Доклендс

Доклэндс (англ. London Docklands) — полуофициальное название территории к востоку и юго-востоку от центра Лондона, протянувшейся по обоим берегам Темзы восточнее Тауэра. В настоящее время зона старых доков разделена между административными округами Тауэр-Хэмлетс и Ньюхэм на левом берегу Темзы (см. Ист-Энд) и округами Саутварк и Гринвич на правом берегу. Доки были раньше частью Лондонского порта, бывшим раньше одним из самых больших портов мира. Правительство Маргарет Тэтчер развернуло программу модернизации Доклендса, и сейчас они превращены в основном в жилые и коммерческие здания. Название «Доклендс» впервые было употреблено в правительственном докладе о планах развития в 1971 году, но с тех пор уже стало абсолютно всеми используемым. Это также вызвало конфликт между старыми и новыми коммунами Доклендс.

Основание

В римские времена и средневековье корабли пришвартовывались в основном к берегам на территории нынешнего Сити или Саутворка. Однако при таком размещении корабли становились легкой добычей воров, а также серьёзно вставала проблема нехватки мест у берега. Первые доки (которые затем превратились в Коммерческие Доки Сюррея), построенные в 1696 году, были призваны решить эти проблемы путём предоставления просторной защищенной и охраняемой стоянки для судов с местом для примерно 120 судов. Эти доки имели огромный коммерчески успехи со временем дважды увеличивались, в Георгианскую и Викторианскую эпохи.

Первым доком в Георгианскую эпоху стал док Вест-Индия (открыт в 1802 году), затем док Лондон (1805), док Ист-Индия (открыт также в 1805 году), Доки Сюррея (1807), Санта-Катарина (1828) и Вест-Индия Саут (1829). В Викторианскую эпоху доки строились восточнее и были построены доки Роял Виктория (1855), Миллуолл 1868) и Роял Альберт. Док Король Георг V был добавлен позднее, уже в 1921 году.

В течение Второй мировой войны доки активно бомбили и всего на них было сброшено более 2500 бомб.

Развитие

Существовало три основных типа доков. «Мокрые доки» — доки, где корабли вставали на якорь и разгружались и загружались. «Сухие доки» были гораздо меньше и вмещали лишь по одному кораблю для его ремонта. Новые корабли строились на верфях вдоль берега реки. Кроме того, вдоль реки стояло огромное количество складов, в реку выдавалось множество пирсов и пристаней. Обычно каждый док имел специализацию на определенном товаре. Например, Доки Сюррея специализировался на бревнах, Миллуолл принимал пшеницу, Санта-Катарина специализировалась на шерсти, сахаре и каучуке.

Докам требовалась целая армия рабочих, особенно рабочих на лихтеры, чтобы доставлять грузы с корабля на склад, и рабочих на пристани, которые работали с грузом на берегу. Некоторые рабочие должны были быть очень умелыми, как например рабочие на лихтерах, имевшие свою гильдию, и рабочие, занимавшиеся разгрузкой бревен, которые были известны своей ловкостью. Однако в основном рабочие были необразованными и трудились в качестве обычной тягловой силы. Рабочие обычно собирались в пабах по утрам, где их отбирали практически случайным образом бригадиры. Для этих рабочих это была практически лотерея, получат ли они сегодня работу, как следствие зарплату и еду, в каждый конкретный день. Такой способ найма практиковался вплоть до 1965 года, хотя и был немного систематизирован в 1947 году.

Основная территория доков изначально была низко расположенным болотом, непригодным для сельского хозяйства и почти не заселенным. С основанием доков рабочие сформировали несколько дружных общин со своим сленгом и культурой. Слабые коммуникации означали оторванность района от других частей Лондона, из-за чего он развивался практически в изоляции. Например на острове Собак было две дороги в город. Изоляционистские настроения были настолько сильными, что в 1920 году жители острова заблокировали дороги и объявили независимость.

XX век

Доки изначально строились и управлялись несколькими конкурирующими компаниями. С 1909 года они перешли под управление Лондонского порта, который объединил компании, чтобы доки работали более эффективно. После этого также был построен последний док (Король Георг V).

Немецкие бомбардировки во время Второй мировой войны нанесли серьёзный ущерб докам, так, например, 380,000 тонн бревен было уничтожено в доках Сюррея за одну ночь. Тем не менее в ходе послевоенного восстановления доки испытали новый расцвет в 1950-х. Конец пришел неожиданно где-то между 1960 и 1970, когда корабелы стали активно переходить на контейнерный способ перевозки грузов. Лондонские доки были неспособны принять гораздо большие чем раньше корабли, требовавшиеся для перевозки контейнеров и портовая индустрия переместилась в более глубоководные порты в Тилбери и Феликстоу. С 1960 по 1980 все лондонские доки были закрыты., оставив после себя около 21 км² покинутой земли в восточном Лондоне. Безработица была очень высока, а нищета и другие социальные проблемы встали очень остро.

Новое развитие

Попытки начать новое развитие доков появились почти сразу после их закрытия, хотя потребовалось десятилетие, чтобы большинство планов вышло за рамки бумажных проектов и ещё десятилетие, чтобы наконец закончить перестройку района. Ситуация также была сильно запутана большим количеством владельцев земли в доках: Лондонский порт, Совет Большого Лондона, British Gas, 5 советов Боро, British Rail и Central Electricity Generating Board.

Для решения этой проблемы в 1981 году была сформирована Корпорация Развития Доклендс. Это был статутная компания, финансировавшаяся центральным правительством с широкими правами по покупке и продаже земель в Доклендс. Также Корпорация служила основой для планирования развития региона.

Другим важным нововведением стало создание в 1982 году Особой экономической зоны, где бизнес освобождался от налога на имущество и имел другие привилегии, включая упрощенное планирование и допущения по капиталу. Это сделало инвестирование в Доклендс чрезвычайно выгодным и стало толчком для имущественного бума в районе.

Корпорация по Развитию однако имела обратный эффект — она была обвинена в предоставлении преференций элитному строительству, а не доступному жилью, что сделало её непопулярной среди местного общества, ощущавшего отсутствие внимания к своим нуждам. Тем не менее Корпорация была ключевой в фантастическом преображении района, хотя до сих пор ведутся споры, насколько она управляла происходящим. Корпорация была расформирована в 1998 году, когда контроль за территорией Доклендс перешел обратно к местному самоуправлению.

Большая программа в 1980-х — 1990-х превратила огромную территорию Доклендс в смесь жилых домов, коммерческих зданий и легкой индустрии. Главным символом этих огромных усилий стал проект Кэнэри-Уорф, в ходе которого были построены самые высокие здания Британии и был создан второй финансовый центр в Лондоне. Однако в этом нет заслуги Корпорации Развития Доклендс, поскольку идея была взята на основе части нынешнего Кэнери Уорф, которая к тому моменту уже стала развиваться сама в этом направлении.

Кэнэри-Уорф также испытывал серьёзные проблемы, включая серьёзный спад стоимости недвижимости в начале 1990-х, что задержало развитие района на несколько лет. Девелоперы оказались с грузом собственности, которую они не могли ни сдать, ни продать.

Исторически Доклендс имел слабые транспортные связи. Эта проблема была решена в 1987 году строительством Доклендского легкого метро, которое связало Доклендс с центром города. Это обошлось очень недорого, составив всего £77 миллионов на первой фазе, поскольку для него использовалась старая железнодорожная инфраструктура и покинутые земли почти на всем протяжении. Правда изначально Корпорация запрашивала строительство полноценной подземки, однако правительство отказалось финансировать этот проект. Несмотря на то, что DLR внешне во многом напоминает метро, оно существует автономно, и с Лондонским метрополитеном физически не связано.

Также был построен тоннель, связавший остров Собак с основными трассами, стоимостью более £150 миллионов за километр дороги — что сделало её одной из самых дорогих дорог, из когда-либо строившихся.

Также был построен аэропорт Лондон-Сити (IATA LCY), открытый в октябре 1987 года.

Сегодня

За последние 30 лет население Доклендс увеличилось вдвое, а район стал большим торговым центром и отличным местом для жизни. Транспортные связи сильно расширились, остров Собак теперь входит в сеть подземки благодаря расширению линии Джубили (открыта в 1999 году), а также благодаря расширению DLR до Бектона, Люишема, аэропорта Лондон-Сити и Стрэтфорда. Кэнэри-Уорф стал одним из основных мест в Европе для небоскребов и прямым конкурентом для финансового центра в Сити.

Большинство старых верфей и складов были снесены, однако некоторые были отремонтированы и превращены в жилые дома. Большинство доков сохранилось и сейчас используется в основном для водных видов спорта, за исключением Коммерческих Доков Сюррея, которые сейчас почти засыпаны. Хотя большие корабли по прежнему могут заходить в доки, и иногда так и делают, однако весь коммерческий трафик передвинулся вниз по реке.

Оживление Доклендс сильно повлияло и на окружающие территории. Гринвич и Дептфорд также активно развиваются, во многом благодаря улучшению транспортной ситуации, что сделало их более привлекательными.

Резкое развитие Доклендс имело и отрицательные последствия. Большой бум недвижимости и большой рост в её стоимости привело к противостоянию между новыми жителями и теми, кто живёт здесь давно, которые жалуются на то, что их отсюда выдавливают. Это также привело к одному из самых ярких контрастов Британии: элитные эксклюзивные дома построены рядом с разваливающимися домами бедных.

Статус Доклендс, как символа Тэтчеровской Британии сделал его целью для террористов. После неудавшейся попытки взорвать Кэнери Уорф, ИРА взорвало бомбу в Саут Куэй 9 февраля 1996 года. Два человека погибло, ещё 40 были ранены, а нанесенный ущерб был оценен в £150 миллионов. Этот взрыв стал концом «прекращения огня» этой организацией. В 1998 году обвиняемый по этому делу Джеймс Макардл получил 25 лет лишения свободы в суде Вулвича. По условиям Белфастского соглашения Макардл был отпущен 28 июня 2000 года.

Доклендс также выпускает свою собственную бесплатную газету The Docklands, впервые выпущенная в 2006 году. В ней пишут новости, о спорте и жизни. Газета выходит каждый вторник. The Docklands доставляют в несколько мест, откуда её можно взять бесплатно. Газета очень популярна в этом районе. В 2007 году была запущена схожая по формату газета The Peninsula, покрывающая полуостров Гринвич.

Среди других достижений развития района, можно отметить собственный симфонический оркестр, созданный в январе 2009 году. Кроме того в Доклендс находится Университет Восточного Лондона, размещенный в современных зданиях, насчитывающий 24 000 студентов.

Дальнейшее развитие

Успех перестройки района дал ход нескольким новым планам развития, включая:

• Развитие DLR предположительно до Дагенхам.
• Линия Crossrail между Кэнери Уорф, центральным Лондоном и аэропортом Хитроу.
• Строительство новых небоскребов в Кэнэри-Уорф

В начале XXI-го века развитие района передвигается дальше в пригороды восточного Лондона, а также частично и в графства Кент и Эссекс, которые граничат с устьем Темзы.

См. также

• Дефанс — аналог в Париже

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Доклендс

Отрывок, характеризующий Доклендс

Через полчаса вернулся ритор передать ищущему те семь добродетелей, соответствующие семи ступеням храма Соломона, которые должен был воспитывать в себе каждый масон. Добродетели эти были: 1) скромность , соблюдение тайны ордена, 2) повиновение высшим чинам ордена, 3) добронравие, 4) любовь к человечеству, 5) мужество, 6) щедрость и 7) любовь к смерти.
– В седьмых старайтесь, – сказал ритор, – частым помышлением о смерти довести себя до того, чтобы она не казалась вам более страшным врагом, но другом… который освобождает от бедственной сей жизни в трудах добродетели томившуюся душу, для введения ее в место награды и успокоения.
«Да, это должно быть так», – думал Пьер, когда после этих слов ритор снова ушел от него, оставляя его уединенному размышлению. «Это должно быть так, но я еще так слаб, что люблю свою жизнь, которой смысл только теперь по немногу открывается мне». Но остальные пять добродетелей, которые перебирая по пальцам вспомнил Пьер, он чувствовал в душе своей: и мужество , и щедрость , и добронравие , и любовь к человечеству , и в особенности повиновение , которое даже не представлялось ему добродетелью, а счастьем. (Ему так радостно было теперь избавиться от своего произвола и подчинить свою волю тому и тем, которые знали несомненную истину.) Седьмую добродетель Пьер забыл и никак не мог вспомнить ее.
В третий раз ритор вернулся скорее и спросил Пьера, всё ли он тверд в своем намерении, и решается ли подвергнуть себя всему, что от него потребуется.
– Я готов на всё, – сказал Пьер.
– Еще должен вам сообщить, – сказал ритор, – что орден наш учение свое преподает не словами токмо, но иными средствами, которые на истинного искателя мудрости и добродетели действуют, может быть, сильнее, нежели словесные токмо объяснения. Сия храмина убранством своим, которое вы видите, уже должна была изъяснить вашему сердцу, ежели оно искренно, более нежели слова; вы увидите, может быть, и при дальнейшем вашем принятии подобный образ изъяснения. Орден наш подражает древним обществам, которые открывали свое учение иероглифами. Иероглиф, – сказал ритор, – есть наименование какой нибудь неподверженной чувствам вещи, которая содержит в себе качества, подобные изобразуемой.
Пьер знал очень хорошо, что такое иероглиф, но не смел говорить. Он молча слушал ритора, по всему чувствуя, что тотчас начнутся испытанья.
– Ежели вы тверды, то я должен приступить к введению вас, – говорил ритор, ближе подходя к Пьеру. – В знак щедрости прошу вас отдать мне все драгоценные вещи.
– Но я с собою ничего не имею, – сказал Пьер, полагавший, что от него требуют выдачи всего, что он имеет.
– То, что на вас есть: часы, деньги, кольца…
Пьер поспешно достал кошелек, часы, и долго не мог снять с жирного пальца обручальное кольцо. Когда это было сделано, масон сказал:
– В знак повиновенья прошу вас раздеться. – Пьер снял фрак, жилет и левый сапог по указанию ритора. Масон открыл рубашку на его левой груди, и, нагнувшись, поднял его штанину на левой ноге выше колена. Пьер поспешно хотел снять и правый сапог и засучить панталоны, чтобы избавить от этого труда незнакомого ему человека, но масон сказал ему, что этого не нужно – и подал ему туфлю на левую ногу. С детской улыбкой стыдливости, сомнения и насмешки над самим собою, которая против его воли выступала на лицо, Пьер стоял, опустив руки и расставив ноги, перед братом ритором, ожидая его новых приказаний.
– И наконец, в знак чистосердечия, я прошу вас открыть мне главное ваше пристрастие, – сказал он.
– Мое пристрастие! У меня их было так много, – сказал Пьер.
– То пристрастие, которое более всех других заставляло вас колебаться на пути добродетели, – сказал масон.
Пьер помолчал, отыскивая.
«Вино? Объедение? Праздность? Леность? Горячность? Злоба? Женщины?» Перебирал он свои пороки, мысленно взвешивая их и не зная которому отдать преимущество.
– Женщины, – сказал тихим, чуть слышным голосом Пьер. Масон не шевелился и не говорил долго после этого ответа. Наконец он подвинулся к Пьеру, взял лежавший на столе платок и опять завязал ему глаза.
– Последний раз говорю вам: обратите всё ваше внимание на самого себя, наложите цепи на свои чувства и ищите блаженства не в страстях, а в своем сердце. Источник блаженства не вне, а внутри нас…
Пьер уже чувствовал в себе этот освежающий источник блаженства, теперь радостью и умилением переполнявший его душу.


Скоро после этого в темную храмину пришел за Пьером уже не прежний ритор, а поручитель Вилларский, которого он узнал по голосу. На новые вопросы о твердости его намерения, Пьер отвечал: «Да, да, согласен», – и с сияющею детскою улыбкой, с открытой, жирной грудью, неровно и робко шагая одной разутой и одной обутой ногой, пошел вперед с приставленной Вилларским к его обнаженной груди шпагой. Из комнаты его повели по коридорам, поворачивая взад и вперед, и наконец привели к дверям ложи. Вилларский кашлянул, ему ответили масонскими стуками молотков, дверь отворилась перед ними. Чей то басистый голос (глаза Пьера всё были завязаны) сделал ему вопросы о том, кто он, где, когда родился? и т. п. Потом его опять повели куда то, не развязывая ему глаз, и во время ходьбы его говорили ему аллегории о трудах его путешествия, о священной дружбе, о предвечном Строителе мира, о мужестве, с которым он должен переносить труды и опасности. Во время этого путешествия Пьер заметил, что его называли то ищущим, то страждущим, то требующим, и различно стучали при этом молотками и шпагами. В то время как его подводили к какому то предмету, он заметил, что произошло замешательство и смятение между его руководителями. Он слышал, как шопотом заспорили между собой окружающие люди и как один настаивал на том, чтобы он был проведен по какому то ковру. После этого взяли его правую руку, положили на что то, а левою велели ему приставить циркуль к левой груди, и заставили его, повторяя слова, которые читал другой, прочесть клятву верности законам ордена. Потом потушили свечи, зажгли спирт, как это слышал по запаху Пьер, и сказали, что он увидит малый свет. С него сняли повязку, и Пьер как во сне увидал, в слабом свете спиртового огня, несколько людей, которые в таких же фартуках, как и ритор, стояли против него и держали шпаги, направленные в его грудь. Между ними стоял человек в белой окровавленной рубашке. Увидав это, Пьер грудью надвинулся вперед на шпаги, желая, чтобы они вонзились в него. Но шпаги отстранились от него и ему тотчас же опять надели повязку. – Теперь ты видел малый свет, – сказал ему чей то голос. Потом опять зажгли свечи, сказали, что ему надо видеть полный свет, и опять сняли повязку и более десяти голосов вдруг сказали: sic transit gloria mundi. [так проходит мирская слава.]
Пьер понемногу стал приходить в себя и оглядывать комнату, где он был, и находившихся в ней людей. Вокруг длинного стола, покрытого черным, сидело человек двенадцать, всё в тех же одеяниях, как и те, которых он прежде видел. Некоторых Пьер знал по петербургскому обществу. На председательском месте сидел незнакомый молодой человек, в особом кресте на шее. По правую руку сидел итальянец аббат, которого Пьер видел два года тому назад у Анны Павловны. Еще был тут один весьма важный сановник и один швейцарец гувернер, живший прежде у Курагиных. Все торжественно молчали, слушая слова председателя, державшего в руке молоток. В стене была вделана горящая звезда; с одной стороны стола был небольшой ковер с различными изображениями, с другой было что то в роде алтаря с Евангелием и черепом. Кругом стола было 7 больших, в роде церковных, подсвечников. Двое из братьев подвели Пьера к алтарю, поставили ему ноги в прямоугольное положение и приказали ему лечь, говоря, что он повергается к вратам храма.
– Он прежде должен получить лопату, – сказал шопотом один из братьев.
– А! полноте пожалуйста, – сказал другой.
Пьер, растерянными, близорукими глазами, не повинуясь, оглянулся вокруг себя, и вдруг на него нашло сомнение. «Где я? Что я делаю? Не смеются ли надо мной? Не будет ли мне стыдно вспоминать это?» Но сомнение это продолжалось только одно мгновение. Пьер оглянулся на серьезные лица окружавших его людей, вспомнил всё, что он уже прошел, и понял, что нельзя остановиться на половине дороги. Он ужаснулся своему сомнению и, стараясь вызвать в себе прежнее чувство умиления, повергся к вратам храма. И действительно чувство умиления, еще сильнейшего, чем прежде, нашло на него. Когда он пролежал несколько времени, ему велели встать и надели на него такой же белый кожаный фартук, какие были на других, дали ему в руки лопату и три пары перчаток, и тогда великий мастер обратился к нему. Он сказал ему, чтобы он старался ничем не запятнать белизну этого фартука, представляющего крепость и непорочность; потом о невыясненной лопате сказал, чтобы он трудился ею очищать свое сердце от пороков и снисходительно заглаживать ею сердце ближнего. Потом про первые перчатки мужские сказал, что значения их он не может знать, но должен хранить их, про другие перчатки мужские сказал, что он должен надевать их в собраниях и наконец про третьи женские перчатки сказал: «Любезный брат, и сии женские перчатки вам определены суть. Отдайте их той женщине, которую вы будете почитать больше всех. Сим даром уверите в непорочности сердца вашего ту, которую изберете вы себе в достойную каменьщицу». И помолчав несколько времени, прибавил: – «Но соблюди, любезный брат, да не украшают перчатки сии рук нечистых». В то время как великий мастер произносил эти последние слова, Пьеру показалось, что председатель смутился. Пьер смутился еще больше, покраснел до слез, как краснеют дети, беспокойно стал оглядываться и произошло неловкое молчание.
Молчание это было прервано одним из братьев, который, подведя Пьера к ковру, начал из тетради читать ему объяснение всех изображенных на нем фигур: солнца, луны, молотка. отвеса, лопаты, дикого и кубического камня, столба, трех окон и т. д. Потом Пьеру назначили его место, показали ему знаки ложи, сказали входное слово и наконец позволили сесть. Великий мастер начал читать устав. Устав был очень длинен, и Пьер от радости, волнения и стыда не был в состоянии понимать того, что читали. Он вслушался только в последние слова устава, которые запомнились ему.
«В наших храмах мы не знаем других степеней, – читал „великий мастер, – кроме тех, которые находятся между добродетелью и пороком. Берегись делать какое нибудь различие, могущее нарушить равенство. Лети на помощь к брату, кто бы он ни был, настави заблуждающегося, подними упадающего и не питай никогда злобы или вражды на брата. Будь ласков и приветлив. Возбуждай во всех сердцах огнь добродетели. Дели счастье с ближним твоим, и да не возмутит никогда зависть чистого сего наслаждения. Прощай врагу твоему, не мсти ему, разве только деланием ему добра. Исполнив таким образом высший закон, ты обрящешь следы древнего, утраченного тобой величества“.
Кончил он и привстав обнял Пьера и поцеловал его. Пьер, с слезами радости на глазах, смотрел вокруг себя, не зная, что отвечать на поздравления и возобновления знакомств, с которыми окружили его. Он не признавал никаких знакомств; во всех людях этих он видел только братьев, с которыми сгорал нетерпением приняться за дело.
Великий мастер стукнул молотком, все сели по местам, и один прочел поучение о необходимости смирения.
Великий мастер предложил исполнить последнюю обязанность, и важный сановник, который носил звание собирателя милостыни, стал обходить братьев. Пьеру хотелось записать в лист милостыни все деньги, которые у него были, но он боялся этим выказать гордость, и записал столько же, сколько записывали другие.
Заседание было кончено, и по возвращении домой, Пьеру казалось, что он приехал из какого то дальнего путешествия, где он провел десятки лет, совершенно изменился и отстал от прежнего порядка и привычек жизни.


На другой день после приема в ложу, Пьер сидел дома, читая книгу и стараясь вникнуть в значение квадрата, изображавшего одной своей стороною Бога, другою нравственное, третьею физическое и четвертою смешанное. Изредка он отрывался от книги и квадрата и в воображении своем составлял себе новый план жизни. Вчера в ложе ему сказали, что до сведения государя дошел слух о дуэли, и что Пьеру благоразумнее бы было удалиться из Петербурга. Пьер предполагал ехать в свои южные имения и заняться там своими крестьянами. Он радостно обдумывал эту новую жизнь, когда неожиданно в комнату вошел князь Василий.