Докельтское население Западной Европы

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Докельтский период в истории Центральной и Западной Европы относится ко времени непосредственно перед появлением соотносимых с кельтами гальштатской и более поздней латенской культур, а также их потомков — кельтских народов, уже известных по историческим источникам. Таким образом, докельтский период охватывает поздний неолит и бронзовый век Европы, тогда как кельтский начинается с железного века, около 9 века до н. э. Под «докельтскими» народами понимаются те, которые обитали до кельтов на территории максимального распространения тех в 1 веке до н. э.

Хотя докельтское население было, скорее всего, не индоевропейским по происхождению, к нему не применим термин М. Гимбутас «старая Европа», поскольку докельтское население обитало близ Атлантики и относилось к мегалитическим культурам, тогда как термин Гимбутас охватывал балканские и центральноевропейские неолитические культуры расписной керамики без мегалитических традиций.





Археология

Как в континентальной Европе, так и на британских островах с докельтским населением связана традиция сооружения мегалитов (археологические культуры атлантического бронзового века: Шассе, Сены-Уазы-Марны, Виндмилл-Хилл и др.). В ряде мест эти культуры сосуществовали с более архаичными, сохраняющими пережитки мезолита (культура Питерборо) или образовывали с ними гибридные культуры. Возникновение традиции колоколовидных кубков, когда строительство мегалитов постепенно прекращается, а старые перестраиваются, возможно, связано с приходом в атлантический регион первых индоевропейцев, которые, однако, не обязательно были предками кельтов.

Прото-кельты могли входить в состав ряда раннеиндоевропейских культур Европы: унетицкой, курганных погребений, полей погребальных урн, центр которых находился на территории современных юго-восточной Германии, Австрии и Чехии.

Исторические источники

Ко времени первого упоминания кельтов в письменных источниках, около 600 г. до н. э., они уже были широко распространены в Иберии, Галлии и Центральной Европе. К этому времени кельты уже заселили большую территорию и были раздроблены на несколько десятков племён. Археологические культуры, однозначно отождествляемые с кельтами — латенская и гальштатская — в свою очередь, дробятся на большое количество субкультур. В ряде случаев могла иметь место гибридизация кельтов с докельтским населением — так, Страбон отмечал, что лигуры в римскую эпоху по своим обычаям не отличались от кельтов, хотя и имели иное происхождение[1].

В Ирландии «Книга вторжений» приводит псевдоисторическую хронику, где упоминается ряд народов, вторгавшихся в Британию.

В летописях позднеримского периода и раннего Средневековья упоминаются народы, населявшие Британию до бриттов и гойделов: каледонцы, круитны, пикты (делившиеся на ряд племён-королевств: дикалидоны, вертурионы и др.), сенхинолы, однако в исторический период они практически полностью кельтизировались. Ряд народов с неясным происхождением — например, аттакотты — тем не менее, легче отождествить с кельтским населением, чем с докельтским.

Языки

Сторонники гипотезы палеолитической непрерывности предполагают, что индоевропейские языки и их предки существовали в Европе непрерывно со времён палеолита. Данная гипотеза, однако, в настоящее время пользуется поддержкой лишь небольшого числа специалистов. Предположение Грэя и Аткинсона (Gray and Atkinson) о том, что протокельтский язык отпочковался от индоевропейского древа около 6000 лет назад, пользуется поддержкой в основном среди сторонников анатолийской гипотезы о происхождении индоевропейцев. При этом, сама датировка основана на предположении, что языки, в том числе — индоевропейские, изменяются за равные промежутки времени одинаково, что обычно опровергается благодаря массе примеров обратного. В то же время, сторонники курганной гипотезы предлагают более позднюю датировку.

В историческую эпоху на окраинах области распространения кельтов существовали палеоиспанские языки (в Иберии) и тирренские языки (в Италии), однако реконструируемая согласно различным гипотезам область их доисторического распространения затрагивает лишь небольшую часть территории кельтов в эпоху расцвета их культуры. Языки атлантических культур сохранились либо в виде глосс и отдельных формантов (лигурский язык), либо в виде очень кратких, не подлежащих интерпретации памятников (пиктский язык). Ряд кельтологов включает эти языки в состав кельтских. Противоположная точка зрения основана на гипотезе о существовании в Европе в эпоху поздней бронзы большего языкового разнообразия в индоевропейской среде, в частности указывается на языки адриатических венетов, возможно родственных венетам Бретани и венедам междуречья Одера и Вислы, лузитан в Испании, иллирийцев. Однако это не исключает последующей полной или частичной кельтизации перечисленных народов.

Антропология

Неолит

Археологические исследования неолитических обитателей Британии показывают, что средний рост мужчины составлял около 170 см (чуть выше на Оркнейских островах, ниже в Эйвбери). Конституция тела была грацильной (в Уэльсе, где сохранялись потомки мезолитического населения — несколько более массивной), черепа — долихоцефальными. Археологи отмечают, что некоторые черепа взрослых неолитических жителей выглядели «детскими»[2].

Бронзовый век

Предположительно индоевропейские пришельцы бронзового века были брахицефалами, с более массивной конституцией тела и в среднем более высокого роста[2].

Железный век

О пиктах древние источники пишут, что те были низкорослыми по сравнению с кельтами. На одном из камней с огамической надписью сохранилось изображение пикта с ярко выраженными средиземноморскими чертами лица.

Генетика

Изучение ДНК современного европейского населения говорит о том, что лишь гаплогруппа I (около 25 % населения Европы) может быть связана с населением Европы эпохи палеолита и мезолита.

Некоторые редкие гаплогруппы Европы связаны с вторженцами из Восточного Средиземноморья эпохи позднего мезолита и раннего неолита. Это:

В современной Европе доминируют две гаплогруппы, свойственные прежде всего индоевропейским народам: R1b преимущественно в Западной Европе, R1a в Восточной Европе (а также в Индии и Афганистане); предполагается, что обе гаплогруппы прибыли в Европу в ходе миграции индоевропейцев в медном веке.

См. также

Родственные гипотезы

Островной докельтский субстрат

Континентальный докельтский субстрат

Исследователи

Напишите отзыв о статье "Докельтское население Западной Европы"

Примечания

  1. (Страбон, География, книга IV, часть VI, абз. 3 и далее)
  2. 1 2 Castleden, Rodney. The Stonehenge People. 1990. Page 193 and forth.
  3. [www.plosbiology.org/article/info:doi/10.1371/journal.pbio.1000536 Haak, Wolfgang et al. Ancient DNA from European Early Neolithic Farmers Reveals Their Near Eastern Affinities]
  4. [www.nuigalway.ie/archaeology/Staff/Staff_John_Waddell/index_waddell.html Professor Waddell Staff page]

Литература

  • Gordon Childe, V. Scotland before the Scots. 1948.
  • Schrijver, P., Non-Indo-European Surviving in Ireland in the First Millennium AD, Varia V, Eriu, 2000.
  • Schrijver, P., More on Non-Indo-European Surviving in Ireland in the First Millennium AD, Varia I, Eriu, 2005.
  • Thompson, T., Ireland’s Pre-Celtic Archaeological and Anthropological Heritage. (2006) Edwin Mellen Press.
  • Waddell, J., The Celticization of the West: an Irish Perspective, in C. Chevillot and A. Coffyn (eds), L' Age du Bronze Atlantique. Actes du 1er Colloque de Beynac, Beynac (1991), 349—366.
  • Waddell, J.,The Question of the Celticization of Ireland, Emania No. 9 (1991), 5-16.
  • Waddell, J., 'Celts, Celticisation and the Irish Bronze Age', in J. Waddell and E. Shee Twohig (eds.), Ireland in the Bronze Age. Proceedings of the Dublin Conference, April 1995, 158—169.

Отрывок, характеризующий Докельтское население Западной Европы

Унтер офицер, нахмурившись и проворчав какое то ругательство, надвинулся грудью лошади на Балашева, взялся за саблю и грубо крикнул на русского генерала, спрашивая его: глух ли он, что не слышит того, что ему говорят. Балашев назвал себя. Унтер офицер послал солдата к офицеру.
Не обращая на Балашева внимания, унтер офицер стал говорить с товарищами о своем полковом деле и не глядел на русского генерала.
Необычайно странно было Балашеву, после близости к высшей власти и могуществу, после разговора три часа тому назад с государем и вообще привыкшему по своей службе к почестям, видеть тут, на русской земле, это враждебное и главное – непочтительное отношение к себе грубой силы.
Солнце только начинало подниматься из за туч; в воздухе было свежо и росисто. По дороге из деревни выгоняли стадо. В полях один за одним, как пузырьки в воде, вспырскивали с чувыканьем жаворонки.
Балашев оглядывался вокруг себя, ожидая приезда офицера из деревни. Русские казаки, и трубач, и французские гусары молча изредка глядели друг на друга.
Французский гусарский полковник, видимо, только что с постели, выехал из деревни на красивой сытой серой лошади, сопутствуемый двумя гусарами. На офицере, на солдатах и на их лошадях был вид довольства и щегольства.
Это было то первое время кампании, когда войска еще находились в исправности, почти равной смотровой, мирной деятельности, только с оттенком нарядной воинственности в одежде и с нравственным оттенком того веселья и предприимчивости, которые всегда сопутствуют началам кампаний.
Французский полковник с трудом удерживал зевоту, но был учтив и, видимо, понимал все значение Балашева. Он провел его мимо своих солдат за цепь и сообщил, что желание его быть представленну императору будет, вероятно, тотчас же исполнено, так как императорская квартира, сколько он знает, находится недалеко.
Они проехали деревню Рыконты, мимо французских гусарских коновязей, часовых и солдат, отдававших честь своему полковнику и с любопытством осматривавших русский мундир, и выехали на другую сторону села. По словам полковника, в двух километрах был начальник дивизии, который примет Балашева и проводит его по назначению.
Солнце уже поднялось и весело блестело на яркой зелени.
Только что они выехали за корчму на гору, как навстречу им из под горы показалась кучка всадников, впереди которой на вороной лошади с блестящею на солнце сбруей ехал высокий ростом человек в шляпе с перьями и черными, завитыми по плечи волосами, в красной мантии и с длинными ногами, выпяченными вперед, как ездят французы. Человек этот поехал галопом навстречу Балашеву, блестя и развеваясь на ярком июньском солнце своими перьями, каменьями и золотыми галунами.
Балашев уже был на расстоянии двух лошадей от скачущего ему навстречу с торжественно театральным лицом всадника в браслетах, перьях, ожерельях и золоте, когда Юльнер, французский полковник, почтительно прошептал: «Le roi de Naples». [Король Неаполитанский.] Действительно, это был Мюрат, называемый теперь неаполитанским королем. Хотя и было совершенно непонятно, почему он был неаполитанский король, но его называли так, и он сам был убежден в этом и потому имел более торжественный и важный вид, чем прежде. Он так был уверен в том, что он действительно неаполитанский король, что, когда накануне отъезда из Неаполя, во время его прогулки с женою по улицам Неаполя, несколько итальянцев прокричали ему: «Viva il re!», [Да здравствует король! (итал.) ] он с грустной улыбкой повернулся к супруге и сказал: «Les malheureux, ils ne savent pas que je les quitte demain! [Несчастные, они не знают, что я их завтра покидаю!]
Но несмотря на то, что он твердо верил в то, что он был неаполитанский король, и что он сожалел о горести своих покидаемых им подданных, в последнее время, после того как ему ведено было опять поступить на службу, и особенно после свидания с Наполеоном в Данциге, когда августейший шурин сказал ему: «Je vous ai fait Roi pour regner a maniere, mais pas a la votre», [Я вас сделал королем для того, чтобы царствовать не по своему, а по моему.] – он весело принялся за знакомое ему дело и, как разъевшийся, но не зажиревший, годный на службу конь, почуяв себя в упряжке, заиграл в оглоблях и, разрядившись как можно пестрее и дороже, веселый и довольный, скакал, сам не зная куда и зачем, по дорогам Польши.
Увидав русского генерала, он по королевски, торжественно, откинул назад голову с завитыми по плечи волосами и вопросительно поглядел на французского полковника. Полковник почтительно передал его величеству значение Балашева, фамилию которого он не мог выговорить.
– De Bal macheve! – сказал король (своей решительностью превозмогая трудность, представлявшуюся полковнику), – charme de faire votre connaissance, general, [очень приятно познакомиться с вами, генерал] – прибавил он с королевски милостивым жестом. Как только король начал говорить громко и быстро, все королевское достоинство мгновенно оставило его, и он, сам не замечая, перешел в свойственный ему тон добродушной фамильярности. Он положил свою руку на холку лошади Балашева.
– Eh, bien, general, tout est a la guerre, a ce qu'il parait, [Ну что ж, генерал, дело, кажется, идет к войне,] – сказал он, как будто сожалея об обстоятельстве, о котором он не мог судить.
– Sire, – отвечал Балашев. – l'Empereur mon maitre ne desire point la guerre, et comme Votre Majeste le voit, – говорил Балашев, во всех падежах употребляя Votre Majeste, [Государь император русский не желает ее, как ваше величество изволите видеть… ваше величество.] с неизбежной аффектацией учащения титула, обращаясь к лицу, для которого титул этот еще новость.
Лицо Мюрата сияло глупым довольством в то время, как он слушал monsieur de Balachoff. Но royaute oblige: [королевское звание имеет свои обязанности:] он чувствовал необходимость переговорить с посланником Александра о государственных делах, как король и союзник. Он слез с лошади и, взяв под руку Балашева и отойдя на несколько шагов от почтительно дожидавшейся свиты, стал ходить с ним взад и вперед, стараясь говорить значительно. Он упомянул о том, что император Наполеон оскорблен требованиями вывода войск из Пруссии, в особенности теперь, когда это требование сделалось всем известно и когда этим оскорблено достоинство Франции. Балашев сказал, что в требовании этом нет ничего оскорбительного, потому что… Мюрат перебил его:
– Так вы считаете зачинщиком не императора Александра? – сказал он неожиданно с добродушно глупой улыбкой.
Балашев сказал, почему он действительно полагал, что начинателем войны был Наполеон.
– Eh, mon cher general, – опять перебил его Мюрат, – je desire de tout mon c?ur que les Empereurs s'arrangent entre eux, et que la guerre commencee malgre moi se termine le plutot possible, [Ах, любезный генерал, я желаю от всей души, чтобы императоры покончили дело между собою и чтобы война, начатая против моей воли, окончилась как можно скорее.] – сказал он тоном разговора слуг, которые желают остаться добрыми приятелями, несмотря на ссору между господами. И он перешел к расспросам о великом князе, о его здоровье и о воспоминаниях весело и забавно проведенного с ним времени в Неаполе. Потом, как будто вдруг вспомнив о своем королевском достоинстве, Мюрат торжественно выпрямился, стал в ту же позу, в которой он стоял на коронации, и, помахивая правой рукой, сказал: – Je ne vous retiens plus, general; je souhaite le succes de vorte mission, [Я вас не задерживаю более, генерал; желаю успеха вашему посольству,] – и, развеваясь красной шитой мантией и перьями и блестя драгоценностями, он пошел к свите, почтительно ожидавшей его.
Балашев поехал дальше, по словам Мюрата предполагая весьма скоро быть представленным самому Наполеону. Но вместо скорой встречи с Наполеоном, часовые пехотного корпуса Даву опять так же задержали его у следующего селения, как и в передовой цепи, и вызванный адъютант командира корпуса проводил его в деревню к маршалу Даву.


Даву был Аракчеев императора Наполеона – Аракчеев не трус, но столь же исправный, жестокий и не умеющий выражать свою преданность иначе как жестокостью.
В механизме государственного организма нужны эти люди, как нужны волки в организме природы, и они всегда есть, всегда являются и держатся, как ни несообразно кажется их присутствие и близость к главе правительства. Только этой необходимостью можно объяснить то, как мог жестокий, лично выдиравший усы гренадерам и не могший по слабости нерв переносить опасность, необразованный, непридворный Аракчеев держаться в такой силе при рыцарски благородном и нежном характере Александра.
Балашев застал маршала Даву в сарае крестьянскои избы, сидящего на бочонке и занятого письменными работами (он поверял счеты). Адъютант стоял подле него. Возможно было найти лучшее помещение, но маршал Даву был один из тех людей, которые нарочно ставят себя в самые мрачные условия жизни, для того чтобы иметь право быть мрачными. Они для того же всегда поспешно и упорно заняты. «Где тут думать о счастливой стороне человеческой жизни, когда, вы видите, я на бочке сижу в грязном сарае и работаю», – говорило выражение его лица. Главное удовольствие и потребность этих людей состоит в том, чтобы, встретив оживление жизни, бросить этому оживлению в глаза спою мрачную, упорную деятельность. Это удовольствие доставил себе Даву, когда к нему ввели Балашева. Он еще более углубился в свою работу, когда вошел русский генерал, и, взглянув через очки на оживленное, под впечатлением прекрасного утра и беседы с Мюратом, лицо Балашева, не встал, не пошевелился даже, а еще больше нахмурился и злобно усмехнулся.