Доктор Джекил и мистер Хайд (фильм, 1920)

Доктор Джекил и мистер Хайд

англ. Dr Jekyll and Mr Hyde

Рекламный плакат фильма

Выход фильма «Доктор Джекил и мистер Хайд» (оригинальное название — англ. Dr Jekyll and Mr Hyde)

Доктор Джекил и мистер Хайд немой фильм ужасов 1920 года, выпущенный на студии Paramount. Фильм является экранизацией повести Странная история доктора Джекила и мистера Хайда, автор которой Роберт Луис Стивенсон. Главную роли исполнил знаменитый актер Джон Бэрримор. Сценарий создала Клара Беранже. Сейчас фильм находится в общественном достоянии.

Сюжет

Доктор Генри Джекилл — уважаемый в обществе блестящий учёный, тем не менее в своих экспериментах он заходит слишком далеко. Испытав на себе экспериментальный препарат собственного изготовления, Джекилл выпускает в мир свою тёмную зловещую половину — мистера Хайда.

В ролях

• Джон Бэрримор - доктор Генри Джекил / мистер Эдвард Хайд
• Брэндон Херст - сэр Джордж Карью
• Марта Мэнсфилд - Миллисент Карью, дочь сэра Джорджа
• Чарльз Уиллис Лэйн - доктор Ричард Лэньон
• Джордж Стивенс - дворецкого Джекила Пул
• Нита Нальди - мисс Джина, итальянская танцовщица
• Сэсил Кловелли - Эдвард Энсфилд
• J. Malcolm Dunn - адвокат Джон Аттерсона
• Алма Айкен - "Extra"
• Джулия Херли - старая домовладелица Хайда
• Эдгар Варез - полицейский
• Louis Wolheim - владелец кабаре

Производство

Первоначально превращение Джекила планировалось передать без помощи грима, полагаясь исключительно на способность Бэрримора искажать свое лицо. Хорошо заметно, как в сцене, где Хайд впервые возвращается обратно в Джекила у него с пальца отваливается грим, сотрясаемый судорогами Бэрримора.

Персонаж Миллисент Карью не появляется в оригинальной истории Стивенсона, но в пьесе в 1887 г. Томаса Рассела Салливана он есть. Там Джекил так же увлечен дочью Кэрью, на чем "играет" Хайд. В фильме использована эта интрига из пьесы.

В целом картина передает атмосферу "сна" задуманную автором, это дополнительно подчеркивает и, придуманный Бэрримором, "сон с пауком", который видит его герой. Актер, как считается, сам изобрел костюм паука в котором медленно вползал на кровать, где спал его же двойник, показанный посредством двойной экспозиции.

Удивительная мрачность картины, действие которой практический полностью происходит ночью, при этом передается в традиционной бродвейской "реалистической" манере. В этом отношении бесспорно выигрышный смотрятся Бэрримор и Нита Нальди. Небольшая, но яркая роль Нальди в этом фильме открыла ей дорогу в большое кино. Весьма запоминается также Джулия Херли, которая стала известна после фильма, как "хозяка с лампой" - в этой крошечной роли Херли (которая даже не была указана в титрах), не только точно передала характер героини Стивенсона, но и добавила легкую нотку комизма.

Отрывок, характеризующий Доктор Джекил и мистер Хайд (фильм, 1920)

Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.