Умаров, Доку Хаматович
| Доку Умаров чеч. Ӏумаров Хьамади кӀант Докка<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
| |||
| |||
|---|---|---|---|
| 7 октября 2007 года — 7 сентября 2013 года | |||
| (под именем Абу Усман) | |||
| Предшественник: | титул учреждён | ||
| Преемник: | Алиасхаб Кебеков (с 18.03.2014) | ||
| одновременно глава вилайята Нохчийчоь | |||
| |||
| 2007 год — 7 сентября 2013 года | |||
| Предшественник: | титул учреждён | ||
| Преемник: | Аслан Бютукаев (с апр. 2014) | ||
| |||
| 17 июня 2006 — 7 октября 2007 | |||
| Вице-президент: | Шамиль Басаев (2006, погиб) Супьян Абдуллаев (2007) | ||
| Предшественник: | Абдул-Халим Садулаев (погиб) | ||
| Преемник: | должность упразднена | ||
| |||
| 2 июня 2005 — 17 июня 2006 | |||
| Президент: | Абдул-Халим Садулаев | ||
| Предшественник: | Абдул-Халим Садулаев | ||
| Преемник: | Шамиль Басаев | ||
| |||
| 20 июля 2004 года — июнь 2005 года | |||
| Президент: | Аслан Масхадов | ||
| Вероисповедание: | ислам ваххабитского толка | ||
| Рождение: | 13 апреля 1964 с. Харсеной, Чечено-Ингушская АССР, РСФСР, СССР | ||
| Смерть: | 7 сентября 2013 (49 лет) | ||
| Супруга: | дочь Дауда Ахмадова | ||
| Дети: | шестеро | ||
| Образование: | Грозненский нефтяной институт | ||
| Военная служба | |||
| Принадлежность: |  Чеченская Республика Ичкерия (1992—2007) Кавказский эмират (2007—2013)
| ||
| Звание: | Бригадный генерал (1996) | ||
| Сражения: | Первая чеченская война:
Межвоенный конфликт в Чечне | ||
| Награды: |
именное оружие | ||
Докка́ (До́ку) Хама́тович Ума́ров, он же Абу́ Усма́н (чеч. Ӏумаров Хьамади кӀант Докка; 13 апреля 1964 года, с. Харсеной, ЧИАССР, РСФСР, СССР — 7 сентября 2013 года, Россия[1][2][3][4][5]) — чеченский сепаратист-исламист, террорист. С октября 2007 года амир (верховный лидер) провозглашённого им же виртуального государства «Кавказский эмират» (Имарат Кавказ), в России запрещенного и признанного террористической организацией[6], одновременно возглавлял вилайят (адм.-терр. ед.) Нохчийчоь (Ичкерия). До этого с 2006 года президент непризнанной Чеченской Республики Ичкерия (ЧРИ), вице-президент и директор Службы национальной безопасности (2005—2006), министр государственной безопасности (2004—2005), командующий Западным фронтом Вооружённых сил ЧРИ (с 2002 года). В 1997—1998 гг. секретарь Совета национальной безопасности ЧРИ. Бригадный генерал (1996).
Доку Умаров заявлял, что стремится сделать Кавказ свободным и исламским, «установить закон и справедливость»[7], ранее он боролся за независимость Чечни. На протяжении долгого времени он находился в федеральном розыске по обвинениям в грабежах, убийствах, похищениях людей, совершении террористических актов, распространении призывов к свержению власти и разжиганию межнациональной розни[8]. По словам Рамзана Кадырова, Умаров — специалист по похищению людей, «лично расстреливал их, требовал выкуп за похищенных людей»[9].
Став после гибели Шамиля Басаева «Террористом № 1» в России, он причастен ко многим терактам, в частности взял на себя ответственность за подрыв поезда «Невский экспресс» в 2009 году[10], взрывы в московском метро в марте 2010 года[10][11], взрыв в аэропорту «Домодедово» в январе 2011 года[7][12].
23 июня 2010 года включён США в список международных террористов[10][13]. 11 марта 2011 года Совет Безопасности ООН включил Доку Умарова в список террористов, связанных с Аль-Каидой[14]. 26 мая 2011 года США объявили награду в 5 миллионов долларов за информацию о его местонахождении.
В 2011 году вошёл в список 10 самых разыскиваемых преступников мира.
Награждён высшими орденами ЧРИ «Честь Нации» и «Герой Нации».
Биография
Доку Умаров родился 13 апреля 1964 года в селении Харсеной Шатойского района Чечено-Ингушской АССР[15]. По национальности чеченец, принадлежит к тейпу Мулкой[16][17]. Его семья, в которой он вырос, была, по его собственным словам, интеллигентной[18]. После школы окончил Грозненский нефтяной институт, инженер-строитель[15]. Работал на стройках в разных районах СССР[12].
В 1980-е годы был осуждён за убийство по неосторожности. Отбывал срок в грозненской тюрьме. Освободившись, устроился на работу в Тюменской области, вскоре заняв должность коммерческого директора фирмы «Тюмень-Агда Ф-4»[19]. Утверждается, что в июле 1992 года у Умарова и начальника управления той же фирмы Мусы Атаева возник конфликт с двумя молодыми людьми, проживавшими в одном из областных посёлков[19]. Умаров и Атаев приехали туда и попытались вломиться в дом к одному из них. Вход им преградил отец молодого человека, которого первым ранили из пистолета (он выжил), затем убили находившихся внутри двух человек, после чего, забрав из комнат ценные вещи, скрылись. 13 июля 1992 года прокуратурой Тюменской области Умарову и Атаеву заочно было предъявлено обвинение в убийстве, их объявили в федеральный розыск[8][20]. Данное уголовное дело было закрыто в 2010 году, так как истёк срок давности привлечения к уголовной ответственности[19].
Саид Бурятский свидетельствовал: «Да, до начала первого джихада Абу Усман Докку Умаров был рэкетиром в России, и это ни для кого не секрет»[21]. Скрываясь от правоохранительных органов, Умаров уехал в Чечню[22]. По собственным словам, вернулся в Чечню из Москвы из патриотических соображений, поняв, что назревает война[18], он вспоминал: «Когда началась война, я приехал в Чечню, услышав призыв Дудаева. Моим дальним родственником был Хамзат Гелаев, и я сразу отправился к нему. Я приехал к нему на „Мерседесе“, в туфлях и с сигаретой во рту и предложил свою помощь… Гелаев посмотрел на меня и спросил, совершаю ли я молитву? — и я ответил, что нет, но если надо, то научусь. Но он не захотел сразу брать меня к себе и направил к другому амиру. Но позже он навел про меня справки, и записал в свой отряд»[23]. Как отмечается в официальном некрологе, Умаров «бросил свой прибыльный бизнес в России и вернулся домой»[24]. Перед началом Первой чеченской войны служил в батальоне (впоследствии полк) спецназа «Борз» под началом Гелаева[22].
Первая чеченская война и межвоенный период
Участвовал в боевых действиях против российских войск в Первой чеченской войне, в конце 1994 года возглавил один из отрядов боевиков,[15][25] действовавший в районе его родового села. Во время боёв в Грозном будучи гранатометчиком лично уничтожил 23 единицы бронетехники противника[23]. Его женитьба на дочери влиятельного полевого командира Дауда Ахмадова — близкого соратника Джохара Дудаева — позволила ему получить достойный пост в окружении президента Ичкерии[20]. К 1996 году стал бригадным генералом ЧРИ.[8][15][25] Летом 1996 года Умаров был одним из соучастников казни тридцати милиционеров и военных — чеченцев, оборонявших Грозный.[15] С конца 1996 года вместе с Арби Бараевым занимался похищениями людей с целью получения за них выкупа.[8][15][25] По данным правоохранительных органов, Умаров был непосредственно причастен к похищению в марте 1999 года спецпредставителя МВД РФ в Чечне Геннадия Шпигуна[26], за освобождение которого потребовали 15 млн долларов.
В правительстве президента ЧРИ Аслана Масхадова был секретарём Совета национальной безопасности[8] (с 1 июня 1997), руководителем штаба по координации борьбы с преступностью (с ноября 1997).[15][25] В 1998 г. указом Масхадова был снят со всех постов за нападение на сотрудников прокуратуры ЧРИ и причастность к похищениям людей.[15][25] Вместе с Гелаевым посещал Пакистан, где они, как пишет Саид Бурятский, «более подробно изучали ислам и встречались с рядом ученых, задавая им вопросы»[21]. Умаров публично обещал расстрелять Масхадова, если тот пойдёт на переговоры с российским руководством.[25]
Вторая чеченская война
С началом Второй чеченской войны Умаров активно участвовал в боевых действиях на стороне боевиков[15][25]. В январе 2000 года при прорыве из Грозного он был тяжело ранен в челюсть[8][15] — получил челюстно-лицевую травму во время перехода через минное поле, после чего лечился в Нальчике в поликлинике челюстно-лицевой хирургии в 2000 году, что обеспечило МВД России, этот вопрос курировал лично министр Владимир Рушайло («у МВД на Доку Умарова были долгосрочные планы», в дальнейшем с его помощью был освобождён ряд иностранных заложников)[27][28]. Как писал об этом Саид Бурятский: «При выходе из Грозного он был тяжело ранен — взрывной волной и осколками пробило голову, раздробило челюсть и сорвало кожу с лица. Но, несмотря на отсутствие медицинской помощи и нагноение ран, когда пришлось сверлить череп, чтобы вывести оттуда гной, он выжил»[21]. Затем он находился в Грузии, после чего, возглавив небольшую группу боевиков, возвратился в Чечню[29].
Летом 2002 года стал командующим новообразованного Западного фронта ВС ЧРИ[30]. В августе того же года участвовал в захвате населённых пунктов в Веденском и Урус-Мартановском районах[15]. Участвовал в похищении сотрудников прокуратуры Чечни А. Климова и Н. Погосовой (похищены 27 декабря 2002 года по дороге из Грозного в аэропорт Моздока, освобождены через год в результате спецоперации ФСБ)[25]. Ближе к середине 2003 года выступил организатором расширенного заседания Маджлисуль Шура возглавляемого им Юго-Западного фронта, прошедшее на уровне Большого Маджлиса - по оценке Шамиля Басаева, который принимал в нём участие: "Мы все очень хорошо отдохнули, поели хорошего шашлыка", - отмечал он[31]. Умаров причастен к взрывам здания Управления ФСБ Ингушетии и электрички в Кисловодске в сентябре 2003 года[25]. В результате подрыва грузовика со взрывчаткой в здании УФСБ погибли 3 и были ранены более 20 человек, а в результате взрыва электрички погибли семь и ранены более 50 человек[15].
В начале 2004 года президент Чечни Ахмат Кадыров перечисляет Басаева, Умарова, Арсанова как «главный клан ваххабитов Чечни»[32].
В марте 2004 года объявил себя преемником погибшего Руслана Гелаева и взял под контроль отряды боевиков в Ачхой-Мартановском, Урус-Мартановском и Шатойском районах[25]. Являлся командиром крупной группировки до нескольких сот членов[33].
Был одним из организаторов рейда боевиков на Ингушетию 22 июня 2004 года и руководителем нападения на Грозный 21 августа 2004 года[15]. В июле 2004 года вошёл в сформированное Асланом Масхадовым реформированное правительство ЧРИ, получив портфель министра государственной безопасности[34], занимал эту должность до июня 2005 года, одновременно являлся командующим Юго-западным фронтом[35].
2 июня 2005 года указом президента ЧРИ Абдул-Халима Садулаева назначен вице-президентом ЧРИ[17], с сохранением должности директора Службы национальной безопасности ЧРИ[15] (по другому утверждению — с одновременным занятием последней должности[35]). Сам Умаров вспоминал об этом позже, что когда в 2002 году президент Масхадов назначил вице-президентом Садулаева, то сделал последнему весет (завещание) в случае своей гибели (а следовательно, занятия поста президента Садулаевым) тот назначил на эту должность Умарова[36].
В интервью журналисту «Радио Свобода» Андрею Бабицкому в июле 2005 года Умаров высказывается против применения терроритического метода. Как отмечает Бабицкий, президент и вице-президент Ичкерии Абдул-Халим Садулаев и Доку Умаров намерены следовать линии Аслана Масхадова, осуждавшего терроризм и призывавшего Россию к переговорам. Бабицкий также отмечал, что «Умаров не ваххабит — это известно в Чечне, он исповедует традиционный ислам»[18].
В качестве «неожиданно крупного поступления долларовой наличности» указывают полученные Умаровым в мае 2006 года 5 миллионов долларов в качестве выкупа за богатого заложника, из которых 1,5 миллиона долларов Умаров отправил Садулаеву[37].
Президент Чеченской Республики Ичкерия
17 июня 2006 года в связи с гибелью президента ЧРИ Абдул-Халима Садулаева вице-президент Умаров приступил к выполнению обязанностей президента. Это было ожидаемо, как отмечала «Би-би-си»: «Сам Садулаев ещё в прошлом году пообещал, что в случае его гибели новым лидером чеченских сепаратистов станет его вице-президент Доку Умаров»[26]. «Умаров — один из самых опытных полевых командиров, авторитет которого среди боевиков сравним с известностью Шамиля Басаева», — отмечал в те дни «Кавказский узел»[26]. В числе первых указов Умаров освободил Шамиля Басаева от должности вице-премьера и назначил его на должность вице-президента.
В опубликованном в интернете 23 июня 2006 года обращении Умарова в качестве нового президента Ичкерии заявлялось, что Ичкерия продолжает оставаться хоть и оккупированным, но независимым государством, а «чеченский народ преследует одну-единственную цель — быть свободным и равноправным среди всех народов мира». Заявляя о планах расширяния зоны боевых действий на территорию России, Умаров отмечал: «Однако при этом я ответственно заявляю, что целями наших ударов и атак будут исключительно военно-полицейские объекты… Я, как и мои предшественники на президентском посту, также буду решительно пресекать все удары по гражданским объектам и лицам»[38]. Чеченцам, работающим в госструктурах, созданных Россией, Умаров пригрозил «проклятием и презрением» потомков, пообещав создать в структурах всех действующих «фронтов» специальные подразделения, задачей которых будет ликвидация «наиболее одиозных национал-предателей и военных преступников из состава оккупационных формирований, приговорённых к высшей мере наказания шариатским судом»[39].
Известно, что летом 2006 года Кадыров «проводил работу с родственниками Умарова и через посредников по его сдаче», тогда сдался младший брат Доку Умарова[40] (при этом вначале сообщалось, что сдался сам Доку Умаров[41], но позднее эти сведения были опровергнуты). Кадыров называл Умарова «самым подлым и кровожадным из всех, кто когда-либо находился в горах среди участников незаконных вооруженных формирований»[42].
В сентябре 2007 года Доку Умаров обратился через Интернет к мусульманам Кавказа и России, поздравил с наступлением благословенного месяца Рамадан — месяца очищения и успеха, и в очередной раз напомнил о положении их сражающихся братьев на Кавказе: «Мусульмане должны помнить о своих братьях и сёстрах, вышедших на Джихад, и помогать имуществом, оружием, словом, поддержкой семей моджахедов и Шахидов, помощью раненым и обездоленным»[20].
3 октября 2007 года посмертно восстановил в звании бригадного генерала Арби Бараева, активно занимавшегося похищениями людей за выкуп, а также посмертно присвоил звание генералиссимуса Шамилю Басаеву[43].
Амир Имарата Кавказ
В октябре 2007 года Умаров объявил о создании «Кавказского эмирата» и призвал сторонников воевать не только против России, но и против других стран:
|
Мы неотъемлемая часть исламской Уммы. Меня огорчает позиция тех мусульман, которые объявляют врагами только тех кафиров, которые на них напали непосредственно. При этом ищут поддержки и сочувствия у других кафиров, забывая, что все неверные — это одна нация. Сегодня в Афганистане, Ираке, Сомали, Палестине сражаются наши братья. Все кто напал на мусульман, где бы они не находились — наши враги, общие. Наш враг не только Россия, но и Америка, Англия, Израиль, все кто ведут войну против Ислама и мусульман. [www.jamestown.org/single/?no_cache=1&tx_ttnews%5Bswords%5D=8fd5893941d69d0be3f378576261ae3e&tx_ttnews%5Ball_the_words%5D=Caucasian%20Emirate&tx_ttnews%5Bpointer%5D=1&tx_ttnews%5Btt_news%5D=4596&tx_ttnews%5BbackPid%5D=7&cHash=b69951fe2e Is the Caucasian Emirate a Threat to the Western World?]
|
|
Против этой линии, вдохновляемой исламистским идеологом Мовлади Удуговым, резко выступил Ахмед Закаев. По утверждению сторонников Закаева, «телефонным голосованием» среди членов т. н. «парламента ЧРИ» Закаев был избран «премьер-министром» ЧРИ, поскольку Умаров «самоустранился от исполнения обязанностей президента». Со своей стороны руководство «Кавказского эмирата» объявило деятельность Закаева антигосударственной, поручив разобраться с ним шариатскому суду и службе безопасности «Мухабарат», обвинив его в причастности к гибели президентов ЧРИ Масхадова и Садулаева.[44][45][46][47]
Шамсуддин Батукаев свидетельствовал, что объявление Умарова амиром произошло «с согласия муджахедов и амиров», их большинством[48].
Президент Чеченской республики Рамзан Кадыров неоднократно предлагал Умарову сдаться правоохранительным органам:
|
|
Я настойчиво призываю Доку Умарова встать на колени и со слезами на глазах просить прощения у народа.
Твои товарищи-террористы сбежали на Запад, и тебе советую так же поступить, если не хватает духа встать на колени перед народом. …Я вижу достойный выход для Умарова — самому застрелиться или предстать перед судом, если он считает себя невиновным. |
|
Также Кадыров неоднократно заявлял, что Умаров тяжело болен и ранен:
|
|
«Я располагаю достоверными данными о том, что Умаров серьезно болен, у него во рту нет ни одного зуба, от переохлаждения гниют ноги. Зима будет холодной, он её не переживет» |
|
Кадыров добавил, что в случае явки с повинной Умаров может рассчитывать на получение квалифицированной медицинской помощи.[49]
В декабре 2007 года — январе 2008 года в ходе инспекционной поездки по регионам Ичкерии и Ингушетии Доку Умаров отмечал, что данный год явился первым с начала второй войны, когда моджахеды практически в полном составе остались на своих базах в зимний период[50].
Специальной лингвосемантической экспертизой видеозаписи обращения Умарова установлено, что «в его обращении содержатся высказывания, направленные на возбуждение ненависти по признакам национальности, отношения к религии, в частности, содержались призывы к осуществлению насильственных действий в отношении лиц определённой национальности, так и в отношении иных социальных групп (сотрудников правоохранительных органов и представителей государственных правительственных структур)»
16 апреля 2009 г. в Чечне был отменён режим контртеррористической операции (КТО).
Террористическая группа, взявшая на себя ответственность за подрыв поезда «Невский экспресс» в 2009 году заявила, что теракт осуществлён по указанию их лидера Доку Умарова[51].
По информации агентства «Росбалт» со ссылкой на источник в спецслужбах, в ноябре 2009 года Умарову были отправлены отравленные продукты. Получив информацию, что Умаров принял яд, и установив примерное его месторасположение, войска нанесли по этому месту ракетный удар и начали прочесывание леса. Среди найденных трупов Умарова не оказалось. По данным источника, ему удалось выжить, однако «есть сведения, что из-за яда у Умарова развились несколько тяжёлых заболеваний».[52] (В августе 2010 года глава Центра стратегических исследований на Северном Кавказе Абдула Истамулов свидетельствовал, что «разные слухи о том, что Доку Умаров серьёзно болен, ходили в регионе все последнее время. То ли его ранили, то ли отравили. Наши источники также подтверждают информацию о его тяжёлой болезни»[53].)
В своём интервью в феврале 2010 года[54], подводя итоги за прошлый год, Доку Умаров отмечал установление строгой дисциплины в рядах моджахедов, упорядочение набора новобранцев. Он заявил, что с тех пор, как он стал амиром, прошедший год явился самым успешным. Доку Умаров также отметил усиление «пробуждения мусульман в последние годы», он заявил, что «для Кремля сегодня самые большие враги, это мы — муджахиды, которые проснулись от спячки и вышли, чтобы установить слово Аллаха и законы Аллаха на этой земле» (в подтверждение его слов можно указать, что президент РФ Дмитрий Медведев отмечал, что «самой большой внутренней угрозой России является терроризм и нестабильность на Северном Кавказе»[55]).
23 июня 2010 года США официально включили Доку Умарова в список международных террористов[13]. Внесение Умарова в этот список произошло во время визита в США президента России Дмитрия Медведева[13], решение о внесении было принято госсекретарём США Хиллари Клинтон[56].
В июле 2010 года стало известно, что Доку Умаров назначил своим наибом (заместителем) и преемником в случае своей гибели амира Асламбека (Асламбека Вадалова), а Хусейна Гакаева — валием вилайята Нохчийчоь (Ичкерия)[57].
- Раскол в подполье
1 августа 2010 года широкой общественности стало доступно видеообращение Доку Умарова, в котором он заявил, что исполнять обязанности амира ему не позволяет здоровье, и предложил в качестве своего преемника Асламбека Вадалова[58]. Умаров также отметил, что джихад должны возглавить более молодые и энергичные амиры и особо подчеркнул, что сам он намерен продолжить джихад и будет всячески помогать словом и делом.
Однако уже на следующий день 2 августа 2010 года Умаров выступил со специальным обращением, в котором заявил, что «в связи со сложившейся обстановкой на Кавказе» не считает для себя возможным сложить полномочия амира Имарата Кавказ и дезавуировал своё предыдущее видеообращение об отставке[59]. Заявление о собственной отставке им было опровергнуто и названо сфабрикованым. Спустя несколько дней «за публикацию фальсифицированного указа» был отстранен от должности директор информационно-аналитической службы Имарата Кавказ Мовлади Удугов[60][61].
13 августа 2010 года назначенный месяцем ранее верховным кадием Шариатского суда Имарата Кавказ Сейфуллах Губденский (был убит ФСБ через несколько дней), подтвердил, что «единственным законным правителем мусульман Кавказа есть и остаётся Амир Абу Усман»[62].
15 августа полевой командир Хусейн Гакаев обнародовал заявление о выходе чеченских формирований из подчинения Доку Умарову, объяснив это «сложившейся на Кавказе обстановкой». Отозвавший своё заявление об отставке Доку Умаров, по словам Гакаева, «проявил неуважение к меджлису»[60][61].
В очередном видеообращении, размещенном в Интернете, Доку Умаров возложил ответственность за раскол в подполье на представителя «Аль-Каиды» Муханнада. Эксперты связывали происходящее со стремлением Умарова оставить за собой контроль над финансовыми потоками[63]. По мнению специализирующегося на изучении проблем Кавказа эксперта Центра Карнеги Алексея Малашенко, Доку Умаров под нажимом части подполья, в основном чеченцев, действительно хотел уйти, однако отозвал заявление под давлением лидеров кабардино-балкарского крыла имарата, к которым, в частности, террорист в своем первом заявлении и обращался с просьбой поддержать отставку. «Ему не дали уйти наиболее радикально настроенные соратники, которым в качестве лидера нужен бандит с раскрученным именем», — считает Малашенко[61].
Позже Умаров отстранил от командования и лишил чинов и званий лидеров фронта ВС Нохчийчоь Асланбека Вадалова, Хусейна Гакаева и Тархана Газиева и объявил, что они подлежат шариатскому суду, объяснив это нарушением ими баята[60].
В интервью Би-би-си главный редактор интернет-издания «Кавказский узел» Григорий Шведов, комментируя назначение Умаровым нового амира Дагестана, отмечал, что хотя «Умаров не может действовать примитивно-авторитарно и назначать кого хочет и кем хочет, но его влияние велико»[64].
Экс-министр печати Чечни Руслан Мартагов в газете «Взгляд» (28.10.2010) отмечал, что финансирование из арабских стран проходит через Умарова[65].
2011 год
По сообщению МВД РФ, в начале 2011 года Умаров находился на территории Северо-Кавказского федерального округа[66][67].
В январе 2011 года Доку Умаров выступил с комментарием в общественной дискуссии по вопросу о государственном языке Имарата Кавказ, отдельно рассмотрев варианты османского и арабского языков[68].
В своём видеообращении в начале февраля 2011 года Доку Умаров пригрозил России новыми терактами и пообещал устроить ей «год крови и слёз»[69]. Тогда же Доку Умаров взял на себя ответственность за взрыв в московском аэропорту Домодедово 24 января. Он отметил, что эта спецоперация проведена по его приказу и что взрыв в Домодедове является ответом на «притеснения и убийства мусульман не только на Кавказе, но и во всем исламском мире»[70], он также заверил, что взрывы будут учащаться и не прекратятся до тех пор, пока федеральные силы не покинут Кавказ[7]. Несколько позже в том же месяце полпред президента в СКФО, вице-премьер РФ Александр Хлопонин заявил, что «честно может сказать», что Доку Умаров «уже не такой влиятельный на Кавказе с точки зрения определения позиций, постановки задач»[71].
11 марта 2011 года комитет СБ ООН по санкциям в отношении «Аль-Каиды», движения «Талибан», а также связанных с ними лиц и организаций принял решение о включении Доку Умарова в свой консолидированный список, что обязывает государства-члены ООН безотлагательно ввести в отношении Умарова режим санкций, предусматривающий замораживание всех принадлежащих ему финансовых активов, запрет на передвижение и предоставление любого содействия, включая поставку оружия и финансовых ресурсов[72].
28 марта 2011 года в Сунженском районе Ингушетии прошла масштабная спецоперация, направленная на ликвидацию Умарова, в ходе которой была уничтожена база боевиков, — погибли 19 боевиков[73], в том числе Супьян Абдуллаев и личный врач Умарова[74]. Предполагалось, что среди уничтоженных боевиков также мог находиться Умаров (см. раздел Сообщения о гибели), однако впоследствии выяснилось, что он успел покинуть базу за несколько часов до начала операции[75]. По информации со ссылкой на ФСБ утверждается, что Умаров тогда был сильно ранен и фактически отошел от дел, полностью посвятив себя лечению[76].
26 мая 2011 года США в рамках национальной программы «Вознаграждение за содействие правосудию» объявили награду в 5 млн долларов за информацию о нахождении Доку Умарова[77]. Об этом было сообщено в совместном заявлении президента России Дмитрия Медведева и президента США Барака Обамы[78]. 28 мая 2011 года исполняющий обязанности председателя Совета Федерации Александр Торшин предложил добавить ещё 5 млн долларов за поимку Умарова, расценив таким образом награду в 10 млн долларов[79].
По сообщению журнала «Forbes» в июне 2011 года, Умаров в числе трёх россиян попал в список десяти самых опасных в мире криминальных главарей, разыскиваемых ФБР[80], двумя другими были указаны Семён Могилевич под № 5 и Алимжан Тохтахунов по прозвищу Тайванчик под № 8, Умаров же занял последнее, десятое, место[81]).
По-видимому, покинув Россию в конце марта 2011 года[61], Доку Умаров не менее месяца находился в Турции[61], где восстанавливал силы в одной из провинций на берегу моря[74][82] (в Стамбуле проживает его брат Ваха (актуально по состоянию на октябрь 2011 года[83]), который, по собственному утверждению в начале 2010 года, «регулярно общается с Доку Умаровым»[84]). Также известно, что Умаров получал в Турции амбулаторную помощь в одном из военных госпиталей[74]. «Аргументы.ру» приводят слова неназванного представителя спецслужб, работающего в посольстве России в Турции, что Доку Умаров в Турции «живёт скромно и тихо», находясь под негласным наблюдением как турецких, так и российских спецслужб: «Турки опасаются, что его подпольный и террористический опыт может заинтересовать террористические организации курдов»[74]. В то же время высокопоставленный представитель российских спецслужб заявил РИА «Новости», что сообщения СМИ о возможном нахождении Умарова в одном из иностранных государств являются дезинформацией и вымыслом, «журналистской уткой»[85].
По сведениям на октябрь 2011 года, Доку Умаров возвратился в Россию и снова появился в Ингушетии[61]. Доку Умаров, вероятно, находится где-то в лесу на границе Чечни с Ингушетией, — отмечает «Независимая газета» (18.10.2011)[86].
Считается, что большую часть времени Доку Умаров проводит в Ингушетии. «На территории Чечни Умаров появляется очень редко. За информацию о его местонахождении объявлена крупная награда. А в Ингушетии сторонников у него много, там есть труднодоступные районы, в которые федеральная власть вообще не заходит», — приводят слова высокопоставленного офицера в силовых структурах Чечни «Аргументы.ру»[75].
2012 год
3 февраля 2012 года в очередном видеообращении Доку Умаров, как сообщает Би-би-си[87], призвал своих сторонников приостановить атаки на гражданское население России, которое, по его словам, «является заложниками Путина»[88], и которое своим участием в акциях протеста продемонстрировало нежелание поддерживать политику Владимира Путина: «Поскольку пошли процессы гражданского протеста, и население более не приемлет политики Путина, я приказываю всем группам, осуществляющим специальные операции на территории России, не подвергать страданиям мирное население»[89][90]. Сообщается также, что Умаров распространил приказ, обязывающий «моджахедов наносить удары на территории России точечно и выборочно по объектам силовых структур, армии, спецслужб и по политическому руководству России», ответственность же за все возможные атаки против гражданского населения, которые могут произойти после публикации своего приказа, Доку Умаров возложил на «агонизирующий чекистский режим»[91]. Спустя несколько дней президент РФ Дмитрий Медведев выразил беспокойство относительно возможной активизации северокавказского подполья в связи с предстоящими в России президентскими выборами[90].
На Шуре вилаята Нохчийчо (Чечня), состоявшейся 29 апреля, Умаров обратился к чеченцам: «Сегодня у нас большая просьба к вам от меня, Докку Умарова, и от моих воинов: если вам как-то трудно от нас и от нашей власти, то простите нас братья, сёстры-мусульмане». Он также отметил: «…Делаем всё что возможно, и вы делайте и идите по этому пути с нами, и будьте моим воинам товарищами и помогайте им… На сегодняшний день им от вас ничего не нужно, а нужно ваше братство, помощь. Ради вас мы всё терпим». «Сегодня на улице, из нашей религии, из нашего народа, они отказались от нас и ушли. Таких людей много, они отделились от нас! Ради Аллаха так нельзя, наши воины так не поступают, они дома у себя. Они не ради денег здесь, а ради Аллаха и земли своей. Они устали. Ради вас они всё это делают!»[92]
Из газеты «Версия» в начале июня стало известно, что Умаров скрывается на одной из вилл турецкого города Измир[93]. В самом начале августа глава Ингушетии Юнус-Бек Евкуров отметил, что Умаров возможно, периодически появляется в Ингушетии: «Нет исключения, что Доку Умаров может иногда находиться в республике Ингушетия»[94]. В интервью «The New Times» (01.10.2012) на замечание журналиста «Разве Доку Умаров не за границей?» Юнус-Бек Евкуров отметил: «Где бы он ни был, он всё равно управляет процессом»[95]. В конце года, накануне новогодних праздников глава Ингушетии Юнус-Бек Евкуров заявил, что Умаров может находиться на территории горно-лесистой местности республики[96].
2013 год
 | Викиновости по теме Доку Умаров: | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
</td> </tr> </table> По некоторым данным, 10 января 2013 года в Веденском районе Чечни начались активные поиски группировки Умарова, в ходе которых удалось выйти на Хусейна и Муслима Гакаевых и уничтожить их[97]. 18 февраля силовики возобновили поиски боевиков в Веденском районе, имея основания полагать, что Доку Умаров скрывается в тех же местах, что и братья Гакаевы[98]. В апреле в селе Аршты Сунженского района Ингушетии произошёл серьёзный инцидент между чеченскими и ингушскими силовиками, причиной которого послужило появление в селе полицейских из Чечни с неблаговидными, по мнению ингушских коллег, намерениями. Как пояснил Рамзан Кадыров, у силовиков республики появилась оперативная информация о том, что в Арштах скрывается Доку Умаров со своим окружением[99]. Операция по поимке Умарова сорвалась. В мае глава Ингушетии Юнус-Бек Евкуров не исключил, что Доку Умарова уже давно нет в живых, но отметил, что спецслужбы продолжают поиски террориста[100]. 2 июля лидер мятежников Имарата Кавказ появился с видеообращением, в котором призвал сторонников всеми силами сорвать Зимнюю Олимпиаду 2014 года в Сочи[101]. Он также заявил об отмене моратория на проведение операций на территории России, в связи с тем, что это было воспринято в Москве как слабость и преследование мусульман усилилось[102]. Это видеообращение было последним, на котором Умаров показан живым[103]. 15 декабря газета National Post со ссылкой на источники в канадской разведке сообщила о том, что Доку Умаров не отказался от планов по совершению терактов во время Олимпиады в Сочи[104]. Французская газета Le Figaro напоминает, что эмир Доку Умаров призвал своих сторонников сделать все, чтобы сорвать Олимпиаду, которая, по замыслу Владимира Путина, должна стать «символом вновь обретённого могущества страны»[105]. 2014 год16 января 2014 года глава Чечни Рамзан Кадыров заявил, что, по имеющимся у него данным, Доку Умаров был убит в начале января в результате спецоперации[106][107][108][109][110]. В то же время российские спецслужбы сообщили, что не подтверждают смерть Умарова[111][112][113][114][115]. В этот же день в YouTube появилась видеозапись, на которой неизвестный представитель вооружённого подполья (как выяснилось позже, Алиасхаб Кебеков) подтверждает смерть Умарова, не приводя никаких подробностей[116]. 18 марта 2014 года сайт Кавказ-центр официально подтвердил гибель Доку Умарова[117]. 8 апреля 2014 года его смерть подтвердил глава ФСБ Александр Бортников[118] — «в результате проведённой оперативно-боевой работы»[12]. По данным Лента.ру, Умаров был отравлен в августе 2013 года человеком, внедрённым в окружение нового лидера ингушского бандподполья, Артура Гатагажева. Сайт сообщает, ссылаясь на чеченского журналиста Саида Дениева:
Вернувшиеся боевики убили всех, кто оставался с ним[119]. 19 июля 2014 года Кадыров опубликовал в Instagram фотографию мёртвого Умарова, как подтверждение его смерти[120]. 20 июля 2014 года в интернет появилось видео, на котором запечатлены похороны Умарова соратниками[1]. На записи амир Хамзат (Аслан Бютукаев) рассказывает, что Умаров умер на рассвете 7 сентября 2013 года — спустя месяц после отравления c пищевыми продуктами. По свидетельству Хамзата, в последний вечер перед смертью Умаров «попросил передать всем мусульманам, чтобы простили его». «Мы его все любили, он был нам всем нужен», — говорит Хамзат, по его словам Умаров «призвал к терпению и стойкости и уже утром умер, и смерть его была легкой». На этой же записи ему вторит амир Махран (Махран Саидов): «Докку просил передать всем братьям и сестрам, чтобы простили его»[2]. Преследование«Доку Умаров является одним из наиболее известных лидеров сепаратистов и террористов. Он занимает одно из центральных мест в числе проповедников ислама в ваххабистском толке. Он — среди тех, кто склоняет молодёжь Кавказа к терактам и противостоянию властям. Умаров является одним из наиболее опасных террористов» (Павел Данилин, 2011 год)[121]. Доку Умаров стал главной целью спецслужб России после гибели в 2006 году Шамиля Басаева[122]. В ноябре 2009 года Кадыров заявлял об Умарове: «Он, подобно крысе, зарылся где-то в горах, вокруг него остаётся все меньше людей, и вряд ли ему удастся пережить осень и зиму, ибо за ним идут по пятам»[123]. Тогда же Кадыров заявлял: «С этим человеком не о чём говорить, его место в тюрьме или под землёй»[124]. В декабре 2009 года Кадыров, назвав Умарова «порождением иностранных спецслужб», указал, что он является «для нас (чеченцев), как и для всего российского народа, для меня лично, врагом номер один»[125]. В июне 2011 года Кадыров заявил об Умарове: «Мы бы хотели, чтобы крыса оказалась на скамье подсудимых и коротала жизнь в сибирской колонии. Окажет сопротивление — церемониться никто не станет»[126]. «Умаров — больной, запуганный человек, который сидит где-то в „землянке“ и не хочет из неё выходить… мы можем гарантировать ему только одно: если он придет с повинной в правоохранительные органы, он может рассчитывать на справедливый суд, в противном случае мы его найдем и уничтожим», — заявлял в августе 2010 года глава МВД Чечни Руслан Алханов[127]. В августе 2011 года Р. Алханов заявил: «Умаров, как крыса, которая постоянно перемещается с места на место. Он понимает, что правоохранительные органы не сидят, сложа руки, так что пока он жив, он не может быть в безопасности. Поэтому он постоянно передвигается. Если бы мы знали, где он точно находится в данное время, то давно отправили бы его к его друзьям — Басаеву и Масхадову»[128]. Сложность его преследования объясняют горно-лесистым крайне труднодоступным характером местности, где он скрывается, его высокой подвижностью («Умаров никогда не ночует в одном и том же месте. Он постоянно перемещается», — Иса Ямадаев[129]). Юнус-бек Евкуров отмечает (сент. 2012): «У него довольно серьезно поставлен контрразведывательный режим. Подступы к Умарову отсечены»[130]. Летом 2009 года Рамзан Кадыров заявлял, что имеет данные о том, что «Доку Умаров был тяжело ранен в ходе проведения под руководством депутата Госдумы Адама Делимханова спецоперации. На месте боя были обнаружены тела четверых боевиков». По словам Кадырова, Умарову, несмотря на тяжёлое ранение, удалось скрыться. Делимханов тогда же заявил, что убитые четверо боевиков являлись охранниками Доку Умарова[131]. В 2005 году в отношении Умарова было возбуждено уголовное дело по статье «Организация незаконных вооружённых формирований»[132]. 23 июня 2010 года США официально включили Доку Умарова в список международных террористов[10][13]. 11 марта 2011 года Совет Безопасности ООН включил Доку Умарова в список террористов, связанных с Аль-Каидой[14]. 26 мая 2011 года США включили Доку Умарова в национальную программу «Вознаграждение за содействие правосудию» и объявили награду в 5 миллионов долларов за информацию о его нахождении (для сравнения: за информацию о местонахождении Шамиля Басаева и Аслана Масхадова ФСБ России в 2004 году объявляла награду в 10 миллионов долларов[133][134], за любую информацию, которая способствует поимке преемника бен Ладена Аймана аз-Завахири США в настоящее время предлагают 25 миллионов долларов, а за голову лидера иракской ячейки «Аль-Каиды» Абу Дуа в октябре 2011 года было объявлено 10 миллионов долларов[135]). Впрочем, первоначально объявленная США награда за голову Усамы бен Ладена также составляла 5 миллионов долларов. В ответ на призыв Доку Умарова к своим сторонникам сорвать Олимпиаду 2014 года в Сочи глава Чечни Рамзан Кадыров в июле 2013 года заявил, что «шайтан Умаров» наверняка будет уничтожен ещё до начала Игр: «Он — шайтан, мы его до Олимпиады, я думаю, уверен, что мы его уничтожим. Мы его ищем каждый день, он нигде не появляется», — сказал Кадыров. При этом он заявил, что Доку Умаров лишь инструмент в руках «западных, европейских» врагов России, которым не нравится идея проведения Олимпиады в Сочи, и обозвал его «крысоматкой»[136]. Сообщения о гибелиИз послания к 4-й годовщине провозглашения Имарата Кавказ
Российские официальные лица и СМИ неоднократно сообщали о гибели Доку Умарова, однако затем эта информация была официально опровергнута[137][138][139]. Весной 2014 года было официально объявлено о смерти Умарова — вначале боевиками, а затем — спецслужбами, при этом его труп так и не был обнаружен. 19 июля 2014 года Рамзан Кадыров выложил в Интернет фотографию мёртвого Умарова[140].
Оценки личностиПо мнению эксперта центра Карнеги Алексея Малашенко (2010), Умаров «при всем том, что он сегодня наиболее известен, благодаря СМИ, — это не тот человек, который несет какие-то харизматические черты, как это было у Шамиля Басаева, или у того же Саида Бурятского»[63]. СемьяБыл женат на дочери полевого командира Дауда Ахмадова (близкого соратника Джохара Дудаева). Имел шестерых детей. 5 мая 2005 года были похищены 70-летний отец Доку Умарова, Хамад, а также его жена и 6-месячный сын.[160] За несколько месяцев до этого был захвачен и его родной брат, 43-летний Ахмад Умаров.[161] В 2003 и 2004 годах были схвачены двоюродный брат Доку Умарова Заурбек и племянник Роман Атаев. В ночь на 12 августа 2005 года на юго-западе Чечни была похищена сестра Умарова Наталья Хумаидова.[160] Террористы утверждали, что все похищенные помещались в личную тюрьму Рамзана Кадырова в селе Хоси-Юрт. В 2006 году добровольно сдался чеченским властям его старший брат Ахмед Умаров, заявивший, что последний раз видел брата в 2004 году[132]. В апреле 2007 года представители российской стороны обратились через посредников к террористам с предложением показать место захоронения Хамада Умарова. Доку Умаров подтвердил информацию об убийстве своего отца.[162] Также в ходе боевых действий погибли два брата Умарова — Муса и Иса.[163] В 2010 году неожиданно объявился ещё один брат Умарова, Ваха. Он заявил, что живёт в Стамбуле (с 2005 года[132]), и открестился от чеченского бандподполья.[164] НаградыНаграждён высшими орденами ЧРИ «Честь Нации» и «Герой Нации», а также именным оружием от Джохара Дудаева[15][17][42]. Напишите отзыв о статье "Умаров, Доку Хаматович"Примечания
Ссылки
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Умаров, Доку Хаматович
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.
На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.
Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.
Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.
«Но, может быть, это моя рубашка на столе, – думал князь Андрей, – а это мои ноги, а это дверь; но отчего же все тянется и выдвигается и пити пити пити и ти ти – и пити пити пити… – Довольно, перестань, пожалуйста, оставь, – тяжело просил кого то князь Андрей. И вдруг опять выплывала мысль и чувство с необыкновенной ясностью и силой.
«Да, любовь, – думал он опять с совершенной ясностью), но не та любовь, которая любит за что нибудь, для чего нибудь или почему нибудь, но та любовь, которую я испытал в первый раз, когда, умирая, я увидал своего врага и все таки полюбил его. Я испытал то чувство любви, которая есть самая сущность души и для которой не нужно предмета. Я и теперь испытываю это блаженное чувство. Любить ближних, любить врагов своих. Все любить – любить бога во всех проявлениях. Любить человека дорогого можно человеческой любовью; но только врага можно любить любовью божеской. И от этого то я испытал такую радость, когда я почувствовал, что люблю того человека. Что с ним? Жив ли он… Любя человеческой любовью, можно от любви перейти к ненависти; но божеская любовь не может измениться. Ничто, ни смерть, ничто не может разрушить ее. Она есть сущность души. А сколь многих людей я ненавидел в своей жизни. И из всех людей никого больше не любил я и не ненавидел, как ее». И он живо представил себе Наташу не так, как он представлял себе ее прежде, с одною ее прелестью, радостной для себя; но в первый раз представил себе ее душу. И он понял ее чувство, ее страданья, стыд, раскаянье. Он теперь в первый раз поняд всю жестокость своего отказа, видел жестокость своего разрыва с нею. «Ежели бы мне было возможно только еще один раз увидать ее. Один раз, глядя в эти глаза, сказать…»
И пити пити пити и ти ти, и пити пити – бум, ударилась муха… И внимание его вдруг перенеслось в другой мир действительности и бреда, в котором что то происходило особенное. Все так же в этом мире все воздвигалось, не разрушаясь, здание, все так же тянулось что то, так же с красным кругом горела свечка, та же рубашка сфинкс лежала у двери; но, кроме всего этого, что то скрипнуло, пахнуло свежим ветром, и новый белый сфинкс, стоячий, явился пред дверью. И в голове этого сфинкса было бледное лицо и блестящие глаза той самой Наташи, о которой он сейчас думал.
«О, как тяжел этот неперестающий бред!» – подумал князь Андрей, стараясь изгнать это лицо из своего воображения. Но лицо это стояло пред ним с силою действительности, и лицо это приближалось. Князь Андрей хотел вернуться к прежнему миру чистой мысли, но он не мог, и бред втягивал его в свою область. Тихий шепчущий голос продолжал свой мерный лепет, что то давило, тянулось, и странное лицо стояло перед ним. Князь Андрей собрал все свои силы, чтобы опомниться; он пошевелился, и вдруг в ушах его зазвенело, в глазах помутилось, и он, как человек, окунувшийся в воду, потерял сознание. Когда он очнулся, Наташа, та самая живая Наташа, которую изо всех людей в мире ему более всего хотелось любить той новой, чистой божеской любовью, которая была теперь открыта ему, стояла перед ним на коленях. Он понял, что это была живая, настоящая Наташа, и не удивился, но тихо обрадовался. Наташа, стоя на коленях, испуганно, но прикованно (она не могла двинуться) глядела на него, удерживая рыдания. Лицо ее было бледно и неподвижно. Только в нижней части его трепетало что то.
Князь Андрей облегчительно вздохнул, улыбнулся и протянул руку.
– Вы? – сказал он. – Как счастливо!
Наташа быстрым, но осторожным движением подвинулась к нему на коленях и, взяв осторожно его руку, нагнулась над ней лицом и стала целовать ее, чуть дотрогиваясь губами.
– Простите! – сказала она шепотом, подняв голову и взглядывая на него. – Простите меня!
– Я вас люблю, – сказал князь Андрей.
– Простите…
– Что простить? – спросил князь Андрей.
– Простите меня за то, что я сделала, – чуть слышным, прерывным шепотом проговорила Наташа и чаще стала, чуть дотрогиваясь губами, целовать руку.
– Я люблю тебя больше, лучше, чем прежде, – сказал князь Андрей, поднимая рукой ее лицо так, чтобы он мог глядеть в ее глаза.
Глаза эти, налитые счастливыми слезами, робко, сострадательно и радостно любовно смотрели на него. Худое и бледное лицо Наташи с распухшими губами было более чем некрасиво, оно было страшно. Но князь Андрей не видел этого лица, он видел сияющие глаза, которые были прекрасны. Сзади их послышался говор.
Петр камердинер, теперь совсем очнувшийся от сна, разбудил доктора. Тимохин, не спавший все время от боли в ноге, давно уже видел все, что делалось, и, старательно закрывая простыней свое неодетое тело, ежился на лавке.
– Это что такое? – сказал доктор, приподнявшись с своего ложа. – Извольте идти, сударыня.
В это же время в дверь стучалась девушка, посланная графиней, хватившейся дочери.
Как сомнамбулка, которую разбудили в середине ее сна, Наташа вышла из комнаты и, вернувшись в свою избу, рыдая упала на свою постель.
С этого дня, во время всего дальнейшего путешествия Ростовых, на всех отдыхах и ночлегах, Наташа не отходила от раненого Болконского, и доктор должен был признаться, что он не ожидал от девицы ни такой твердости, ни такого искусства ходить за раненым.
Как ни страшна казалась для графини мысль, что князь Андрей мог (весьма вероятно, по словам доктора) умереть во время дороги на руках ее дочери, она не могла противиться Наташе. Хотя вследствие теперь установившегося сближения между раненым князем Андреем и Наташей приходило в голову, что в случае выздоровления прежние отношения жениха и невесты будут возобновлены, никто, еще менее Наташа и князь Андрей, не говорил об этом: нерешенный, висящий вопрос жизни или смерти не только над Болконским, но над Россией заслонял все другие предположения.
Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем.
Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день.
«Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать.
Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.
Подпоясав кафтан и надвинув шапку, Пьер, стараясь не шуметь и не встретить капитана, прошел по коридору и вышел на улицу.
Тот пожар, на который так равнодушно смотрел он накануне вечером, за ночь значительно увеличился. Москва горела уже с разных сторон. Горели в одно и то же время Каретный ряд, Замоскворечье, Гостиный двор, Поварская, барки на Москве реке и дровяной рынок у Дорогомиловского моста.
Путь Пьера лежал через переулки на Поварскую и оттуда на Арбат, к Николе Явленному, у которого он в воображении своем давно определил место, на котором должно быть совершено его дело. У большей части домов были заперты ворота и ставни. Улицы и переулки были пустынны. В воздухе пахло гарью и дымом. Изредка встречались русские с беспокойно робкими лицами и французы с негородским, лагерным видом, шедшие по серединам улиц. И те и другие с удивлением смотрели на Пьера. Кроме большого роста и толщины, кроме странного мрачно сосредоточенного и страдальческого выражения лица и всей фигуры, русские присматривались к Пьеру, потому что не понимали, к какому сословию мог принадлежать этот человек. Французы же с удивлением провожали его глазами, в особенности потому, что Пьер, противно всем другим русским, испуганно или любопытна смотревшим на французов, не обращал на них никакого внимания. У ворот одного дома три француза, толковавшие что то не понимавшим их русским людям, остановили Пьера, спрашивая, не знает ли он по французски?
Пьер отрицательно покачал головой и пошел дальше. В другом переулке на него крикнул часовой, стоявший у зеленого ящика, и Пьер только на повторенный грозный крик и звук ружья, взятого часовым на руку, понял, что он должен был обойти другой стороной улицы. Он ничего не слышал и не видел вокруг себя. Он, как что то страшное и чуждое ему, с поспешностью и ужасом нес в себе свое намерение, боясь – наученный опытом прошлой ночи – как нибудь растерять его. Но Пьеру не суждено было донести в целости свое настроение до того места, куда он направлялся. Кроме того, ежели бы даже он и не был ничем задержан на пути, намерение его не могло быть исполнено уже потому, что Наполеон тому назад более четырех часов проехал из Дорогомиловского предместья через Арбат в Кремль и теперь в самом мрачном расположении духа сидел в царском кабинете кремлевского дворца и отдавал подробные, обстоятельные приказания о мерах, которые немедленно должны были бытт, приняты для тушения пожара, предупреждения мародерства и успокоения жителей. Но Пьер не знал этого; он, весь поглощенный предстоящим, мучился, как мучаются люди, упрямо предпринявшие дело невозможное – не по трудностям, но по несвойственности дела с своей природой; он мучился страхом того, что он ослабеет в решительную минуту и, вследствие того, потеряет уважение к себе.
Он хотя ничего не видел и не слышал вокруг себя, но инстинктом соображал дорогу и не ошибался переулками, выводившими его на Поварскую.
По мере того как Пьер приближался к Поварской, дым становился сильнее и сильнее, становилось даже тепло от огня пожара. Изредка взвивались огненные языка из за крыш домов. Больше народу встречалось на улицах, и народ этот был тревожнее. Но Пьер, хотя и чувствовал, что что то такое необыкновенное творилось вокруг него, не отдавал себе отчета о том, что он подходил к пожару. Проходя по тропинке, шедшей по большому незастроенному месту, примыкавшему одной стороной к Поварской, другой к садам дома князя Грузинского, Пьер вдруг услыхал подле самого себя отчаянный плач женщины. Он остановился, как бы пробудившись от сна, и поднял голову.
В стороне от тропинки, на засохшей пыльной траве, были свалены кучей домашние пожитки: перины, самовар, образа и сундуки. На земле подле сундуков сидела немолодая худая женщина, с длинными высунувшимися верхними зубами, одетая в черный салоп и чепчик. Женщина эта, качаясь и приговаривая что то, надрываясь плакала. Две девочки, от десяти до двенадцати лет, одетые в грязные коротенькие платьица и салопчики, с выражением недоумения на бледных, испуганных лицах, смотрели на мать. Меньшой мальчик, лет семи, в чуйке и в чужом огромном картузе, плакал на руках старухи няньки. Босоногая грязная девка сидела на сундуке и, распустив белесую косу, обдергивала опаленные волосы, принюхиваясь к ним. Муж, невысокий сутуловатый человек в вицмундире, с колесообразными бакенбардочками и гладкими височками, видневшимися из под прямо надетого картуза, с неподвижным лицом раздвигал сундуки, поставленные один на другом, и вытаскивал из под них какие то одеяния.
Женщина почти бросилась к ногам Пьера, когда она увидала его.
– Батюшки родимые, христиане православные, спасите, помогите, голубчик!.. кто нибудь помогите, – выговаривала она сквозь рыдания. – Девочку!.. Дочь!.. Дочь мою меньшую оставили!.. Сгорела! О о оо! для того я тебя леле… О о оо!
– Полно, Марья Николаевна, – тихим голосом обратился муж к жене, очевидно, для того только, чтобы оправдаться пред посторонним человеком. – Должно, сестрица унесла, а то больше где же быть? – прибавил он.
– Истукан! Злодей! – злобно закричала женщина, вдруг прекратив плач. – Сердца в тебе нет, свое детище не жалеешь. Другой бы из огня достал. А это истукан, а не человек, не отец. Вы благородный человек, – скороговоркой, всхлипывая, обратилась женщина к Пьеру. – Загорелось рядом, – бросило к нам. Девка закричала: горит! Бросились собирать. В чем были, в том и выскочили… Вот что захватили… Божье благословенье да приданую постель, а то все пропало. Хвать детей, Катечки нет. О, господи! О о о! – и опять она зарыдала. – Дитятко мое милое, сгорело! сгорело!
– Да где, где же она осталась? – сказал Пьер. По выражению оживившегося лица его женщина поняла, что этот человек мог помочь ей.
– Батюшка! Отец! – закричала она, хватая его за ноги. – Благодетель, хоть сердце мое успокой… Аниска, иди, мерзкая, проводи, – крикнула она на девку, сердито раскрывая рот и этим движением еще больше выказывая свои длинные зубы.
– Проводи, проводи, я… я… сделаю я, – запыхавшимся голосом поспешно сказал Пьер.
Грязная девка вышла из за сундука, прибрала косу и, вздохнув, пошла тупыми босыми ногами вперед по тропинке. Пьер как бы вдруг очнулся к жизни после тяжелого обморока. Он выше поднял голову, глаза его засветились блеском жизни, и он быстрыми шагами пошел за девкой, обогнал ее и вышел на Поварскую. Вся улица была застлана тучей черного дыма. Языки пламени кое где вырывались из этой тучи. Народ большой толпой теснился перед пожаром. В середине улицы стоял французский генерал и говорил что то окружавшим его. Пьер, сопутствуемый девкой, подошел было к тому месту, где стоял генерал; но французские солдаты остановили его.
– On ne passe pas, [Тут не проходят,] – крикнул ему голос.
– Сюда, дяденька! – проговорила девка. – Мы переулком, через Никулиных пройдем.
Пьер повернулся назад и пошел, изредка подпрыгивая, чтобы поспевать за нею. Девка перебежала улицу, повернула налево в переулок и, пройдя три дома, завернула направо в ворота.
– Вот тут сейчас, – сказала девка, и, пробежав двор, она отворила калитку в тесовом заборе и, остановившись, указала Пьеру на небольшой деревянный флигель, горевший светло и жарко. Одна сторона его обрушилась, другая горела, и пламя ярко выбивалось из под отверстий окон и из под крыши.
Когда Пьер вошел в калитку, его обдало жаром, и он невольно остановился.
– Который, который ваш дом? – спросил он.
– О о ох! – завыла девка, указывая на флигель. – Он самый, она самая наша фатера была. Сгорела, сокровище ты мое, Катечка, барышня моя ненаглядная, о ох! – завыла Аниска при виде пожара, почувствовавши необходимость выказать и свои чувства.
Пьер сунулся к флигелю, но жар был так силен, что он невольна описал дугу вокруг флигеля и очутился подле большого дома, который еще горел только с одной стороны с крыши и около которого кишела толпа французов. Пьер сначала не понял, что делали эти французы, таскавшие что то; но, увидав перед собою француза, который бил тупым тесаком мужика, отнимая у него лисью шубу, Пьер понял смутно, что тут грабили, но ему некогда было останавливаться на этой мысли.
Звук треска и гула заваливающихся стен и потолков, свиста и шипенья пламени и оживленных криков народа, вид колеблющихся, то насупливающихся густых черных, то взмывающих светлеющих облаков дыма с блестками искр и где сплошного, сноповидного, красного, где чешуйчато золотого, перебирающегося по стенам пламени, ощущение жара и дыма и быстроты движения произвели на Пьера свое обычное возбуждающее действие пожаров. Действие это было в особенности сильно на Пьера, потому что Пьер вдруг при виде этого пожара почувствовал себя освобожденным от тяготивших его мыслей. Он чувствовал себя молодым, веселым, ловким и решительным. Он обежал флигелек со стороны дома и хотел уже бежать в ту часть его, которая еще стояла, когда над самой головой его послышался крик нескольких голосов и вслед за тем треск и звон чего то тяжелого, упавшего подле него.
Пьер оглянулся и увидал в окнах дома французов, выкинувших ящик комода, наполненный какими то металлическими вещами. Другие французские солдаты, стоявшие внизу, подошли к ящику.
– Eh bien, qu'est ce qu'il veut celui la, [Этому что еще надо,] – крикнул один из французов на Пьера.
– Un enfant dans cette maison. N'avez vous pas vu un enfant? [Ребенка в этом доме. Не видали ли вы ребенка?] – сказал Пьер.
– Tiens, qu'est ce qu'il chante celui la? Va te promener, [Этот что еще толкует? Убирайся к черту,] – послышались голоса, и один из солдат, видимо, боясь, чтобы Пьер не вздумал отнимать у них серебро и бронзы, которые были в ящике, угрожающе надвинулся на него.
– Un enfant? – закричал сверху француз. – J'ai entendu piailler quelque chose au jardin. Peut etre c'est sou moutard au bonhomme. Faut etre humain, voyez vous… [Ребенок? Я слышал, что то пищало в саду. Может быть, это его ребенок. Что ж, надо по человечеству. Мы все люди…]
– Ou est il? Ou est il? [Где он? Где он?] – спрашивал Пьер.
– Par ici! Par ici! [Сюда, сюда!] – кричал ему француз из окна, показывая на сад, бывший за домом. – Attendez, je vais descendre. [Погодите, я сейчас сойду.]
И действительно, через минуту француз, черноглазый малый с каким то пятном на щеке, в одной рубашке выскочил из окна нижнего этажа и, хлопнув Пьера по плечу, побежал с ним в сад.
– Depechez vous, vous autres, – крикнул он своим товарищам, – commence a faire chaud. [Эй, вы, живее, припекать начинает.]
Выбежав за дом на усыпанную песком дорожку, француз дернул за руку Пьера и указал ему на круг. Под скамейкой лежала трехлетняя девочка в розовом платьице.
– Voila votre moutard. Ah, une petite, tant mieux, – сказал француз. – Au revoir, mon gros. Faut etre humain. Nous sommes tous mortels, voyez vous, [Вот ваш ребенок. А, девочка, тем лучше. До свидания, толстяк. Что ж, надо по человечеству. Все люди,] – и француз с пятном на щеке побежал назад к своим товарищам.
Пьер, задыхаясь от радости, подбежал к девочке и хотел взять ее на руки. Но, увидав чужого человека, золотушно болезненная, похожая на мать, неприятная на вид девочка закричала и бросилась бежать. Пьер, однако, схватил ее и поднял на руки; она завизжала отчаянно злобным голосом и своими маленькими ручонками стала отрывать от себя руки Пьера и сопливым ртом кусать их. Пьера охватило чувство ужаса и гадливости, подобное тому, которое он испытывал при прикосновении к какому нибудь маленькому животному. Но он сделал усилие над собою, чтобы не бросить ребенка, и побежал с ним назад к большому дому. Но пройти уже нельзя было назад той же дорогой; девки Аниски уже не было, и Пьер с чувством жалости и отвращения, прижимая к себе как можно нежнее страдальчески всхлипывавшую и мокрую девочку, побежал через сад искать другого выхода.
Когда Пьер, обежав дворами и переулками, вышел назад с своей ношей к саду Грузинского, на углу Поварской, он в первую минуту не узнал того места, с которого он пошел за ребенком: так оно было загромождено народом и вытащенными из домов пожитками. Кроме русских семей с своим добром, спасавшихся здесь от пожара, тут же было и несколько французских солдат в различных одеяниях. Пьер не обратил на них внимания. Он спешил найти семейство чиновника, с тем чтобы отдать дочь матери и идти опять спасать еще кого то. Пьеру казалось, что ему что то еще многое и поскорее нужно сделать. Разгоревшись от жара и беготни, Пьер в эту минуту еще сильнее, чем прежде, испытывал то чувство молодости, оживления и решительности, которое охватило его в то время, как он побежал спасать ребенка. Девочка затихла теперь и, держась ручонками за кафтан Пьера, сидела на его руке и, как дикий зверек, оглядывалась вокруг себя. Пьер изредка поглядывал на нее и слегка улыбался. Ему казалось, что он видел что то трогательно невинное и ангельское в этом испуганном и болезненном личике.
На прежнем месте ни чиновника, ни его жены уже не было. Пьер быстрыми шагами ходил между народом, оглядывая разные лица, попадавшиеся ему. Невольно он заметил грузинское или армянское семейство, состоявшее из красивого, с восточным типом лица, очень старого человека, одетого в новый крытый тулуп и новые сапоги, старухи такого же типа и молодой женщины. Очень молодая женщина эта показалась Пьеру совершенством восточной красоты, с ее резкими, дугами очерченными черными бровями и длинным, необыкновенно нежно румяным и красивым лицом без всякого выражения. Среди раскиданных пожитков, в толпе на площади, она, в своем богатом атласном салопе и ярко лиловом платке, накрывавшем ее голову, напоминала нежное тепличное растение, выброшенное на снег. Она сидела на узлах несколько позади старухи и неподвижно большими черными продолговатыми, с длинными ресницами, глазами смотрела в землю. Видимо, она знала свою красоту и боялась за нее. Лицо это поразило Пьера, и он, в своей поспешности, проходя вдоль забора, несколько раз оглянулся на нее. Дойдя до забора и все таки не найдя тех, кого ему было нужно, Пьер остановился, оглядываясь.
Фигура Пьера с ребенком на руках теперь была еще более замечательна, чем прежде, и около него собралось несколько человек русских мужчин и женщин.
– Или потерял кого, милый человек? Сами вы из благородных, что ли? Чей ребенок то? – спрашивали у него.
Пьер отвечал, что ребенок принадлежал женщине и черном салопе, которая сидела с детьми на этом месте, и спрашивал, не знает ли кто ее и куда она перешла.
– Ведь это Анферовы должны быть, – сказал старый дьякон, обращаясь к рябой бабе. – Господи помилуй, господи помилуй, – прибавил он привычным басом.
– Где Анферовы! – сказала баба. – Анферовы еще с утра уехали. А это либо Марьи Николавны, либо Ивановы.
– Он говорит – женщина, а Марья Николавна – барыня, – сказал дворовый человек.
– Да вы знаете ее, зубы длинные, худая, – говорил Пьер.
– И есть Марья Николавна. Они ушли в сад, как тут волки то эти налетели, – сказала баба, указывая на французских солдат.
– О, господи помилуй, – прибавил опять дьякон.
– Вы пройдите вот туда то, они там. Она и есть. Все убивалась, плакала, – сказала опять баба. – Она и есть. Вот сюда то.
Но Пьер не слушал бабу. Он уже несколько секунд, не спуская глаз, смотрел на то, что делалось в нескольких шагах от него. Он смотрел на армянское семейство и двух французских солдат, подошедших к армянам. Один из этих солдат, маленький вертлявый человечек, был одет в синюю шинель, подпоясанную веревкой. На голове его был колпак, и ноги были босые. Другой, который особенно поразил Пьера, был длинный, сутуловатый, белокурый, худой человек с медлительными движениями и идиотическим выражением лица. Этот был одет в фризовый капот, в синие штаны и большие рваные ботфорты. Маленький француз, без сапог, в синей шипели, подойдя к армянам, тотчас же, сказав что то, взялся за ноги старика, и старик тотчас же поспешно стал снимать сапоги. Другой, в капоте, остановился против красавицы армянки и молча, неподвижно, держа руки в карманах, смотрел на нее.
– Возьми, возьми ребенка, – проговорил Пьер, подавая девочку и повелительно и поспешно обращаясь к бабе. – Ты отдай им, отдай! – закричал он почти на бабу, сажая закричавшую девочку на землю, и опять оглянулся на французов и на армянское семейство. Старик уже сидел босой. Маленький француз снял с него последний сапог и похлопывал сапогами один о другой. Старик, всхлипывая, говорил что то, но Пьер только мельком видел это; все внимание его было обращено на француза в капоте, который в это время, медлительно раскачиваясь, подвинулся к молодой женщине и, вынув руки из карманов, взялся за ее шею.
Красавица армянка продолжала сидеть в том же неподвижном положении, с опущенными длинными ресницами, и как будто не видала и не чувствовала того, что делал с нею солдат.
Пока Пьер пробежал те несколько шагов, которые отделяли его от французов, длинный мародер в капоте уж рвал с шеи армянки ожерелье, которое было на ней, и молодая женщина, хватаясь руками за шею, кричала пронзительным голосом.
– Laissez cette femme! [Оставьте эту женщину!] – бешеным голосом прохрипел Пьер, схватывая длинного, сутоловатого солдата за плечи и отбрасывая его. Солдат упал, приподнялся и побежал прочь. Но товарищ его, бросив сапоги, вынул тесак и грозно надвинулся на Пьера.
– Voyons, pas de betises! [Ну, ну! Не дури!] – крикнул он.
Пьер был в том восторге бешенства, в котором он ничего не помнил и в котором силы его удесятерялись. Он бросился на босого француза и, прежде чем тот успел вынуть свой тесак, уже сбил его с ног и молотил по нем кулаками. Послышался одобрительный крик окружавшей толпы, в то же время из за угла показался конный разъезд французских уланов. Уланы рысью подъехали к Пьеру и французу и окружили их. Пьер ничего не помнил из того, что было дальше. Он помнил, что он бил кого то, его били и что под конец он почувствовал, что руки его связаны, что толпа французских солдат стоит вокруг него и обыскивает его платье.
– Il a un poignard, lieutenant, [Поручик, у него кинжал,] – были первые слова, которые понял Пьер.
– Ah, une arme! [А, оружие!] – сказал офицер и обратился к босому солдату, который был взят с Пьером.
– C'est bon, vous direz tout cela au conseil de guerre, [Хорошо, хорошо, на суде все расскажешь,] – сказал офицер. И вслед за тем повернулся к Пьеру: – Parlez vous francais vous? [Говоришь ли по французски?]
Пьер оглядывался вокруг себя налившимися кровью глазами и не отвечал. Вероятно, лицо его показалось очень страшно, потому что офицер что то шепотом сказал, и еще четыре улана отделились от команды и стали по обеим сторонам Пьера.
– Parlez vous francais? – повторил ему вопрос офицер, держась вдали от него. – Faites venir l'interprete. [Позовите переводчика.] – Из за рядов выехал маленький человечек в штатском русском платье. Пьер по одеянию и говору его тотчас же узнал в нем француза одного из московских магазинов.
– Il n'a pas l'air d'un homme du peuple, [Он не похож на простолюдина,] – сказал переводчик, оглядев Пьера.
– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.
В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.
Новостью дня в этот день в Петербурге была болезнь графини Безуховой. Графиня несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых петербургских докторов, обыкновенно лечивших ее, она вверилась какому то итальянскому доктору, лечившему ее каким то новым и необыкновенным способом.
Все очень хорошо знали, что болезнь прелестной графини происходила от неудобства выходить замуж сразу за двух мужей и что лечение итальянца состояло в устранении этого неудобства; но в присутствии Анны Павловны не только никто не смел думать об этом, но как будто никто и не знал этого.
– On dit que la pauvre comtesse est tres mal. Le medecin dit que c'est l'angine pectorale. [Говорят, что бедная графиня очень плоха. Доктор сказал, что это грудная болезнь.]
– L'angine? Oh, c'est une maladie terrible! [Грудная болезнь? О, это ужасная болезнь!]
– On dit que les rivaux se sont reconcilies grace a l'angine… [Говорят, что соперники примирились благодаря этой болезни.]
Слово angine повторялось с большим удовольствием.
– Le vieux comte est touchant a ce qu'on dit. Il a pleure comme un enfant quand le medecin lui a dit que le cas etait dangereux. [Старый граф очень трогателен, говорят. Он заплакал, как дитя, когда доктор сказал, что случай опасный.]
– Oh, ce serait une perte terrible. C'est une femme ravissante. [О, это была бы большая потеря. Такая прелестная женщина.]
– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J'ai envoye savoir de ses nouvelles. On m'a dit qu'elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c'est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons a des camps differents, mais cela ne m'empeche pas de l'estimer, comme elle le merite. Elle est bien malheureuse, [Вы говорите про бедную графиню… Я посылала узнавать о ее здоровье. Мне сказали, что ей немного лучше. О, без сомнения, это прелестнейшая женщина в мире. Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна.] – прибавила Анна Павловна.
Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление в том, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.
– Vos informations peuvent etre meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce medecin est un homme tres savant et tres habile. C'est le medecin intime de la Reine d'Espagne. [Ваши известия могут быть вернее моих… но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб медик королевы испанской.] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.
– Je trouve que c'est charmant! [Я нахожу, что это прелестно!] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le heros de Petropol [героем Петрополя] (как его называли в Петербурге).
– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.
И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.
– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.
Билибин рассматривал внимательно свои ногти, и многие, видимо, робели, как бы спрашивая, в чем же они виноваты? Анна Павловна шепотом повторяла уже вперед, как старушка молитву причастия: «Пусть дерзкий и наглый Голиаф…» – прошептала она.
Князь Василий продолжал:
– «Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях России смертоносные ужасы; кроткая вера, сия праща российского Давида, сразит внезапно главу кровожаждущей его гордыни. Се образ преподобного Сергия, древнего ревнителя о благе нашего отечества, приносится вашему императорскому величеству. Болезную, что слабеющие мои силы препятствуют мне насладиться любезнейшим вашим лицезрением. Теплые воссылаю к небесам молитвы, да всесильный возвеличит род правых и исполнит во благих желания вашего величества».
– Quelle force! Quel style! [Какая сила! Какой слог!] – послышались похвалы чтецу и сочинителю. Воодушевленные этой речью, гости Анны Павловны долго еще говорили о положении отечества и делали различные предположения об исходе сражения, которое на днях должно было быть дано.
– Vous verrez, [Вы увидите.] – сказала Анна Павловна, – что завтра, в день рождения государя, мы получим известие. У меня есть хорошее предчувствие.
Предчувствие Анны Павловны действительно оправдалось. На другой день, во время молебствия во дворце по случаю дня рождения государя, князь Волконский был вызван из церкви и получил конверт от князя Кутузова. Это было донесение Кутузова, писанное в день сражения из Татариновой. Кутузов писал, что русские не отступили ни на шаг, что французы потеряли гораздо более нашего, что он доносит второпях с поля сражения, не успев еще собрать последних сведений. Стало быть, это была победа. И тотчас же, не выходя из храма, была воздана творцу благодарность за его помощь и за победу.
Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе все утро царствовало радостно праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною, и некоторые уже говорили о пленении самого Наполеона, о низложении его и избрании новой главы для Франции.
Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя. Это было как удавшийся сюрприз. В известии Кутузова сказано было тоже о потерях русских, и в числе их названы Тучков, Багратион, Кутайсов. Тоже и печальная сторона события невольно в здешнем, петербургском мире сгруппировалась около одного события – смерти Кутайсова. Его все знали, государь любил его, он был молод и интересен. В этот день все встречались с словами:
– Как удивительно случилось. В самый молебен. А какая потеря Кутайсов! Ах, как жаль!
– Что я вам говорил про Кутузова? – говорил теперь князь Василий с гордостью пророка. – Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона.
Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d'Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Общий разговор сосредоточился около трех печальных событий: неизвестности государя, погибели Кутайсова и смерти Элен.
На третий день после донесения Кутузова в Петербург приехал помещик из Москвы, и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам. Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoleance [визитов соболезнования] по случаю смерти его дочери, которые ему делали, говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в печали забыть то, что он говорил прежде), он говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.
– Я удивляюсь только, как можно было поручить такому человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».
Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M'apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]
– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l'abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
- Родившиеся 13 апреля
- Родившиеся в 1964 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Харсеное
- Умершие 7 сентября
- Умершие в 2013 году
- Кавалеры ордена «Честь Нации»
- Кавалеры ордена «Герой Нации»
- Главы Чеченской Республики Ичкерия
- Амиры Кавказского эмирата
- Выпускники Грозненского нефтяного университета
- Участники Первой чеченской войны
- Участники Второй чеченской войны
- Министры ЧРИ
- Чеченские полевые командиры
- Участники новогоднего штурма Грозного
