Дойчер, Исаак

Исаак Дойчер
Место рождения:	Хшанув, Австро-Венгрия
Место смерти:	Рим, Италия
Род деятельности:	историк, публицист, социолог

Исаа́к До́йчер (англ. Isaac Deutscher, 3 апреля 1907, Хшанув, Австро-Венгрия, ныне в составе Польши — 19 августа 1967, Рим, Италия) — историк и публицист, автор книг по истории и социологии, биограф Льва Троцкого и Иосифа Сталина, специалист по проблемам Советского Союза и ВКП(б).

Биография

Исаак Дойчер родился в религиозной еврейской семье среднего достатка в городе Хшанув близ Кракова в Западной Галиции. В детстве занимался с раввином-хасидом, однако затем стал атеистом (как утверждал сам Дойчер, он проверил истинность веры и разуверился, употребив некошерную пищу на могиле цадика (праведника) в Йом-Кипур).

Первоначально получил известность как подающий надежды молодой поэт; с 16 лет печатал свои стихи в польских литературных изданиях. Стихи Дойчера, написанные на идише и польском, касались польской и еврейской истории, мифологии и мистицизма; таким образом, он пытался проложить мост между двумя культурами. Кроме того, также занимался переводами с идиша, латинского, немецкого и древнееврейского языков на польский.

Изучал историю, философию и литературу в Ягеллонском университете в Кракове. В 18 лет он выехал из Кракова в Варшаву и поступил в Варшавский университет, где изучал философию и политэкономию. В это же время Дойчер становится марксистом. В 1926 году он вступил в запрещённую Польскую коммунистическую партию и выступил в качестве редактора партийной прессы.

В 1931 году посещал Советский Союз, где получил от Московского государственного университета предложение занять должность преподавателя истории социализма и научного коммунизма. Однако Дойчер отказался и вернулся к подпольной работе в Польше.

В 1932 году он решительно выступил против сталинской политики в руководстве Коминтерна. В особенности Дойчер осуждал теорию и практику, рассматривавшую социал-демократию в качестве «социал-фашизма» и первостепенного врага коммунистического движения, справедливо усматривая в приверженности такому курсу одну из важнейших причин, приведших к поражению компартию Германии в борьбе против Гитлера. В своей статье «Угроза варварства в Европе» (1933) он ратовал за формирование единого фронта коммунистов и социал-демократов против нацизма.

Поскольку Дойчер перешёл в ряды троцкистов, он тут же был исключен из компартии Польши (официально за «преувеличение угрозы нацизма»). Сам он писал впоследствии о себе как о «первом коммунисте, изгнанном из польской Компартии за антисталинизм». Хотя Дойчер и стал одним из виднейших польских троцкистов, с 1938 года он дистанцировался от официального троцкизма, не одобряя решения Троцкого основать Четвёртый Интернационал.

В апреле 1939 года, незадолго до оккупации Польши нацистской Германией, Дойчер эмигрировал в Лондон. Его жизнь был спасена, но он уже больше никогда не смог вернуться в Польшу и повидать кого-то из своих родственников. В Лондоне Дойчер, досконально изучив английский язык, писал статьи для газеты еврейской эмиграции из Польши, а также стал корреспондентом влиятельного издания «Экономист» (The Economist). Будучи членом Польской социалистической партии, в эмиграции он некоторое время входил в троцкистскую Революционную рабочую лигу (Revolutionary Workers League).

В 1940 году в Шотландии добровольцем вступил в польскую армию, однако вскоре был интернирован как опасный подрывной элемент. Освободившись в 1942 году, он вернулся в «Экономист» в качестве эксперта по Советскому Союзу и европейской политике, а также стал писать для «Обсервера» (The Observer). После войны он порвал с политическим троцкизмом (оставаясь при этом сторонником Троцкого) и занялся научной деятельностью.

Труды

Предметом особого изучения Дойчера были проблемы СССР и коммунистического движения. Одним из первых он попытался проанализировать явление сталинизма. Дойчер написал объемистую политическую биографию Сталина («Stalin: A Political Biography»), где, в отличие от многих «сталиноведов», выясняет реальные истоки становления, формирования и развития Сталина как революционера, политика и личности. Он исследует генезис сталинизма, показывает его объективные и субъективные причины и высказывает некоторые соображения о путях преодоления сталинизма как извращения марксистско-ленинской теории. Благодаря написанию политической биографии Сталина Дойчер стал считаться передовым специалистом по истории русской революции.

Главным трудом Дойчера стало фундаментальное исследование о Льве Троцком, состоящее из трёх томов — «Вооружённый пророк» (1954), «Разоружённый пророк» (1959) и «Изгнанный пророк» (1963). Трилогия, изданная в Лондоне в 1954—1963 годах, основана на детальном изучении архива Троцкого при Гарвардском университете, в том числе «закрытой секции» архива, к которой Дойчер был допущен с разрешения вдовы Троцкого Н. И. Седовой (1882—1962); при этом далеко не все материалы он мог использовать в своей работе, так как официально эта часть архива была рассекречена лишь в 1980 году. Сокращённый русский перевод части второго и третьего томов, выполненный историком-американистом Н. Н. Яковлевым, вышел в Москве в 1991 году под названием «Троцкий в изгнании». Полный перевод всех трёх томов появился в 2006 году в издательстве «Центрполиграф». По утверждению Дэвида Норта, «героический образ Троцкого, который возник на страницах незаурядной биографической трилогии Исаака Дойчера… оказал значительное влияние на целое поколение радикализированной молодёжи в 1960-е годы».

После написания биографий Сталина и Троцкого Дойчер рассчитывал начать работу над исследованием о Ленине, но не успел этого сделать.

Дойчер также является автором книги «Россия после Сталина» (1953), целого ряда исторических и социологических исследований, множества статей. После войны он активно выступал с позиций марксистского гуманизма (философские эссе «О социалистическом человеке», «On Socialist Man»).

Дойчеру принадлежит знаменитая фраза (приписываемая Черчиллю) из статьи о Сталине в Энциклопедии Британника:

В основе причудливого культа лежали несомненные сталинские достижения. Он был создателем плановой экономики; он получил Россию, пашущую деревянными плугами, и оставил её оснащённой ядерными реакторами; и он был «отцом победы».

— Encyclopaedia Britannica. London, 1965. Vol. 21. P. 303 [vif2ne.ru/nvk/forum/4/archive/1074/1074450.htm][elatus.livejournal.com/7451.html]

Основные работы

• Soviet Trade Unions (1950).
• Russia After Stalin (Россия после Сталина) (1953).
• Russia, What Next? (1953).
• The Prophet Armed. Trotsky: 1879—1921 (Вооруженный пророк. Троцкий: 1879—1921) (1954).
• Heretics and renegades: and other essays (1955).
• Russia in transition, and other essays (1957).
• The Prophet Unarmed. Trotsky: 1921—1929 (Разоруженный пророк. Троцкий: 1921—1929) (1959).
• Great contest: Russia and the West (1960).
• The Prophet Outcast. Trotsky: 1929—1940 (Изгнанный пророк. Троцкий: 1929—1940) (1963).
• Stalin: A Political Biography (Сталин: политическая биография) (1966).
• The Unfinished Revolution: Russia 1917—1967 (лекции Дж. М. Тревельяна) (1967).
• Non-Jewish Jew and other essays (ред. Т. Дойчер) (1968).
• An Open Letter to Władysław Gomułka and the Central Committee of the Polish Workers Party (1968).
• Russia, China, and the West 1953—1966 (ред. Ф. Халлидей) (1970).
• Marxism in our time (отредактировано Тамарой Дойчер) (1971).
• Marxism, Wars, and Revolutions: essays from four decades (ред. Т. Дойчер) (1984).

Работы, изданные на русском языке

• Дойчер И. Троцкий в изгнании. / Пер. с англ. Н. Н. Яковлева. Послесл. и коммент. Н. А. Васецкого. — М.: Политиздат, 1991. — 592 с. — ISBN 5-250-01472-0
• Хобсбаум Э. Эхо «Марсельезы». / Дойчер И. [www.scepsis.ru/library/id_2057.html Незавершённая революция] / Пер. с англ. Агальцева Н. Г. — М.: Интер — Версо; Международные отношения, 1991. — 272 с. — ISBN 5-85217-007-0
• Дойчер И. Троцкий: вооружённый пророк, 1879—1921. / Пер. с англ. Т. М. Шуликовой. — М.: Центрполиграф, 2006. — 527 с. — ISBN 5-9524-2147-4
  • Фрагменты:
  • Дойчер И. [scepsis.ru/library/id_1168.html Троцкий в Октябрьской революции]
  • Дойчер И. [scepsis.ru/library/id_1170.html Драма Брест-Литовска]
• Дойчер И. Троцкий: безоружный пророк, 1921—1929. Пер. с англ. Л. А. Игоревского. — М.: Центрполиграф, 2006. — 495 с. — ISBN 5-9524-2155-5
• Дойчер И. Троцкий: изгнанный пророк, 1929—1940. Пер. с англ. А. С. Цыпленкова. — М.: Центрполиграф, 2006. — 526 с. — ISBN 5-9524-2157-1
• Дойчер И. [openleft.ru/?p=2856 Послание нееврейского еврея]
• Дейчер И. [www.left.ru/2003/20/deutcher96.html 1984: мистицизм жестокости]
• Дейчер И. [www.left.ru/pn/1/deutscher.html Пастернак и календарь революции]

См. также

• Дойчеровская мемориальная премия

Ссылки

• [www.hrono.info/biograf/bio_d/doicher.html На Хроносе]

Отрывок, характеризующий Дойчер, Исаак

– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.