Долгая дорога к свободе

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Долгая дорога к свободе
Long Walk to Freedom
Автор:

Нельсон Мандела

Дата первой публикации:

1995

Долгая дорога к свободе (англ. Long Walk to Freedom) — автобиографическая книга Нельсона Манделы, президента ЮАР, опубликованная в 1995 году Little Brown & Co.



Содержание

В своей книге Мандела рассказывает о ранней жизни, достижении совершеннолетия, получения образования и 27 годах проведённых в тюрьме. Во времена апартеида Мандела считался террористом и был посажен в тюрьму на острове Роббен за участие в деятельности АНК. С тех пор он добился международного признания за объединение народа Южной Африки. В последних главах книги описывается политическое восхождение и убеждение, что борьба против апартеида продолжается .

Мандела посвятил книгу «моим шестерым детям, Мадибе и Маказиве (моя первая дочь), ныне покойным, Магкахо, Маказиве, Зенани и Зиндзи, чьими поддержкой и любовью я дорожу; моим двадцати одному внуку и трём правнукам, которые приносят мне огромное удовольствие, всем моим товарищам, друзьям и коллегам-южноафриканцам, которым я служу и чье мужество, решительность и патриотизм останется моим источником вдохновения».

Премии

В 1995 году книга была удостоена литературной премии Алана Патона (ЮАР), а затем опубликована на многих языках мира, в том числе и на африкаанс, в переводе Антье Крог.

Экранизация

В 2013 году по книге был снят кинофильм — «Долгий путь к свободе», режиссёр Джастин Чадвик. сценарист Уильям Николсон. Главную роль исполнил Идрис Эльба. Премьера фильма состоялась 7 сентября 2013 года на Международном кинофестивале в Торонто.

Напишите отзыв о статье "Долгая дорога к свободе"

Отрывок, характеризующий Долгая дорога к свободе

– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.