Долгоруков, Юрий Алексеевич (боярин)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Юрий Алексеевич Долгоруков
Софроний Алексеевич Долгоруков
Дата рождения:

1602(1602)

Место рождения:

Москва?

Дата смерти:

15 мая 1682(1682-05-15)

Место смерти:

Москва

Отец:

Алексей Григорьевич Чертёнок Долгоруков

Мать:

Пелагея Петровна Буйносова-Ростовская

Супруга:

1) Елена Васильевна Морозова

2) Евдокия Петровна Пожарская

Дети:

Михаил Юрьевич Долгоруков

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Князь Ю́рий Алексе́евич Долгору́ков (настоящее имя — Софроний; Юрий — семейное прозвище) (ок. 1610, Москва (?) — 15 мая 1682 (убит 16 мая 1682)[1]) — русский государственный деятель, родственник боярина Б. И. Морозова по женской линии и Милославских[2]. Старший сын воеводы князя Алексея Григорьевича Чертёнка Долгорукова (ум. 1646) и Пелагеи Петровны Буйносовой-Ростовской.





Биография

Начал службу в 1627 году стольником, с 1643 года — воевода в Венёве[2].

25 сентября[1] (25 ноября) 1648 года пожалован в бояре и участвовал в составлении Соборного уложения 1649 года, с 1648 года — первый судья Приказа сыскных дел, с 1651 года — Пушкарского приказа[2].

Воевода в Путивле, судья Сыскного приказа (1648—1653 — 1654 и вновь в 1676—1680 гг.), Пушкарского приказа (1650—1661, 1677—1680), приказа Казанского дворца (1663—1670, 1679), Хлебного приказа (1676—1678), Устюжской чети (1676—1680), Стрелецкого (1676—1682) и соединённой с ним Костромской чети, Счётного (1678), Денежного сбора и Доимочного (1680—1682)[1].

Достижения

Будучи воеводой, одержал ряд побед во время русско-польской войны 1654—1667 годов, в том числе в битве под Верками. 1 августа 1670 года возглавил войска, действовавшие в районе Арзамаса и Нижнего Новгорода против отрядов Степана Разина, которым нанёс тяжёлое поражение.

Был близок к царю Алексею Михайловичу, который назначил его опекуном над малолетним сыном Фёдором, но Долгоруков отказался от опекунства в пользу своего сына Михаила Юрьевича[2].

Смерть

Убит вместе с сыном во время восстания стрельцов в Москве в 1682 году[2].

Семья

Юрий Алексеевич Долгоруков был дважды женат. Его первой женой стала Елена Васильевна Морозова (о. 1610—1666), дочь боярина Василия Петровича Морозова. Дети:

Вторично женился на княжне Евдокии Петровне Пожарской (ум. 1671), дочери князя Петра Дмитриевича Пожарского.

Напишите отзыв о статье "Долгоруков, Юрий Алексеевич (боярин)"

Примечания

  1. 1 2 3 [www.vostlit.info/Texts/rus6/Nevill/primtext3.phtml Комментарии.]
  2. 1 2 3 4 5 Советская историческая энциклопедия. 1964. Т. 5, стр. 278—279

См. также

Литература

Источник

  • [www.vostlit.info/Texts/rus6/Nevill/primtext3.phtml Комментарии.]


Отрывок, характеризующий Долгоруков, Юрий Алексеевич (боярин)


В Лысых Горах, имении князя Николая Андреевича Болконского, ожидали с каждым днем приезда молодого князя Андрея с княгиней; но ожидание не нарушало стройного порядка, по которому шла жизнь в доме старого князя. Генерал аншеф князь Николай Андреевич, по прозванию в обществе le roi de Prusse, [король прусский,] с того времени, как при Павле был сослан в деревню, жил безвыездно в своих Лысых Горах с дочерью, княжною Марьей, и при ней компаньонкой, m lle Bourienne. [мадмуазель Бурьен.] И в новое царствование, хотя ему и был разрешен въезд в столицы, он также продолжал безвыездно жить в деревне, говоря, что ежели кому его нужно, то тот и от Москвы полтораста верст доедет до Лысых Гор, а что ему никого и ничего не нужно. Он говорил, что есть только два источника людских пороков: праздность и суеверие, и что есть только две добродетели: деятельность и ум. Он сам занимался воспитанием своей дочери и, чтобы развивать в ней обе главные добродетели, до двадцати лет давал ей уроки алгебры и геометрии и распределял всю ее жизнь в беспрерывных занятиях. Сам он постоянно был занят то писанием своих мемуаров, то выкладками из высшей математики, то точением табакерок на станке, то работой в саду и наблюдением над постройками, которые не прекращались в его имении. Так как главное условие для деятельности есть порядок, то и порядок в его образе жизни был доведен до последней степени точности. Его выходы к столу совершались при одних и тех же неизменных условиях, и не только в один и тот же час, но и минуту. С людьми, окружавшими его, от дочери до слуг, князь был резок и неизменно требователен, и потому, не быв жестоким, он возбуждал к себе страх и почтительность, каких не легко мог бы добиться самый жестокий человек. Несмотря на то, что он был в отставке и не имел теперь никакого значения в государственных делах, каждый начальник той губернии, где было имение князя, считал своим долгом являться к нему и точно так же, как архитектор, садовник или княжна Марья, дожидался назначенного часа выхода князя в высокой официантской. И каждый в этой официантской испытывал то же чувство почтительности и даже страха, в то время как отворялась громадно высокая дверь кабинета и показывалась в напудренном парике невысокая фигурка старика, с маленькими сухими ручками и серыми висячими бровями, иногда, как он насупливался, застилавшими блеск умных и точно молодых блестящих глаз.
В день приезда молодых, утром, по обыкновению, княжна Марья в урочный час входила для утреннего приветствия в официантскую и со страхом крестилась и читала внутренно молитву. Каждый день она входила и каждый день молилась о том, чтобы это ежедневное свидание сошло благополучно.
Сидевший в официантской пудреный старик слуга тихим движением встал и шопотом доложил: «Пожалуйте».
Из за двери слышались равномерные звуки станка. Княжна робко потянула за легко и плавно отворяющуюся дверь и остановилась у входа. Князь работал за станком и, оглянувшись, продолжал свое дело.
Огромный кабинет был наполнен вещами, очевидно, беспрестанно употребляемыми. Большой стол, на котором лежали книги и планы, высокие стеклянные шкафы библиотеки с ключами в дверцах, высокий стол для писания в стоячем положении, на котором лежала открытая тетрадь, токарный станок, с разложенными инструментами и с рассыпанными кругом стружками, – всё выказывало постоянную, разнообразную и порядочную деятельность. По движениям небольшой ноги, обутой в татарский, шитый серебром, сапожок, по твердому налеганию жилистой, сухощавой руки видна была в князе еще упорная и много выдерживающая сила свежей старости. Сделав несколько кругов, он снял ногу с педали станка, обтер стамеску, кинул ее в кожаный карман, приделанный к станку, и, подойдя к столу, подозвал дочь. Он никогда не благословлял своих детей и только, подставив ей щетинистую, еще небритую нынче щеку, сказал, строго и вместе с тем внимательно нежно оглядев ее: