Доллар Джона Кеннеди

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Доллар Джона Кеннеди — партия банкнот казначейства США серии 1963 года, выпущенных в обращение министерством финансов США во время президентства Джона Кеннеди. Сторонники теории заговора, гласящей о попытке Дж. Кеннеди начать выпуск банкнот в обход Федерального Резерва, ошибочно связывают выпуск этих банкнот казначейства США с приказом № 11110.





История выпуска

4 июня 1963 года Джон Кеннеди подписал указ № 11110 (англ. Executive Order 11110), согласно которому право Президента США принимать решения о выпуске серебряных сертификатов было возвращено министерству финансов США. Перед этим министерство финансов США потеряло это право в результате принятия закона 88-36, отменившего Silver Purchase Act of 1934, и подписанного Дж. Кеннеди в тот же день, что и приказ № 11110.

На «долларах Кеннеди», как и на всех других предыдущих сериях банкнот казначейства США, вместо надписи «Federal Reserve Note» присутствует надпись «United States Note», печать и серийный номер отпечатаны красной краской, а не зелёной. Серебряные сертификаты, в то же время, имеют надпись «Silver Certificate», печать и серийный номер отпечатаны синей краской. После приказа № 11110 не было напечатано ни одной новой серии серебряных сертификатов.

В действительности эмиссии банкнот казначейства «United States Note» производились регулярно, начиная с 1862 года,[1][2][неавторитетный источник? 2745 дней] в том числе — малых купюр в 1928, 1953, 1963 и 1966 годах, последняя — после Кеннеди, причём с номиналом 100$[3][неавторитетный источник? 2745 дней]. Год, обозначенный на купюре — это год выпуска не самой купюры, а лишь её образца, то есть год изменения дизайна. Сами купюры выпускались по мере надобности и много позже.

Исполнительный приказ № 11110

Исполнительный приказ № 11110[4] — Поправка исполнительного приказа № 10289 с внесенными поправками, касательно выполнения определенных функций влияющих на министерство финансов

4 июня 1963 г.

В силу данных мне полномочий статьей 301 главы 3 Кодекса США приказываю следующее:

Раздел 1. Исполнительный приказ № 10289 от 19 сентября 1951 г. с внесенными поправками настоящим далее изменяется --

(a) добавлением в конец параграфа 1 следующего подпараграфа (j):

«(j) Полномочия, данные Президенту параграфом (b) раздела 43 акта от 12 мая 1933 г. с поправками (31 U.S.C. 821 (b)), выпускать серебряные сертификаты против серебряных слитков, серебра, или стандартных серебряных долларов в Казначействе, не удерживаемых для погашения любых выпущенных серебряных сертификатов, предписывать нарицательную стоимость таких серебряных сертификатов, и чеканить стандартные серебряные доллары и разменные серебряные деньги для их погашения» и

(b) аннулированием подпараграфов (b) и (c) параграфа 2.

Раздел 2. Дополнение, сделанное данным Приказом, не влияет на совершенные акты или права, вступающие или вступившие в силу, или на текущие или начатые процессы в гражданском или криминальном судопроизводстве до даты данного Приказа, но вся ответственность сохраняется и может быть принужденной до момента принятия данных поправок.

Джон Ф. Кеннеди

Белый Дом

См. также

Напишите отзыв о статье "Доллар Джона Кеннеди"

Примечания

  1. [memory.loc.gov/cgi-bin/ampage?collId=llsl&fileName=012/llsl012.db&recNum=0376 The First Legal Tender Act of 1862]
  2. [www.fox-notes.ru/img/usa_a2_1862.htm Каталог бумажных денежных знаков США. Legal tender issue (United States Notes), large size, выпуски 1862—1878]
  3. [www.fox-notes.ru/img/usa_d1.htm Каталог бумажных денежных знаков США. United States Notes, small size, выпуски 1928—1966]
  4. [www.presidency.ucsb.edu/ws/?pid=59049 John F. Kennedy: Executive Order 11110 — Amendment of Executive Order No. 10289 as Amended, Relating to the Performance of Certain Functions Affecting the Department of the Tr …]

Ссылки

  • [www.coinsite.com/content/articles/redsealstory.asp The Story of Red Seal, United States Bank Notes]
  • [moneyfactory.gov/historicallegislation.html Riegle Improvement Act of 1994]

Отрывок, характеризующий Доллар Джона Кеннеди

– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.

Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»