крыма к России перепись не проводилась, пользовались данными Шагин-Гирея, на территории существовало шесть каймакамств (Бахчисарайское, Акмечетское, Карасубазарское, Козловское, Кефинское и Перекопское). С 2 апреля 1784 года территория делилась на уезды, имелось 1400 населённых сёл и 7 городов — Симферополь, Севастополь, Ялта, Евпатория, Алушта, Феодосия, Керчь.

В 1834 году везде доминировали крымские татары, однако после Крымской войны началось их переселение.

К 1853 году 43 тыс. человек были православные, в Таврической губернии среди «иноверцев» значились римо-католики, лютеране, реформаты, армяно-католики, армяно-григориане, меннониты, евреи-талмудисты, караимы и мусульмане.

В конце XIX века, по сведениям ЭСБЕ, жителей в Крыму было 397 239 человек. За исключением горной области, Крым был заселён слабо. Насчитывалось 11 городов, 1098 селений, 1400 хуторов и сел. В городах 148 897 жителей — около 37 % всего населения. Этнографический состав населения был разнообразен: татары, украинцы, русские, армяне, греки, караимы, крымчаки, немцы, болгары, чехи, эстонцы, евреи, цыгане. Татары составляли преобладающую часть населения (до 89 %) в горной области и около половины в степной. Степные татары — прямые потомки монголов, а горные, судя по их типу — потомки первоначальных жителей южного побережья (греков, итальянцев и др.), принявшие ислам и татарский язык. В этот язык они ввели столько турецких и испорченных греческих слов, что часто он непонятен степным татарам. Русских больше всего в Феодосийском уезде; это или крестьяне, или наделённые землёй солдаты, или разные пришлые люди, жившие у землевладельцев в качестве десятинщиков. Немцы и болгары поселены в Крыму в начале XIX столетия, получив в надел обширные и плодородные земли; позднее зажиточные колонисты стали покупать землю, преимущественно в Перекопском и Евпаторийском уездах. Чехи и эстонцы прибыли в Крым в 1860-х годах и заняли часть земель, оставленных эмигрировавшими татарами. Греки частью остались со времён ханства, частью поселены в 1779 году. Армяне проникли в Крым ещё в VI веке; в XIV веке в Крыму насчитывалось около 150,000 армян, что составляло 35 % населения полуострова, в том числе 2/3 населения Феодосии. Образовавшемуся в результате смешения с половцами-христианами этносу удалось сохранить армяно-кипчакский язык и веру. Евреи и караимы, весьма древние обитатели Крыма, сохранили религию, но утратили язык и приняли татарский костюм и образ жизни. Отатарившиеся евреи, так называемые крымчаки, живут преимущественно в Карасубазаре; караимы жили при ханах в Чуфут-Кале (близ Бахчисарая), теперь сосредоточиваются в Евпатории. Цыгане частью остались со времени ханства (оседлые), частью в недавнее время переселились из Польши (кочевые).

Хронология политической принадлежности Крыма

<timeline> DateFormat = yyyy ImageSize = width:1024 height:auto barincrement:20 PlotArea = left:20 right:20 bottom:20 top:10 Colors =

 id:noir              value:black
 id:canvas            value:rgb(0.97,0.97,0.97)
 id:gris              value:gray(0.50)
 id:gris2             value:gray(0.70)
 id:grilleMajor       value:rgb(0.80,0.80,0.80)
 id:bleuclair         value:rgb(0.56,0.56,0.86)
 id:rouge             value:red
 id:rougeclair        value:rgb(0.86,0.56,0.56)
 id:bleuclair         value:rgb(0.76,0.76,0.96)
 id:grilleMinor       value:rgb(0.86,0.86,0.86)

Period = from:500 till:2200 TimeAxis = orientation:horizontal format:yyyy AlignBars = justify ScaleMinor = unit:year increment:10 start:1000 gridcolor:grilleMinor ScaleMajor = unit:year increment:100 start:500 gridcolor:black BackgroundColors = canvas:canvas bars:canvas BarData=

 bar:epoque
 barset:evennement

PlotData=

 barset:evennement color:rouge shift:(2,0) width:16

#at:2010 #blank line
from:2014 till:2020 text:"Спорная территория" shift:(1,-2) color: gris anchor:from #c.1000-c.1300
from:1954 till:2020 text:"Украина" shift:(1,-2) color: gris anchor:from #c.1000-c.1300
from:1921 till:1946 text:"Р.К." shift:(0,-2) color: gris anchor:from #c.1000-c.1300
from:1921 till:1991 text:"СССР" shift:(1,-2) color: gris anchor:from #c.1000-c.1300
from:1783 till:1917 text:"Рос.Империя" shift:(1,-2) color: gris anchor:from #c.1000-c.1300
from:1441 till:1783 text:"Крымское ханство" shift:(1,-2) color: gris anchor:from #c.1000-c.1300
from:1266 till:1475 text:"Газария" shift:(1,-2) color: gris anchor:from #c.1000-c.1300
from:1237 till:1420 text:"Золотая Орда" shift:(1,-2) color: gris anchor:from #c.1000-c.1300
from:1204 till:1475 text:"Готия" shift:(1,-2) color: gris anchor:from #c.1000-c.1300
from:988 till:1094 text:"Тмутаракань" shift:(1,-2) color: gris anchor:from #c.1000-c.1300
from:960 till:1132 text:"Киевская Русь" shift:(1,-2) color: gris anchor:from #c.1000-c.1300
from:750 till:960 text:"Хазарский каганат" shift:(1,-2) color: gris anchor:from #c.1000-c.1300
from:576 till:704 text:"Тюрк.каганаты" shift:(1,-2) color: gris anchor:from #c.1000-c.1300
from:500 till:1204 text:"Византия" shift:(1,-2) color: gris anchor:from #c.1000-c.1300

</timeline>

Исторические карты Крыма

• Abraham and Jehuda Cresques Catalan Atlas. Eastern Europe view from the south.B.jpg

  1375 год

• A map of the Black Sea by Gratioz Beninkazy, 1474.jpg

  1474 год

• Albino de Canepa. The east of 1489 Portolan Chart. From the Black Sea at the top to the Red Sea at the bottom.A.jpg

  1489 год

• Battista Agnese. Black Sea. HM 25. PORTOLAN ATLAS Italy, ca. 1540.A.jpg

  1540 год

• Fernão Vaz Dourado 1570-1.jpg

  1570 год

• Black Sea and eastern Mediterranean. HM 33. Joan Martines, Portolan Atlas (Italy, ca. 1578).K.jpg

  1578 год

• Abraham Ortelius - Pontvs Evxinus.jpg

  1590 год

• Atlas Cosmographicae (Mercator) 035 cropped.JPG

  1596 год

• AGAD Guilielmo Blaeuw Europa.png

  1640 год

• Banduri and Lisle. Imperii Orientalis et Circumjacentium Regionum.A.jpg

  1715 год

• Adam Jonathan - Des neueroffneten KRIEGS-THEATRI in RUSZLAND und TÜRKEY..jpg

  1737 год

• 1747 Ratelband Map of the Black Sea, Crimea, and Northern Turkey - Geographicus - Crimea-ratelband-1747.jpg

  1747 год

Литература

• Андреев А. Р. История Крыма: Краткое описание прошлого Крымского полуострова / А. Р. Андреев. — М.: Межрегиональный центр отраслевой информатики Госатомнадзора России, 1997. — 96 с. — ISBN 5-89477-001-7.
• Карпов Г. Ф. [runivers.ru/lib/detail.php?ID=144300# Отношения Московского государства к Крыму и Турции в 1508—1517 годах на сайте «Руниверс»]
• [runivers.ru/lib/detail.php?ID=144294 Львов Л. Отношения между Запорожьем и Крымом на сайте «Руниверс»]
• Абраменко Л. М. [www.s-bilokin.name/Terror/Crimea.html Предисловие Белоконь, С. И.] // [www.fedy-diary.ru/?p=5414 Последняя обитель. Крым, 1920-1921 годы]. — 1-е. — Киев: МАУП, 2005. — 480 с. — ISBN 966-608-424-4.

Ссылки

• Крым, история // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Крым // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
• Густерин П. [ricolor.org/europe/krim/kr/25_04_2015/ О назначении первого российского консула в Крыму.]
• [continentalist.ru/2014/03/crimea/ Крым — История и экономика]
• [www.rus-obr.ru/blog/30060 Всемирный референдум по Крыму / Русский обозреватель]
• [www.anapacity.com/otdyh-v-krymu-russia/istoriya-poluostrova-kryma.html Краткий экскурс в историю полуострова]

См. также

• Список переименованных населённых пунктов Крыма

Отрывок, характеризующий История Крыма

Лошадь государя шарахнулась от неожиданного крика. Лошадь эта, носившая государя еще на смотрах в России, здесь, на Аустерлицком поле, несла своего седока, выдерживая его рассеянные удары левой ногой, настораживала уши от звуков выстрелов, точно так же, как она делала это на Марсовом поле, не понимая значения ни этих слышавшихся выстрелов, ни соседства вороного жеребца императора Франца, ни всего того, что говорил, думал, чувствовал в этот день тот, кто ехал на ней.
Государь с улыбкой обратился к одному из своих приближенных, указывая на молодцов апшеронцев, и что то сказал ему.


Кутузов, сопутствуемый своими адъютантами, поехал шагом за карабинерами.
Проехав с полверсты в хвосте колонны, он остановился у одинокого заброшенного дома (вероятно, бывшего трактира) подле разветвления двух дорог. Обе дороги спускались под гору, и по обеим шли войска.
Туман начинал расходиться, и неопределенно, верстах в двух расстояния, виднелись уже неприятельские войска на противоположных возвышенностях. Налево внизу стрельба становилась слышнее. Кутузов остановился, разговаривая с австрийским генералом. Князь Андрей, стоя несколько позади, вглядывался в них и, желая попросить зрительную трубу у адъютанта, обратился к нему.
– Посмотрите, посмотрите, – говорил этот адъютант, глядя не на дальнее войско, а вниз по горе перед собой. – Это французы!
Два генерала и адъютанты стали хвататься за трубу, вырывая ее один у другого. Все лица вдруг изменились, и на всех выразился ужас. Французов предполагали за две версты от нас, а они явились вдруг, неожиданно перед нами.
– Это неприятель?… Нет!… Да, смотрите, он… наверное… Что ж это? – послышались голоса.
Князь Андрей простым глазом увидал внизу направо поднимавшуюся навстречу апшеронцам густую колонну французов, не дальше пятисот шагов от того места, где стоял Кутузов.
«Вот она, наступила решительная минута! Дошло до меня дело», подумал князь Андрей, и ударив лошадь, подъехал к Кутузову. «Надо остановить апшеронцев, – закричал он, – ваше высокопревосходительство!» Но в тот же миг всё застлалось дымом, раздалась близкая стрельба, и наивно испуганный голос в двух шагах от князя Андрея закричал: «ну, братцы, шабаш!» И как будто голос этот был команда. По этому голосу всё бросилось бежать.
Смешанные, всё увеличивающиеся толпы бежали назад к тому месту, где пять минут тому назад войска проходили мимо императоров. Не только трудно было остановить эту толпу, но невозможно было самим не податься назад вместе с толпой.
Болконский только старался не отставать от нее и оглядывался, недоумевая и не в силах понять того, что делалось перед ним. Несвицкий с озлобленным видом, красный и на себя не похожий, кричал Кутузову, что ежели он не уедет сейчас, он будет взят в плен наверное. Кутузов стоял на том же месте и, не отвечая, доставал платок. Из щеки его текла кровь. Князь Андрей протеснился до него.
– Вы ранены? – спросил он, едва удерживая дрожание нижней челюсти.
– Раны не здесь, а вот где! – сказал Кутузов, прижимая платок к раненой щеке и указывая на бегущих. – Остановите их! – крикнул он и в то же время, вероятно убедясь, что невозможно было их остановить, ударил лошадь и поехал вправо.
Вновь нахлынувшая толпа бегущих захватила его с собой и повлекла назад.
Войска бежали такой густой толпой, что, раз попавши в середину толпы, трудно было из нее выбраться. Кто кричал: «Пошел! что замешкался?» Кто тут же, оборачиваясь, стрелял в воздух; кто бил лошадь, на которой ехал сам Кутузов. С величайшим усилием выбравшись из потока толпы влево, Кутузов со свитой, уменьшенной более чем вдвое, поехал на звуки близких орудийных выстрелов. Выбравшись из толпы бегущих, князь Андрей, стараясь не отставать от Кутузова, увидал на спуске горы, в дыму, еще стрелявшую русскую батарею и подбегающих к ней французов. Повыше стояла русская пехота, не двигаясь ни вперед на помощь батарее, ни назад по одному направлению с бегущими. Генерал верхом отделился от этой пехоты и подъехал к Кутузову. Из свиты Кутузова осталось только четыре человека. Все были бледны и молча переглядывались.
– Остановите этих мерзавцев! – задыхаясь, проговорил Кутузов полковому командиру, указывая на бегущих; но в то же мгновение, как будто в наказание за эти слова, как рой птичек, со свистом пролетели пули по полку и свите Кутузова.
Французы атаковали батарею и, увидав Кутузова, выстрелили по нем. С этим залпом полковой командир схватился за ногу; упало несколько солдат, и подпрапорщик, стоявший с знаменем, выпустил его из рук; знамя зашаталось и упало, задержавшись на ружьях соседних солдат.
Солдаты без команды стали стрелять.
– Ооох! – с выражением отчаяния промычал Кутузов и оглянулся. – Болконский, – прошептал он дрожащим от сознания своего старческого бессилия голосом. – Болконский, – прошептал он, указывая на расстроенный батальон и на неприятеля, – что ж это?
Но прежде чем он договорил эти слова, князь Андрей, чувствуя слезы стыда и злобы, подступавшие ему к горлу, уже соскакивал с лошади и бежал к знамени.
– Ребята, вперед! – крикнул он детски пронзительно.
«Вот оно!» думал князь Андрей, схватив древко знамени и с наслаждением слыша свист пуль, очевидно, направленных именно против него. Несколько солдат упало.
– Ура! – закричал князь Андрей, едва удерживая в руках тяжелое знамя, и побежал вперед с несомненной уверенностью, что весь батальон побежит за ним.
Действительно, он пробежал один только несколько шагов. Тронулся один, другой солдат, и весь батальон с криком «ура!» побежал вперед и обогнал его. Унтер офицер батальона, подбежав, взял колебавшееся от тяжести в руках князя Андрея знамя, но тотчас же был убит. Князь Андрей опять схватил знамя и, волоча его за древко, бежал с батальоном. Впереди себя он видел наших артиллеристов, из которых одни дрались, другие бросали пушки и бежали к нему навстречу; он видел и французских пехотных солдат, которые хватали артиллерийских лошадей и поворачивали пушки. Князь Андрей с батальоном уже был в 20 ти шагах от орудий. Он слышал над собою неперестававший свист пуль, и беспрестанно справа и слева от него охали и падали солдаты. Но он не смотрел на них; он вглядывался только в то, что происходило впереди его – на батарее. Он ясно видел уже одну фигуру рыжего артиллериста с сбитым на бок кивером, тянущего с одной стороны банник, тогда как французский солдат тянул банник к себе за другую сторону. Князь Андрей видел уже ясно растерянное и вместе озлобленное выражение лиц этих двух людей, видимо, не понимавших того, что они делали.
«Что они делают? – думал князь Андрей, глядя на них: – зачем не бежит рыжий артиллерист, когда у него нет оружия? Зачем не колет его француз? Не успеет добежать, как француз вспомнит о ружье и заколет его».
Действительно, другой француз, с ружьем на перевес подбежал к борющимся, и участь рыжего артиллериста, всё еще не понимавшего того, что ожидает его, и с торжеством выдернувшего банник, должна была решиться. Но князь Андрей не видал, чем это кончилось. Как бы со всего размаха крепкой палкой кто то из ближайших солдат, как ему показалось, ударил его в голову. Немного это больно было, а главное, неприятно, потому что боль эта развлекала его и мешала ему видеть то, на что он смотрел.
«Что это? я падаю? у меня ноги подкашиваются», подумал он и упал на спину. Он раскрыл глаза, надеясь увидать, чем кончилась борьба французов с артиллеристами, и желая знать, убит или нет рыжий артиллерист, взяты или спасены пушки. Но он ничего не видал. Над ним не было ничего уже, кроме неба – высокого неба, не ясного, но всё таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками. «Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, – подумал князь Андрей, – не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, – совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, я, что узнал его наконец. Да! всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!…»


На правом фланге у Багратиона в 9 ть часов дело еще не начиналось. Не желая согласиться на требование Долгорукова начинать дело и желая отклонить от себя ответственность, князь Багратион предложил Долгорукову послать спросить о том главнокомандующего. Багратион знал, что, по расстоянию почти 10 ти верст, отделявшему один фланг от другого, ежели не убьют того, кого пошлют (что было очень вероятно), и ежели он даже и найдет главнокомандующего, что было весьма трудно, посланный не успеет вернуться раньше вечера.
Багратион оглянул свою свиту своими большими, ничего невыражающими, невыспавшимися глазами, и невольно замиравшее от волнения и надежды детское лицо Ростова первое бросилось ему в глаза. Он послал его.
– А ежели я встречу его величество прежде, чем главнокомандующего, ваше сиятельство? – сказал Ростов, держа руку у козырька.
– Можете передать его величеству, – поспешно перебивая Багратиона, сказал Долгоруков.
Сменившись из цепи, Ростов успел соснуть несколько часов перед утром и чувствовал себя веселым, смелым, решительным, с тою упругостью движений, уверенностью в свое счастие и в том расположении духа, в котором всё кажется легко, весело и возможно.
Все желания его исполнялись в это утро; давалось генеральное сражение, он участвовал в нем; мало того, он был ординарцем при храбрейшем генерале; мало того, он ехал с поручением к Кутузову, а может быть, и к самому государю. Утро было ясное, лошадь под ним была добрая. На душе его было радостно и счастливо. Получив приказание, он пустил лошадь и поскакал вдоль по линии. Сначала он ехал по линии Багратионовых войск, еще не вступавших в дело и стоявших неподвижно; потом он въехал в пространство, занимаемое кавалерией Уварова и здесь заметил уже передвижения и признаки приготовлений к делу; проехав кавалерию Уварова, он уже ясно услыхал звуки пушечной и орудийной стрельбы впереди себя. Стрельба всё усиливалась.
В свежем, утреннем воздухе раздавались уже, не как прежде в неравные промежутки, по два, по три выстрела и потом один или два орудийных выстрела, а по скатам гор, впереди Працена, слышались перекаты ружейной пальбы, перебиваемой такими частыми выстрелами из орудий, что иногда несколько пушечных выстрелов уже не отделялись друг от друга, а сливались в один общий гул.
Видно было, как по скатам дымки ружей как будто бегали, догоняя друг друга, и как дымы орудий клубились, расплывались и сливались одни с другими. Видны были, по блеску штыков между дымом, двигавшиеся массы пехоты и узкие полосы артиллерии с зелеными ящиками.
Ростов на пригорке остановил на минуту лошадь, чтобы рассмотреть то, что делалось; но как он ни напрягал внимание, он ничего не мог ни понять, ни разобрать из того, что делалось: двигались там в дыму какие то люди, двигались и спереди и сзади какие то холсты войск; но зачем? кто? куда? нельзя было понять. Вид этот и звуки эти не только не возбуждали в нем какого нибудь унылого или робкого чувства, но, напротив, придавали ему энергии и решительности.
«Ну, еще, еще наддай!» – обращался он мысленно к этим звукам и опять пускался скакать по линии, всё дальше и дальше проникая в область войск, уже вступивших в дело.
«Уж как это там будет, не знаю, а всё будет хорошо!» думал Ростов.
Проехав какие то австрийские войска, Ростов заметил, что следующая за тем часть линии (это была гвардия) уже вступила в дело.
«Тем лучше! посмотрю вблизи», подумал он.
Он поехал почти по передней линии. Несколько всадников скакали по направлению к нему. Это были наши лейб уланы, которые расстроенными рядами возвращались из атаки. Ростов миновал их, заметил невольно одного из них в крови и поскакал дальше.
«Мне до этого дела нет!» подумал он. Не успел он проехать нескольких сот шагов после этого, как влево от него, наперерез ему, показалась на всем протяжении поля огромная масса кавалеристов на вороных лошадях, в белых блестящих мундирах, которые рысью шли прямо на него. Ростов пустил лошадь во весь скок, для того чтоб уехать с дороги от этих кавалеристов, и он бы уехал от них, ежели бы они шли всё тем же аллюром, но они всё прибавляли хода, так что некоторые лошади уже скакали. Ростову всё слышнее и слышнее становился их топот и бряцание их оружия и виднее становились их лошади, фигуры и даже лица. Это были наши кавалергарды, шедшие в атаку на французскую кавалерию, подвигавшуюся им навстречу.
Кавалергарды скакали, но еще удерживая лошадей. Ростов уже видел их лица и услышал команду: «марш, марш!» произнесенную офицером, выпустившим во весь мах свою кровную лошадь. Ростов, опасаясь быть раздавленным или завлеченным в атаку на французов, скакал вдоль фронта, что было мочи у его лошади, и всё таки не успел миновать их.
Крайний кавалергард, огромный ростом рябой мужчина, злобно нахмурился, увидав перед собой Ростова, с которым он неминуемо должен был столкнуться. Этот кавалергард непременно сбил бы с ног Ростова с его Бедуином (Ростов сам себе казался таким маленьким и слабеньким в сравнении с этими громадными людьми и лошадьми), ежели бы он не догадался взмахнуть нагайкой в глаза кавалергардовой лошади. Вороная, тяжелая, пятивершковая лошадь шарахнулась, приложив уши; но рябой кавалергард всадил ей с размаху в бока огромные шпоры, и лошадь, взмахнув хвостом и вытянув шею, понеслась еще быстрее. Едва кавалергарды миновали Ростова, как он услыхал их крик: «Ура!» и оглянувшись увидал, что передние ряды их смешивались с чужими, вероятно французскими, кавалеристами в красных эполетах. Дальше нельзя было ничего видеть, потому что тотчас же после этого откуда то стали стрелять пушки, и всё застлалось дымом.
В ту минуту как кавалергарды, миновав его, скрылись в дыму, Ростов колебался, скакать ли ему за ними или ехать туда, куда ему нужно было. Это была та блестящая атака кавалергардов, которой удивлялись сами французы. Ростову страшно было слышать потом, что из всей этой массы огромных красавцев людей, из всех этих блестящих, на тысячных лошадях, богачей юношей, офицеров и юнкеров, проскакавших мимо его, после атаки осталось только осьмнадцать человек.
«Что мне завидовать, мое не уйдет, и я сейчас, может быть, увижу государя!» подумал Ростов и поскакал дальше.
Поровнявшись с гвардейской пехотой, он заметил, что чрез нее и около нее летали ядры, не столько потому, что он слышал звук ядер, сколько потому, что на лицах солдат он увидал беспокойство и на лицах офицеров – неестественную, воинственную торжественность.
Проезжая позади одной из линий пехотных гвардейских полков, он услыхал голос, назвавший его по имени.
– Ростов!
– Что? – откликнулся он, не узнавая Бориса.
– Каково? в первую линию попали! Наш полк в атаку ходил! – сказал Борис, улыбаясь той счастливой улыбкой, которая бывает у молодых людей, в первый раз побывавших в огне.
Ростов остановился.
– Вот как! – сказал он. – Ну что?
– Отбили! – оживленно сказал Борис, сделавшийся болтливым. – Ты можешь себе представить?
И Борис стал рассказывать, каким образом гвардия, ставши на место и увидав перед собой войска, приняла их за австрийцев и вдруг по ядрам, пущенным из этих войск, узнала, что она в первой линии, и неожиданно должна была вступить в дело. Ростов, не дослушав Бориса, тронул свою лошадь.
– Ты куда? – спросил Борис.
– К его величеству с поручением.
– Вот он! – сказал Борис, которому послышалось, что Ростову нужно было его высочество, вместо его величества.
И он указал ему на великого князя, который в ста шагах от них, в каске и в кавалергардском колете, с своими поднятыми плечами и нахмуренными бровями, что то кричал австрийскому белому и бледному офицеру.
– Да ведь это великий князь, а мне к главнокомандующему или к государю, – сказал Ростов и тронул было лошадь.
– Граф, граф! – кричал Берг, такой же оживленный, как и Борис, подбегая с другой стороны, – граф, я в правую руку ранен (говорил он, показывая кисть руки, окровавленную, обвязанную носовым платком) и остался во фронте. Граф, держу шпагу в левой руке: в нашей породе фон Бергов, граф, все были рыцари.
Берг еще что то говорил, но Ростов, не дослушав его, уже поехал дальше.
Проехав гвардию и пустой промежуток, Ростов, для того чтобы не попасть опять в первую линию, как он попал под атаку кавалергардов, поехал по линии резервов, далеко объезжая то место, где слышалась самая жаркая стрельба и канонада. Вдруг впереди себя и позади наших войск, в таком месте, где он никак не мог предполагать неприятеля, он услыхал близкую ружейную стрельбу.
«Что это может быть? – подумал Ростов. – Неприятель в тылу наших войск? Не может быть, – подумал Ростов, и ужас страха за себя и за исход всего сражения вдруг нашел на него. – Что бы это ни было, однако, – подумал он, – теперь уже нечего объезжать. Я должен искать главнокомандующего здесь, и ежели всё погибло, то и мое дело погибнуть со всеми вместе».
Дурное предчувствие, нашедшее вдруг на Ростова, подтверждалось всё более и более, чем дальше он въезжал в занятое толпами разнородных войск пространство, находящееся за деревнею Працом.
– Что такое? Что такое? По ком стреляют? Кто стреляет? – спрашивал Ростов, ровняясь с русскими и австрийскими солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.
– А чорт их знает? Всех побил! Пропадай всё! – отвечали ему по русски, по немецки и по чешски толпы бегущих и непонимавших точно так же, как и он, того, что тут делалось.
– Бей немцев! – кричал один.
– А чорт их дери, – изменников.
– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.


Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.


На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.
Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарте, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.
– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!
Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.


В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
– А я то, не знал… Николушка… друг мой!
– Вот он… наш то… Друг мой, Коля… Переменился! Нет свечей! Чаю!
– Да меня то поцелуй!
– Душенька… а меня то.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.
– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
– Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
– Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport'a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.


Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.