Доклассический арабский язык

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Доклассический арабский язык
Статус:

мёртвый язык

Вымер:

VIII век

Классификация
Категория:

Языки Евразии

Афразийская макросемья

Семитская семья
Западносемитская ветвь
Центральносемитская группа
Аравийская подгруппа
Письменность:

Южноаравийское письмо

См. также: Проект:Лингвистика

Доклассический арабский (протоарабский, древнеарабский) язык (англ. Pre-Classical Arabic, Proto-Arabic, Old Arabic) — ныне мёртвый язык, бывший в употреблении в V—VIII веках нашей эры.

«Доклассическим» называется период развития арабского языка, предшествовавший классическому и современному литературному арабскому языку[1].

Иногда древние северноаравийские языки ошибочно называют «доклассическим» арабским языком. Древнеарабский язык, по-видимому, сосуществовал с северноаравийскими языками, но, в отличие от них, оставался чисто разговорным языком[2]. Есть и те, кто называет «протоарабским» языком северноаравийские языки и разделяет между ними и доклассическим арабским языком[3]. Стоит отметить, что эпиграфические арабские языки Сабатино Москати называл «доклассическими», Георгий Ахвледиани — «протоарабским», Иоганн Фюк, Хаим Рабин, Ибрахим ас-Самарраи и Карл Броккельман — «древнеарабским»[4].

А. Крымский определял период существования староарабского языка V—VIII веками (до 750 года), после наступил классический халифатский период (VIII—XI века), послеклассический период (XI—XV века), а затем период упадка (XVI—XVIII века)[5]. Самые ранние надписи на древнеарабском языке с использованием арабского письма (на самом деле: поздний вариант набатейского письма) датируются VI веком нашей эры. Более ранние надписи на древнеарабском встречаются очень редко и написаны с использованием «заимствованных» письменностей (южноаравийской, набатейской, деданской, греческой)[2].

Поздние доклассические диалекты, как городские, так и бедуинские, в определённой степени описаны ранними арабскими филологами. Новоарабский или среднеарабский язык, который в VIII веке стал городским языком Арабского халифата, возник из доклассических арабских диалектов, которые продолжали развиваться вплоть до современных арабских диалектов, демонстрируя огромные изменения[6].

Напишите отзыв о статье "Доклассический арабский язык"



Примечания

  1. И. М. Дьяконов, Г. Ш. Шарбатов. [books.google.kz/books?hl=ru&id=xNliAAAAMAAJ Афразийские языки. Семитские языки]. — Наука, 1991. — С. 251. — ISBN 9785020164253.
  2. 1 2 Roger D. Woodard. [books.google.kz/books?id=vTrT-bZyuPcC The Ancient Languages of Syria-Palestine and Arabia]. — Cambridge University Press, 2008. — P. 179—180. — ISBN 9781139469340.
  3. Edward Lipiński, 2001, p. 77.
  4. А. Г. Белова. [books.google.kz/books?id=5KFjAAAAMAAJ Очерки по истории арабского языка]. — Восточная литература, 1999. — С. 9. — 167 с.
  5. А. Ю. Кримський. [books.google.kz/books?id=Knw-AQAAIAAJ Твори в п'яти томах]. — К.: Наукова думка, 1974. — Т. 4. — С. 12, 15.
  6. Keith Allan. [books.google.kz/books?id=OE5oAgAAQBAJ The Oxford Handbook of the History of Linguistics]. — Оксфорд: Издательство Оксфордского университета , 2013. — P. 263. — 952 p. — (Oxford Handbooks in Linguistics). — ISBN 9780191643439.

Литература

  • Edward Lipiński. [books.google.kz/books?id=IiXVqyEkPKcC Semitic Languages. Outline of a Comparative Grammar]. — Peeters Publishers, 2001. — 780 p. — ISBN 9789042908154.
  • Семитские языки вообще и арабский язык доклассический. — М., 1902.

Отрывок, характеризующий Доклассический арабский язык

– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.