Долгий парламент

Долгий парламент — название Парламента Великобритании в 1640—1653 и 1659—1660 годах. Собрался в Вестминстере. Разогнан Оливером Кромвелем. Из 511 членов палаты общин 91 депутат был послан графствами, 4 — университетами, остальные депутаты представляли города. Среди его членов были Люшиус Кэри и Джон Пим.

Долгим парламентом называется парламент, созванный Карлом I 3 ноября 1640 г. после Епископских войн. Он получил такое название из-за событий, которые последовали за актом парламента — он мог быть распущен только с согласия самих депутатов, и они не соглашались с его роспуском до окончания Английской гражданской войны и до конца периода междуцарствования в 1660 г. (когда произошла реставрация Стюартов). Он заседал с 1640 по 1649 гг., когда он подвергся политической чистке со стороны Армии нового образца, потому что не заботился об интересах армии. Из парламента были выдворены все депутаты-пресвитерианцы, которые были настроены против армии. Этот парламент получил название Охвостье.

В период Протектората Охвостье замещало другие законодательные собрания, Охвостье было распущено армией только после смерти Оливера Кромвеля в 1658 г. в надежде на восстановление доверия к армейскому правлению. Когда это не получилось, генерал Джордж Монк позволяет членам парламента вновь собраться в 1659 г. Они принимают важное законодательное решение о прекращении работы Долгого парламента и его роспуске. Это решение расчистило дорогу для нового парламента, известного как Согласительный.

История

1640—1648

Карл I собрал парламент в 1640 г. для того, чтобы попросить его принять финансовый билль, потому что Епископские войны разорили королевскую казну.

Эдуард Хайд вспоминал властный тон его вступительной речи к парламенту: «Его первое появление имело печальный и грустный вид, который предвещал необычные и противоестественные события. Король не приехал лично в традиционном экипаже во всей своей величественности в Вестминстер, а приплыл лично в своей барже прямо к ступеням парламента, и так к церкви, как будто это было возвращение к откладыванию сессии парламента или объявление перерыва в работе парламента».

Парламент был изначально под влиянием Джона Пима и его сторонников. В августе 1641 г. парламент постановляет лишить Карла I власти, которую он получил при вступлении на престол. Реформы были направлены на то, чтобы не дать возможности Карлу I править страной единолично.

Парламент также освободил осуждённых Звёздной Палатой.

Трёхгодичный акт от 16 февраля 1641 г., также известный как «Акт о предотвращении неудобств», был принят с требованием того, чтобы промежуток между двумя сессиями парламента не превышал трёхлетнего срока. Парламент также был ответственен за обвинение в государственной измене двух советников короля: архиепископа Уильяма Лода и Томаса Уэнтворта (графа Страффорда), привлечение их к суду и вынесении смертного приговора. Ирландское восстание, которое началось в октябре 1641 г. возобновляет прения между парламентом и королём о контроле над армией.

Ведомый Джоном Пимом, 22 ноября 1641 г. парламент представляет королю Великую Ремонстрацию, которая была принята парламентом с перевесом в 11 голосов (159—148).

Она содержит перечень более чем 150 «злодеяний» во время правления Карла, включая Церковь, которая находится под влиянием иностранных папистов и королевских советников, представляющих интересы иностранных сил. Вторая половина Ремонстрации предлагает решение «злоупотреблений» короны, в том числе церковная реформа и назначение королевских министров парламентом.

В декабре 1641 г. парламент в "Ордонансе о полиции " утверждает, что желает контролировать назначение командующих в армии и на флоте.

Король отвергает Великую Ремонстрацию и отказывается давать санкцию на Билль о милиции. Король верил в то, что пуритане (или диссентеры, то есть «отклоняющиеся») поддерживаемые пятью влиятельными членами палаты общин: Джоном Пимом, Джоном Хэмпденом, Дензилом Холлисом, сэром Артуром Хэселри и Уильямом Стродом - и лордом Мандевилем, которые были на стороне шотландцев в недавних Епископских войнах, и что они замышляют повернуть против него лондонскую толпу. Когда слух достиг двора, что они также планируют обвинить королеву в том, что она якобы участвует в католическом заговоре, Карл решает арестовать их за государственную измену.

Спикером палаты общин долгое время был Уильям Лэнтхэл. Во вторник, 4 января 1642 г. король вошёл в палату общин с целью схватить пятерых членов парламента. Те были предупреждены и потому бежали в Сити. Карл занял кресло спикера и, не обнаружив разыскиваемых членов парламента, заявил: «Я вижу, птички улетели». Затем он повернулся к Лентхэлу, который стоял ниже, и спросил у него: «Был ли кто-нибудь из этих персон в палате, видел ли Лентхэл кого-нибудь из них в палате, если нет, то где они находятся»? Лентхэл упал на колени и отвечал: «May it please your Majesty, I have neither eyes to see nor tongue to speak in this place but as the House is pleased to direct me, whose servant I am here» (На русский язык переводится примерно так: «Может такой ответ устроит ваше Величество, сейчас я буду слеп и безмолвен, потому что Палата назначила меня, и я являюсь её слугой»). Смысл этой фразы сводится к тому, что: «я вам отвечу только в том случае, если мне это прикажет парламент», то есть спикер подчиняется парламенту, а не королю. После неудачи в поимке пятерых членов Палаты общин, боясь за жизнь своей семьи, Карл покидает Лондон и перебирается в Оксфорд. За ним последовали роялисты, и в Оксфорде они сформировали альтернативный парламент. В отсутствие роялистов Долгий парламент продолжал заседать на протяжении всей гражданской войны и просуществовал до акта о самороспуске.

В марте 1642 г. в отсутствие Карла в столице, когда над страной повисла угроза войны, парламент постановил, что его парламентские ордонансы законны и без монаршего согласия. «Ордонанс о полиции» был принят 5 марта, что давало парламенту контроль над местной полицией (trained bands). Контроль над полицией был стратегически важен, потому что это давало радикально настроенному парламенту защиту от вооружённого вмешательства солдат, которые были в распоряжении Карла рядом со столицей. В ответ на «Ордонанс о милиции» Карл возрождает «Патенты на набор» как средство для созыва армии в противовес военным силам парламента.

1649—1653

Разногласия возникли между различными фракциями и их итогом стала Прайдова чистка парламента 7 декабря 1648 г., когда по приказу Генри Айртона (зятя Оливера Кромвеля) полковник Прайд выдворил около половины членов парламента. Большинство исключённых были пресвитерианами. После изгнания пресвитериан из парламента, оставшиеся — Охвостье, устраивает суд над Карлом I и приговаривает его к смерти. Оно также ответственно за установление Английской республики в 1649 г.

Оливер Кромвель насильственно разогнал Охвостье в 1653 г., когда ему показалось, что депутаты могут расформировать его дорогостоящую для бюджета армию в 50 тыс. человек.

В 1648 году противники короля во главе с Кромвелем захватили Лондон и очистили законодательное собрание от сторонников монарха. На следующий год оставшиеся парламентарии низложили и казнили короля, после чего была упразднена палата лордов, а страна провозглашена республикой.

Исполнительную власть получил Государственный совет и его председатель Кромвель, законодательная — сохранилась за жалким остатком былого парламента, получившим название «Охвостье». Но и с Охвостьем Кромвель поладить не смог и как-то, услышав возражения депутатов, заявил им: «Вы слишком долго заседали. Пора покончить с вами. Во имя Бога, уходите!» Таким образом, в 1653 Охвостье было распущено.

Новый созыв 1659 и Реставрация 1660

Ричард Кромвель в 1658 г. стал преемником своего отца Оливера в качестве лорд-протектора. Он был свергнут в результате офицерского заговора в апреле 1659 г. Офицеры вновь созвали Долгий парламент. Он был созван 7 мая 1659 г., но после 5 месяцев правления у него снова произошёл конфликт с армией (ведомой Джоном Ламбертом) и был вновь разогнан 13 октября 1659 г. Правление перешло к так называемому «Комитету общественной безопасности», который возглавил Ламберт. Генерал Джордж Монк, который являлся вице-королём Шотландии, начал движение на юг. Ламберт, который не выступил ему навстречу, потерял поддержку в Лондоне. Флот объявил о созыве парламента, так 26 декабря 1659 г. Долгий парламент опять вошёл в силу. Ламберт ничего не мог противопоставить Монку и тот продолжал движение на юг. 3 февраля 1660 г. Монк достигает Лондона. Первоначально Монк создаёт видимость уважения к парламенту, но он быстро находит парламентёров нерасположёнными в содействии его плану свободного избрания нового парламента. Таким образом, 21 февраля 1660 г. он возвращает в парламент тех парламентёров, которые были выдворены из него Прайдом. Они смогли приступить к созыву «Свободного парламента». 16 марта 1660 г. Долгий парламент объявил о самороспуске.

Литература

• Carlton, Charles (1995), Charles I: The Personal Monarch, Great Britain: Routledge, ISBN 0-415-12141-8 
• Coward, Barry (1994), The Stuart Age, London: Longman, ISBN 0-582-48279-8 
• Gillespie, Raymond (2006), Seventeenth Century Ireland (Third ed.), Dublin: Gill and McMillon, ISBN 978-0-7171-3946-0 
• Gregg, Pauline (1981), King Charles I, London: Dent 
• Hibbert, Christopher (1968), Charles I, London: Weidenfeld and Nicolson 
• House of Commons (1802), [www.british-history.ac.uk/report.aspx?compid=24957 "House of Commons Journal Volume 7: 16 March 1660"], Journal of the House of Commons Volume=7: 1651–1660, сс. 879–880, <www.british-history.ac.uk/report.aspx?compid=24957> 
• Kenyon, J.P. (1978), Stuart England, Harmondsworth: Penguin Books 
• Ludlow, Edmund (1894), Firth, C.H., ed., [archive.org/details/memoirsedmundlu01ludlgoog The Memoirs of Edmund Ludlow Lieutenant-General of the Horse in the Army of the Commonwealth of England 1625–1672], vol. 2, Oxford: Clarendon Press, <archive.org/details/memoirsedmundlu01ludlgoog> 
• Smith, David L. (1999), The Stuart Parliaments 1603–1689, London: Arnold 
• Starky, David (2006), Monarchy, London: Harper Perennial 
• Upham, Charles Wentworth (1842), Sparks, Jared, ed., Life of Sir Henry Vane, Fourth Governor of Massachusetts in The Library of American Biography, New York: Harper & Brothers, ISBN 1115288024 
• Wedgwood, C. V. (1970), The King's War: 1641–1647, London: Fontana 

Отрывок, характеризующий Долгий парламент

Узнав от Пьера подробности женитьбы Анатоля, излив свой гнев на него ругательными словами, Марья Дмитриевна сообщила ему то, для чего она вызвала его. Марья Дмитриевна боялась, чтобы граф или Болконский, который мог всякую минуту приехать, узнав дело, которое она намерена была скрыть от них, не вызвали на дуэль Курагина, и потому просила его приказать от ее имени его шурину уехать из Москвы и не сметь показываться ей на глаза. Пьер обещал ей исполнить ее желание, только теперь поняв опасность, которая угрожала и старому графу, и Николаю, и князю Андрею. Кратко и точно изложив ему свои требования, она выпустила его в гостиную. – Смотри же, граф ничего не знает. Ты делай, как будто ничего не знаешь, – сказала она ему. – А я пойду сказать ей, что ждать нечего! Да оставайся обедать, коли хочешь, – крикнула Марья Дмитриевна Пьеру.
Пьер встретил старого графа. Он был смущен и расстроен. В это утро Наташа сказала ему, что она отказала Болконскому.
– Беда, беда, mon cher, – говорил он Пьеру, – беда с этими девками без матери; уж я так тужу, что приехал. Я с вами откровенен буду. Слышали, отказала жениху, ни у кого не спросивши ничего. Оно, положим, я никогда этому браку очень не радовался. Положим, он хороший человек, но что ж, против воли отца счастья бы не было, и Наташа без женихов не останется. Да всё таки долго уже так продолжалось, да и как же это без отца, без матери, такой шаг! А теперь больна, и Бог знает, что! Плохо, граф, плохо с дочерьми без матери… – Пьер видел, что граф был очень расстроен, старался перевести разговор на другой предмет, но граф опять возвращался к своему горю.
Соня с встревоженным лицом вошла в гостиную.
– Наташа не совсем здорова; она в своей комнате и желала бы вас видеть. Марья Дмитриевна у нее и просит вас тоже.
– Да ведь вы очень дружны с Болконским, верно что нибудь передать хочет, – сказал граф. – Ах, Боже мой, Боже мой! Как всё хорошо было! – И взявшись за редкие виски седых волос, граф вышел из комнаты.
Марья Дмитриевна объявила Наташе о том, что Анатоль был женат. Наташа не хотела верить ей и требовала подтверждения этого от самого Пьера. Соня сообщила это Пьеру в то время, как она через коридор провожала его в комнату Наташи.
Наташа, бледная, строгая сидела подле Марьи Дмитриевны и от самой двери встретила Пьера лихорадочно блестящим, вопросительным взглядом. Она не улыбнулась, не кивнула ему головой, она только упорно смотрела на него, и взгляд ее спрашивал его только про то: друг ли он или такой же враг, как и все другие, по отношению к Анатолю. Сам по себе Пьер очевидно не существовал для нее.
– Он всё знает, – сказала Марья Дмитриевна, указывая на Пьера и обращаясь к Наташе. – Он пускай тебе скажет, правду ли я говорила.
Наташа, как подстреленный, загнанный зверь смотрит на приближающихся собак и охотников, смотрела то на того, то на другого.
– Наталья Ильинична, – начал Пьер, опустив глаза и испытывая чувство жалости к ней и отвращения к той операции, которую он должен был делать, – правда это или не правда, это для вас должно быть всё равно, потому что…
– Так это не правда, что он женат!
– Нет, это правда.
– Он женат был и давно? – спросила она, – честное слово?
Пьер дал ей честное слово.
– Он здесь еще? – спросила она быстро.
– Да, я его сейчас видел.
Она очевидно была не в силах говорить и делала руками знаки, чтобы оставили ее.


Пьер не остался обедать, а тотчас же вышел из комнаты и уехал. Он поехал отыскивать по городу Анатоля Курагина, при мысли о котором теперь вся кровь у него приливала к сердцу и он испытывал затруднение переводить дыхание. На горах, у цыган, у Comoneno – его не было. Пьер поехал в клуб.
В клубе всё шло своим обыкновенным порядком: гости, съехавшиеся обедать, сидели группами и здоровались с Пьером и говорили о городских новостях. Лакей, поздоровавшись с ним, доложил ему, зная его знакомство и привычки, что место ему оставлено в маленькой столовой, что князь Михаил Захарыч в библиотеке, а Павел Тимофеич не приезжали еще. Один из знакомых Пьера между разговором о погоде спросил у него, слышал ли он о похищении Курагиным Ростовой, про которое говорят в городе, правда ли это? Пьер, засмеявшись, сказал, что это вздор, потому что он сейчас только от Ростовых. Он спрашивал у всех про Анатоля; ему сказал один, что не приезжал еще, другой, что он будет обедать нынче. Пьеру странно было смотреть на эту спокойную, равнодушную толпу людей, не знавшую того, что делалось у него в душе. Он прошелся по зале, дождался пока все съехались, и не дождавшись Анатоля, не стал обедать и поехал домой.
Анатоль, которого он искал, в этот день обедал у Долохова и совещался с ним о том, как поправить испорченное дело. Ему казалось необходимо увидаться с Ростовой. Вечером он поехал к сестре, чтобы переговорить с ней о средствах устроить это свидание. Когда Пьер, тщетно объездив всю Москву, вернулся домой, камердинер доложил ему, что князь Анатоль Васильич у графини. Гостиная графини была полна гостей.
Пьер не здороваясь с женою, которую он не видал после приезда (она больше чем когда нибудь ненавистна была ему в эту минуту), вошел в гостиную и увидав Анатоля подошел к нему.
– Ah, Pierre, – сказала графиня, подходя к мужу. – Ты не знаешь в каком положении наш Анатоль… – Она остановилась, увидав в опущенной низко голове мужа, в его блестящих глазах, в его решительной походке то страшное выражение бешенства и силы, которое она знала и испытала на себе после дуэли с Долоховым.
– Где вы – там разврат, зло, – сказал Пьер жене. – Анатоль, пойдемте, мне надо поговорить с вами, – сказал он по французски.
Анатоль оглянулся на сестру и покорно встал, готовый следовать за Пьером.
Пьер, взяв его за руку, дернул к себе и пошел из комнаты.
– Si vous vous permettez dans mon salon, [Если вы позволите себе в моей гостиной,] – шопотом проговорила Элен; но Пьер, не отвечая ей вышел из комнаты.
Анатоль шел за ним обычной, молодцоватой походкой. Но на лице его было заметно беспокойство.
Войдя в свой кабинет, Пьер затворил дверь и обратился к Анатолю, не глядя на него.
– Вы обещали графине Ростовой жениться на ней и хотели увезти ее?
– Мой милый, – отвечал Анатоль по французски (как и шел весь разговор), я не считаю себя обязанным отвечать на допросы, делаемые в таком тоне.
Лицо Пьера, и прежде бледное, исказилось бешенством. Он схватил своей большой рукой Анатоля за воротник мундира и стал трясти из стороны в сторону до тех пор, пока лицо Анатоля не приняло достаточное выражение испуга.
– Когда я говорю, что мне надо говорить с вами… – повторял Пьер.
– Ну что, это глупо. А? – сказал Анатоль, ощупывая оторванную с сукном пуговицу воротника.
– Вы негодяй и мерзавец, и не знаю, что меня воздерживает от удовольствия разможжить вам голову вот этим, – говорил Пьер, – выражаясь так искусственно потому, что он говорил по французски. Он взял в руку тяжелое пресспапье и угрожающе поднял и тотчас же торопливо положил его на место.
– Обещали вы ей жениться?
– Я, я, я не думал; впрочем я никогда не обещался, потому что…
Пьер перебил его. – Есть у вас письма ее? Есть у вас письма? – повторял Пьер, подвигаясь к Анатолю.
Анатоль взглянул на него и тотчас же, засунув руку в карман, достал бумажник.
Пьер взял подаваемое ему письмо и оттолкнув стоявший на дороге стол повалился на диван.
– Je ne serai pas violent, ne craignez rien, [Не бойтесь, я насилия не употреблю,] – сказал Пьер, отвечая на испуганный жест Анатоля. – Письма – раз, – сказал Пьер, как будто повторяя урок для самого себя. – Второе, – после минутного молчания продолжал он, опять вставая и начиная ходить, – вы завтра должны уехать из Москвы.
– Но как же я могу…
– Третье, – не слушая его, продолжал Пьер, – вы никогда ни слова не должны говорить о том, что было между вами и графиней. Этого, я знаю, я не могу запретить вам, но ежели в вас есть искра совести… – Пьер несколько раз молча прошел по комнате. Анатоль сидел у стола и нахмурившись кусал себе губы.
– Вы не можете не понять наконец, что кроме вашего удовольствия есть счастье, спокойствие других людей, что вы губите целую жизнь из того, что вам хочется веселиться. Забавляйтесь с женщинами подобными моей супруге – с этими вы в своем праве, они знают, чего вы хотите от них. Они вооружены против вас тем же опытом разврата; но обещать девушке жениться на ней… обмануть, украсть… Как вы не понимаете, что это так же подло, как прибить старика или ребенка!…
Пьер замолчал и взглянул на Анатоля уже не гневным, но вопросительным взглядом.
– Этого я не знаю. А? – сказал Анатоль, ободряясь по мере того, как Пьер преодолевал свой гнев. – Этого я не знаю и знать не хочу, – сказал он, не глядя на Пьера и с легким дрожанием нижней челюсти, – но вы сказали мне такие слова: подло и тому подобное, которые я comme un homme d'honneur [как честный человек] никому не позволю.
Пьер с удивлением посмотрел на него, не в силах понять, чего ему было нужно.
– Хотя это и было с глазу на глаз, – продолжал Анатоль, – но я не могу…
– Что ж, вам нужно удовлетворение? – насмешливо сказал Пьер.
– По крайней мере вы можете взять назад свои слова. А? Ежели вы хотите, чтоб я исполнил ваши желанья. А?
– Беру, беру назад, – проговорил Пьер и прошу вас извинить меня. Пьер взглянул невольно на оторванную пуговицу. – И денег, ежели вам нужно на дорогу. – Анатоль улыбнулся.
Это выражение робкой и подлой улыбки, знакомой ему по жене, взорвало Пьера.
– О, подлая, бессердечная порода! – проговорил он и вышел из комнаты.
На другой день Анатоль уехал в Петербург.


Пьер поехал к Марье Дмитриевне, чтобы сообщить об исполнении ее желанья – об изгнании Курагина из Москвы. Весь дом был в страхе и волнении. Наташа была очень больна, и, как Марья Дмитриевна под секретом сказала ему, она в ту же ночь, как ей было объявлено, что Анатоль женат, отравилась мышьяком, который она тихонько достала. Проглотив его немного, она так испугалась, что разбудила Соню и объявила ей то, что она сделала. Во время были приняты нужные меры против яда, и теперь она была вне опасности; но всё таки слаба так, что нельзя было думать везти ее в деревню и послано было за графиней. Пьер видел растерянного графа и заплаканную Соню, но не мог видеть Наташи.