Долганов, Виталий Иванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Виталий Иванович Долганов
Основные сведения
Страна

СССР СССР

Дата рождения

22 апреля 1901(1901-04-22)

Место рождения

Нижний Новгород

Дата смерти

1969(1969)

Место смерти

Москва

Работы и достижения
Работал в городах

Москва

Градостроительные проекты

Эскизная схема перепланировки Москвы (соавтор)
Генеральный план реконструкции Москвы (соавтор)

Виталий Иванович Долга́нов (22 апреля 1901, Нижний Новгород — 1969, Москва) — советский архитектор, градостроитель и преподаватель, мастер ландшафтной архитектуры.





Биография

Родился 22 апреля 1901 года в Нижнем Новгороде младшим ребёнком в многодетной семье. Учился в казённой гимназии. В 1920—1922 годах служил рядовым в Красной армии. После демобилизации вернулся в Нижний Новгород, работал художником-декоратором в клубе завода «Славянин». В 1923 году поступил на основное отделение архитектурного факультета ВХУТЕИНа, с третьего курса учился в мастерской профессора Н. А. Ладовского. Окончил институт в 1929 году, защитив диплом на тему «Парк культуры и отдыха в Москве». Дипломная работа определила профессиональную деятельность Долганова на все последующие годы[1][2].

После окончания ВХУТЕИНа поступил на работу в Планировочно-земельный подотдел Отдела планировки Московского коммунального хозяйства (МКХ) Моссовета. В 1929 году вступил в творческую организацию архитекторов ВОПРА. В 1930 году под руководством В. Н. Семенова Долганов совместно с архитекторами С. А. Болдыревым и П. И. Гольденбергом выполнил «Эскизную схему перепланировки Москвы». В 1931 году на созванном президиумом Моссовета общемосковском собрании архитекторов был избран в Архитектурный совет Москвы, перед которым была поставлена задача проработки вопроса реконструкции центра города[3]. Одновременно Долганов и Гольденберг занимались исследованием вопросов жилищного градостроительства, результатом которого стала вышедшая в 1931 году книга «Проблема жилого квартала». В 1933—1935 годах под руководством В. Н. Семенова и С. Е. Чернышёва участвовал в разработке Генерального плана реконструкции Москвы — Долганов стал автором Схемы озеленения Москвы и текста описывающего её раздела. Наряду с этим участвовал в тот же период в разработке целого ряда проектов локальных объектов озеленения — парков, улиц, площадей и дворов[1].

В 1935 году занял пост руководителя архитектурно-планировочной мастерской № 3 Моссовета, которая занималась планировкой юго-восточной части Москвы и части территории Московской области (Выхино, Карачарово, Вязовки, Люблино, Кузьминок)[1][4]. Позднее работал в архитектурно-планировочной мастерской № 11 под руководством И. С. Николаева, где занимался проектами планировки и реконструкции ряда московских улиц и магистралей[1].

В 1936—1941 годах являлся руководителем мастерской по планировке парков и озеленению города Управления планировки Мосгорисполкома, участвовал в это время в разработке генеральных планов большинства московских парков. В 1935—1939 годах учился на Факультете архитектурного усовершенствования Всесоюзной академии архитектуры. С начала Великой Отечественной войны работал в Службе маскировки Мосгорисполкома, занимался маскировкой ряда тыловых объектов города. В 1944 году возглавил мастерскую садов и парков вновь созданного Управление по делам архитектуры. В конце 1940-х — начале 1950-х годов принимал участие в планировочных работах и в составлении новой Схемы озеленения Москвы. В 1951—1961 годах руководил мастерской № 4 Института генплана Москвы. В 1945—1950 годах избирался депутатом Моссовета[1].

В 1961 году, после назначения главным архитектором города М. В. Посохина и создания на базе мастерской № 4 и ряда других организаций Института по проектированию внешнего благоустройства и озеленения Москвы, Долганов по личным мотивам не согласился перейти в новую организацию. Вместе с другими сотрудниками мастерской № 4 устроился в Управление по проектированию Всемирной выставки («Экспо-67»), которую намеревались провести в Москве на обширной территории, включающей ЦПКиО им. Горького и Воробьёвы горы. После отказа от проведения выставки в Москве в 1964 году Долганов вышел на пенсию[1].

На пенсии на общественных началах сотрудничал с Московским отделением Всероссийского общества охраны природы, где работал над рукописью «Принципы озеленения Москвы и городов СССР». В 1965—1967 годах выполнял по заказу Госстроя СССР экспертизу генеральных планов ряда городов; в 1968—1969 годах состоял в Государственной экспертной комиссии по оценке раздела «Озеленение» Генерального плана развития Москвы. Скончался в Москве осенью 1969 года[1].

Основные проекты и постройки

  • 1930 — Эскизная схема перепланировки Москвы (под руководством В. Н. Семенова), совместно с С. А. Болдыревым и П. И. Гольденбергом;
  • 1931 — Проект реконструкции площади Застава Ильича, совместно с А. С. Алимовым и А. В. Буниным;
  • 1931 — Конкурсный проект генерального плана ЦПКиО им. Горького, совместно с П. И. Гольденбергом (не осуществлён);
  • 1933—1935 — Схема озеленения в Генеральном плане реконструкции Москвы;
  • 1930-е — Проект парка ПКиО в Самаре, совместно с Т. Н. Варенцовым;
  • 1930-е — Парк в поселке Челябинского электро-металлургического комбината, совместно с М. И. Прохоровой;
  • 1930-е — Центральный парк на Ленинских горах в Москве, совместно с М. И. Прохоровой;
  • 1930-е — Проект планировки и озеленения Манежной площади в Москве (несколько вариантов);
  • 1934 — Откос и монументальная лестница перед домом Пашкова на Моховой улице в Москве;
  • 1935 — Проект планировки территории юго-восточного сектора Москвы;
  • 1935 — Проекты планировки и реконструкции главных магистралей Москвы — Большой Якиманки, Калужского шоссе, Большой Полянки, участка Садового кольца от Добрынинской площади до Крымского моста, Мытной улицы и Шаболовки;
  • 1935 — Проект планировки Большой Калужской улицы;
  • 1935 — Ограда Нескучного сада;
  • 1935 — Парадный двор с курдонёром и фонтаном Витали перед зданием Президиума Академии наук СССР на Большой Калужской улице;
  • 1936—1937 — Генеральный план парка имени Дзержинского в Останкине, совместно с Ю. С. Гриневицким;
  • 1936—1937 — Генеральный план парка в Кузьминках;
  • 1936—1937 — Генеральный план парка в Царицыне;
  • 1936—1941 — Генеральный план Сокольнического ПКиО, совместно с А. Я. Каррой, И. М. Петровым;
  • 1936—1941 — Генеральный план ПКиО им. Сталина, совместно с М. П. Коржевым и М. И. Прохоровой;
  • 1936—1941 — Генеральный план парка у Химкинского водохранилища, совместно с М. П. Коржевым, Г. И. Кашкаровым, А. А. Лохвицким;
  • 1937—1938 — Центральный партер и планировка вокруг Голицынского пруда в ЦПКиО им. Горького (с участием коллектива архитекторов под руководством А. В. Власова), развитие парка с включением территории Ленинских гор и поймы Лужников;
  • 1939 — Рабочие чертежи озеленения территории ВСХВ, совместно с А. С. Коробовым, М. И. Прохоровой, М. П. Коржевым М. П., Ю. С. Гриневицким, И. П. Кычаковым;
  • 1944—1951 — Озеленение центральных московских площадей, магистралей, набережных (руководство авторским коллективом мастерской);
  • 1947 — Благоустройство подходов к стадиону «Динамо», в соавторстве с В. Д. Лукьяновым;
  • 1948 — Смотровая площадка на Ленинских горах;
  • 1951 — Реконструкция входа на Тверской бульвар со стороны Пушкинской площади, соавтор А. Н. Шингарёв;
  • 1954 — Генеральный план развития ЦПКиО им. Горького, в соавторстве с К. И. Павловой;
  • 1954 — Сквер на площади Киевского вокзала;
  • 1954—1956 — Озеленение территории Центрального стадиона имени В. И. Ленина в Лужниках, в соавторстве с Ю. С. Гриневицким и С. И. Елизаровым;
  • 1956—1958 — Парк у Новодевичьего монастыря, в соавторстве с К. И. Павловой, В. И. Ивановым, А. А. Савиным;
  • 1956—1961 — Парк Дружбы на Ленинградском шоссе (руководитель авторского коллектива в составе архитекторов Г. Н. Ежовой, В. И. Иванова, А. А. Савина);
  • 1960 — Проект Всесоюзного детского парка «Страна чудес» в пойме Нижних Мневников, в соавторстве с В. И. Ивановым, А. А. Савиным, Г. А. Механошиной (не осуществлён);
  • 1959—1960 — Схема озеленения Москвы в границах МКАД (руководство авторским коллективом);
  • 1960—1961 — Схема озеленения Москвы в пределах Садового кольца, в соавторстве с П. И. Гольденбергом, В. И. Ивановым, А. А. Савиным, С. И. Елизаровым;
  • 1961—1962 — Реконструкция усадьбы «Горки-Ленинские», в соавторстве с Г. А. Механошиной;
  • 1961—1963 — Варианты проектов планировки и озеленения территории Всемирной выставки «ЭКСПО — 67» в Москве (в составе авторского коллектива) (не осуществлён).

Напишите отзыв о статье "Долганов, Виталий Иванович"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 Иванов В. И. [www.gardener.ru/gap/person/page35.php Долганов Виталий Иванович]. Gardener.ru.
  2. Казусь, 2009, с. 438.
  3. Казусь, 2009, с. 163, 212.
  4. Рогачев А. В. Проспекты советской Москвы. История реконструкции главных улиц города. 1935—1990 гг.. — М.: Центрполиграф, 2015. — С. 366. — 448 с. — ISBN 978-5-227-05721-1.

Литература

  • Казусь И. А. Советская архитектура 1920-х годов: организация проектирования. — Прогресс-Традиция, 2009. — 488 с. — ISBN 5-89826-291-1.

Ссылки

  • Иванов В. И. [www.gardener.ru/gap/person/page35.php Долганов Виталий Иванович]. Gardener.ru.
  • Иванов В. И. [www.russiskusstvo.ru/authors/146/a71/ Ландшафтная архитектура Москвы. Страницы истории]. Русское искусство.

Отрывок, характеризующий Долганов, Виталий Иванович

Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.